Мне нужно, чтобы ты ненавидела меня (ЛП) - "Дженисес" - Страница 32

Я дергаю его за волосы, возвращая его к своему лицу. Он снимает футболку прежде, чем у меня появляется возможность сделать это. Я обожаю чувствовать его теплую кожу на своей, и мне нравится целовать его. Я люблю целоваться с Эйсом.

Я сажусь на него верхом, его пальцы у меня между ног. Губы Эйса не отрываются от моих, но ему все же удается пробормотать кое-что. — Калла, ты невероятна.

Двигая бедрами взад и вперед на его руке, я устанавливаю свою собственную скорость. Его губы изгибаются в улыбке, пока он смотрит на меня с тоской, а его пальцы играют с моим соском, сводя все мои ощущения с ума. Его язык заполняет мой рот, и я теряюсь в нем.

Никогда я не делала ничего подобного. Это почти так же, как если бы я была другим человеком, когда я с Эйсом — более уверенным в себе. Он успокаивает мою душу и возвращает меня к жизни. Я никогда не чувствовала себя более уверенно ни с кем, включая саму себя.

Эрекция Эйса впивается в мою ногу, и глубокий стон из глубины его горла сталкивается с моими стонами. Его средний палец двигается внутри меня, изгибаясь, когда его большой палец кружит вокруг моего клитора, и я выгибаю бедра, чтобы соответствовать его ритму.

— Вот так, оседлай мою руку, — шепчет он у моей шеи, и это все, что мне нужно, чтобы впиться ногтями в его плечо и откинуть голову назад.

— Эйс, — стону я его имя, и он опускает рот к моей челюсти, моей шее, моей груди, в то время как я испытываю чистое возбуждение, проносящееся по моему телу. Наконец, моя голова падает ему на плечо, и я тяжело дышу, переводя дыхание.

— Это было…

— Хорошо? — задыхаясь, спрашиваю я.

Он смеется. Его горячее дыхание касается изгиба моей шеи ниже уха. — Нет — заманчиво. Ты чертовски соблазнительна, Калла, — он нежно целует меня в плечо.

Обе мои руки находят пояс его джинсов, но он ловит мои пальцы. — Не сегодня, не так.

И я знаю, что он имеет в виду. Не тогда, когда мой отец в больнице. Не тогда, когда я открыла ему больше, чем кому-либо за последние два года. Он целует меня в губы, отвлекая от моих мыслей.

Мы разговариваем, кажется, часами, пока он пропускает мои волосы между пальцами. Я почти засыпаю у него на груди, но заставляю свои глаза оставаться открытыми, подавляя зевоту. Я не могу позволить этому прекрасному моменту закончиться.

— Эйс? — говорю я, когда мы погружаемся в наше безопасное молчание.

— Что?

— Почему ты возненавидел меня, когда мы впервые встретились? — этот вопрос не давал мне покоя уже несколько недель.

Он напрягается и несколько минут не отвечает. — Все как раз наоборот.

— Я не ненавидела тебя. Я не ненавижу тебя, — говорю я, сбитая с толку его ответом.

— Мне нужно, чтобы ты ненавидела меня, — пальцы Эйса скользят по моей обнаженной спине.

— Почему? — спрашиваю я, но больше не могу держать глаза открытыми. Я проваливаюсь в темноту, и у меня нет ни единого сна.

Я просыпаюсь, когда солнце пробивается сквозь занавески. Воспоминание о прошлой ночи заполняет мою память, но Эйс исчез. Я проверяю свой телефон, и там есть сообщение от него, пришедшее в пяти утра.

Извини, мне нужно было уехать. Я позвоню тебе.

Я не знаю, должна ли я ответить на его сообщение… Расстроена ли я, что он просто ушел, не разбудив меня? Одеваясь, я завариваю чашку кофе и выбегаю за дверь, чтобы забрать отца из больницы. Единственное, что у меня на уме — это Эйс и то, как он заставил меня чувствовать себя прошлой ночью, как никто другой раньше. Все, что с ним связано, в значительной степени интимно и искренне.

Следующие пару дней я провожу время со своим отцом. Доктор сообщает нам, что маловероятно, что случится еще один сердечный приступ. Мой папа заботится о себе, у него прекрасное здоровье.

— Спасибо, что приехала, Калс, но ты можешь сама убедиться, что я в порядке, — мой папа целует меня в макушку в свой первый рабочий день.

