Мне нужно, чтобы ты ненавидела меня (ЛП) - "Дженисес" - Страница 57

Я не могу ясно мыслить. Я повсюду — застряла в кошмаре, не в силах вырваться. Мои слезы жаждут вырваться наружу, а уши разрываются от стука моего бьющегося сердца. Внутри меня идет война. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки и сдерживаю слезы.

Эйс падает на колени перед дверью. — Калла, мне так жаль. Я сделаю все, что угодно. Я сдамся… во что бы то не стало.

Мое сердце сжимается при виде него. Я пытаюсь проглотить комок в горле, но он не проходит. Я никогда не думала, что увижу Эйса в таком положении. Конечно, не тогда, когда я впервые встретила его. Я говорю себе продолжать дышать. Это все, что я могу сделать.

Мои ноги движутся к нему. Я кладу руку ему на щеку, наслаждаясь этим моментом — это последний раз, когда я позволяю себе это сделать. Его тепло под моими прикосновениями наэлектризовывает меня. Его полные сожаления глаза находят мои, и он кладет свою руку поверх моей.

— Ты не плохой человек. Ты просто поступил плохо. Ты совершил преступление. Я не думаю, что, сдавшись полиции, ты чего-то добьешься. Ты и так достаточно страдаешь, — я имею в виду каждое произнесенное слово. У меня была вся ночь, чтобы подумать об этом, но от этого не легче, наоборот, — и я не ненавижу тебя… Но я не могу быть с тобой. Я не могу тебя видеть. Я не могу быть твоим другом. Каждый раз, когда я буду смотреть на тебя, я буду видеть человека, который забрал мою маму. Я не хочу презирать тебя, потому что то, что у нас было, было хорошим, даже если все это было построено на лжи.

Я доверяла ему больше, чем кому-либо другому. Эйс знал все это время. Знал меня, знал, что он сделал. И все же он позволил мне впасть в отчаянье.

Дыши. Вдох. Выдох.

— Калла… все было по-настоящему. Ты и я, мы настоящие… — начинает он, но я качаю головой.

Он ничего не может сказать, что могло бы это изменить. Нет никаких действий, которые можно было бы предпринять, чтобы исправить это. И в этот момент я ничего так не хочу, как повернуть время вспять.

Я убираю руку с его щеки и заставляю себя поставить одну ногу перед другой. Я направляюсь к двери, оставляя Эйса на коленях умолять о прощении. Я не думаю, что когда-нибудь в своей жизни столкнусь с чем-то более трудным.

Это до тех пор, пока я не слышу три слова, которые заставляют мое сердце сжиматься в груди. От них у меня перехватывает дыхание. Они почти заставляют меня остановиться и вернуться назад.

Почти.

— Я люблю тебя, — говорит Эйс.

Слезы, которые я сдерживала, текут по моим щекам и не останавливаются. Сколько раз может разбиться сердце? Было ли моё когда-нибудь целым с самого начала?

Я ничего не могу сделать, чтобы облегчить эту боль. Мое сердце вырвали из груди и раздавили. Я пытаюсь успокоиться, пока не выхожу из этого проклятого дома, жалея, что вообще сюда приехала. Желая, чтобы я осталась дома с папой, веря, что человек, который забрал мою маму — монстр. Потому что это, знание того, что Эйс был водителем, причиняет мне боль больше, чем что-либо когда-либо.

Мое зрение затуманено, и я не знаю, куда иду. Все, что я знаю, это то, что мне нужно убраться от него как можно дальше. Но безнадежно убегать от чувств, которые разрывают меня на части кусочек за кусочком.

Улицы пусты, лишь изредка в мою сторону светят фары. Я продолжаю идти, ставя одну ногу перед другой, позволяя своему разуму разгуляться. Думаю, о каждой подсказке, которую я упустила прошлой осенью, обо всем, что привело к этому. Как я могла так сильно ослабить бдительность? Как я влюбилась в человека, которого ненавидела последние два года?

Не осознавая, что направляюсь в этом направлении, я оказываюсь перед домом Мии. Мне больше некуда идти. Я не могу пойти домой к отцу, потому что он поймет, что что-то не так, и рассказ ему об Эйсе, обо всем, принесет больше вреда, чем пользы. Может быть, мое суждение затуманено тревожными мыслями об Эйсе и о том, что я чувствую к нему, даже после того, как узнала правду.