Я не звонила Эйсу и не писала ему сообщение — он сказал, что позвонит мне. Я не решаюсь взять дело в свои руки и показаться нуждающейся девушкой, потому что я не являюсь ни тем, ни другим. Каждую ночь, когда я лежу в своей постели, воспоминания о том, что произошло несколько дней назад, повторяются. Зависимость, о существовании которой я и не подозревала.

К пятнице Эйс все еще не позвонил. Сегодня тот день, когда я возвращаюсь в университет. Нет смысла оставаться. Все, что я делала, это сидела дома, пока мой отец ходил на работу. Кажется, с ним все в порядке, но все равно трудно его оставить. Я собираю свою сумку и, для решимости, так же бросаю туда мамины дневники.

Дорога обратно к дому проходит быстро, может быть, потому, что мне не терпится увидеть Эйса. Мы не разговаривали несколько дней. Он передумал насчет того, что бы это ни было? Я бы не удивилась, если бы он это сделал.

Мои шины хрустят по гравию, когда я паркую машину перед домом. Лив и Зака здесь нет, но мотоцикл Эйса стоит у входа. Сделав глубокий вдох, я заглушаю двигатель и вылезаю из машины. Я вставляю ключ в замок входной двери и поворачиваю ручку. Когда дверь открывается, тревожный шум из спальни Эйса заставляет мой желудок сжаться.

Моя спортивная сумка с громким стуком падает у меня из рук на землю, и я бросаюсь в его комнату. Поворачивая дверную ручку, я вздыхаю с облегчением, обнаружив, что она не заперта. Я чертовски уверена, что не хотела пытаться вышибить дверь. Возможно ли это вообще? В фильмах это кажется таким легким делом.

Все в его комнате — катастрофа. Его книги разбросаны по земле, в то время как его книжный шкаф находится в другом положении, а его рабочее кресло развалилось на куски. Такое впечатление, что по его комнате пробежал дикий зверь. Но Эйса здесь нет.

Я иду на звук бьющегося стекла в ванную, поворачиваю ручку и задерживаю дыхание. Не зная, чего ожидать, мои руки дрожат. Мои глаза расширяются, а губы приоткрываются, когда дверь распахивается. Сцена разворачивается прямо передо мной.

Там так много крови, но это не то, что меня пугает. Эйс несколько раз бьет кулаком по разбитому зеркалу в ванной. Его костяшки пальцев кровоточат до такой степени, что я не думаю, что он вообще это чувствует. В его глазах нет никаких эмоций, только полное ничто. Я предполагаю, что у него один из эпизодов, о которых он мне рассказывал, но я также помню, как Лив уверяла меня, что они у него теперь не часто бывают.

Бросившись к нему, я положила руку ему на плечо. — Эйс, — как будто он вообще меня не слышит. Он снова и снова бьёт кулаком, и сталкивается с уже разбитым зеркалом.

Кровь размазана по осколкам и стекает по костяшкам его пальцев. — Эйс, остановись, пожалуйста! — я кричу, но ничего. Слезы наворачиваются на мои глаза. Я беспомощна и нахожусь под давлением, я не знаю, что делать. Изнурительно наблюдать, как он причиняет себе боль, даже не осознавая этого. Все мое тело сотрясается.

Я делаю единственное, что приходит мне в голову. Я слегка толкаю Эйса, чтобы встать между ним и зеркалом. Я закрываю глаза и жду. Чего я жду? Он не причинит мне вреда. Он только хочет навредить себе.

Я медленно открываю глаза, и он пристально смотрит на меня. Вместо пустоты в них гнев, и я испытываю облегчение оттого, что в чистой тьме его серых глаз есть хоть какие-то эмоции.

— Какого хрена ты это сделала? — рычит он. Его челюсть сжимается.

— У тебя идет кровь, — мой голос едва слышен, когда я осторожно касаюсь его руки.

Он отшатывается. — Калла, я мог бы, черт возьми, причинить тебе боль, а ты беспокоишься о царапине?

Это не царапина. У Эйса полностью разбиты костяшки пальцев на одной руке, и меня не волнует, что он этого не чувствует, он устроил беспорядок на полу в ванной. Лив не будет слишком довольна тем хаосом, который он устроил.

— Тебе, наверное, нужно наложить швы, — бормочу я.

— Остановись! Перестань заботиться обо мне. Я гребаный монстр! — он еще раз ударяет костяшками пальцев по зеркалу рядом со мной. Он хочет, чтобы я его боялась. Он хочет, чтобы я бросила его, оставила его стоять там с последствиями его ошибок. Я не сделаю этого. Я даже не вздрагиваю.