— Малышка, — Миа открывает дверь. Ее глаза пристально смотрят на меня, — о, нет, — она обнимает меня, и это то, что заставляет меня полностью сломаться. Рыдания вырываются из глубины моей груди, и мне кажется, что я не могу набрать достаточно воздуха в легкие.

— Дыши, дыши, — Миа гладит меня по спине и сжимает еще крепче.

Я никогда раньше так не плакала. Я тону в собственных слезах, и никто не может вытащить меня на поверхность.

— Мне… некуда идти, — мне удается произнести эти слова в перерывах между рыданиями.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно. Давай, давай сойдем с крыльца, — Миа ведет меня внутрь и в свою комнату, — я принесу тебе стакан воды, — она поворачивается, чтобы направиться на кухню.

— Я люблю его, — признаюсь я вслух, не уверенная, говорю ли я сама с собой или с Мией.

Она поворачивается ко мне и берет меня за руку. — Я знаю.

— Но я не могу быть с ним, — я пытаюсь убедить себя, потому что все, что я хочу сделать прямо сейчас, это притвориться, что это не реально. Я хочу верить, что Эйс не тот, кто забрал у меня мою маму.

— Нет. Ты не можешь полагаться на то, что он исцелит тебя, когда он тот, кто сломал тебя.

И я думаю, что это то, чем я занималась. Я потеряла частичку себя, когда умерла моя мать. Эйс починил эту деталь, когда вошел в мою жизнь, или, по крайней мере, я думала, что он это сделал. Оказывается, он был тем самым, кто забрал ее в первую очередь. В конце концов, никто не может исцелить меня, кроме меня самой, независимо от того, насколько прочна сила любви.

Я сворачиваюсь калачиком на кровати Мии и плачу. Я плачу по девушке, которая думала, что ей наконец-то стало лучше. Я плачу по парню, который так же сломлен, как и я, и сделал неправильный выбор. Я плачу по своему отцу, который никогда не узнает, кто отнял жизнь у его жены. И, наконец, я плачу из-за всего, во что я когда-либо верила.

2 месяца спустя

Говорят, время излечит все раны, но сколько времени достаточно, чтобы залечить мои бесчисленные раны? Или я безнадежна, так как время не имеет значения? Возможно, мне придется смириться с тем фактом, что не каждый получит пластырь или лекарство от своих поражений. И даже если они это сделают, шрам останется навсегда. Напоминание в виде искаженной памяти о том, с чем вы когда-то столкнулись, врезается в вашу душу.

За последние два месяца я почти не выходила на улицу, и единственные люди, с которыми я нормально разговаривал — это Миа и, иногда, Броуди. Но он мало говорит, а когда говорит, то напряженно и расплывчато. Я не хочу напряженного и расплывчатого. Почему в кои-то веки ничто не может быть откровенным и прямолинейным?

Эйс уехал в университет Палм-Вэлли, который находится более чем в четырех часах езды отсюда. Хорошо для него. Это еще раз подтвердило, что я приняла правильное решение для нас обоих. Воспользовался бы он этой возможностью, если бы я приняла решение остаться с ним? Позволила бы я ему пожертвовать своим будущим ради меня?

Бессмысленно думать об альтернативных реальностях и о том, что могло бы произойти вместо того, что произошло. Я сделала свой выбор и буду его придерживаться.

Эйс неплохой человек — я всегда это знала. С первой нашей встречи его энергия излучала теплый свет, затуманенный окружающей его тьмой. Он принял серьезное решение в возрасте семнадцати лет и с тех пор страдает из-за этого каждый день. Но одно дело простить, а другое — забыть. Со временем я смогу простить Эйса, но я никогда не смогу забыть. Как я могу?

Миа предложила мне остаться с ней и Броуди до конца учебы. Сначала я колебалась. Я не хотела вмешиваться, а два с половиной года — это долгий срок, чтобы жить с кем-то. Но у них была свободная комната, и я убедила их позволить мне платить за аренду. Каким-то образом это заставило меня чувствовать себя лучше вместо того, чтобы жить там бесплатно.

Я сосредоточилась на своей работе и учебе. Я сдала все свои задания вовремя и потратила дополнительные часы на учебу. Мне также предложили должность редактора университетской газеты. Очевидно, у предыдущего редактора были другие обязанности, и декан, мистер Хоули, был впечатлен моими усилиями. Он сказал, что я была самым преданным учеником, которого он когда-либо встречал, особенно на первом курсе.