Андреевский флаг (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 22

— Тут голимый расчет, Григорий Дмитриевич — человек усердно и правильно трудиться первые пять часов, потом устает и выработка резко падает, хоть забей его батогами насмерть. Ремесленник изделие испортить может — весь труд насмарку пойдет.

— Ну да, такое бывает, но так батоги на это есть — всыпать хорошенько, и поумнеет. И впредь ошибок совершать не будет…

— Палками забьешь — работник пропал, или долго лечить нужно. Если плохо кормить лошадь и бить ее — она сдохнет. Так и человек. Учти, у нас мало людей, и каждый из них Петру Алексеевичу дорог. И негде взять других. Их просто нет хоть тысячу верст в любую сторону пройди. И учти — если работники ослабнут, устанут от работы, то ружье в руках держать не смогут — а нападения татар будут, и скоро.

Павел тяжело вздохнул — ему кое-как удалось убедить царя в том, что прежними методами не стоит управлять при крайней ограниченности людского ресурса. Также было необходимо ввести в будущем всеобщую воинскую повинность на манер казаков — постараться максимально увеличить армию и флот за счет мобилизации. А это диктовало совсем иной уклад жизни и отношение к подданным. Ведь давшие присягу воины уже не крепостные, и тем более не холопы, да и не могут ими быть по определению, к тому же вооруженные и обученные. Как что социальная структура изменится, хотя холопы останутся, но то будут захваченные в плен невольники.

Молодой царь спорил, но все же принял его доводы, хотя Павел видел, что некоторые новшества, ломавшие привычный уклад жизни, были Петру Алексеевичу не по нутру. Но лояльного к заброшенным в прошлое русским населения было мало — Керчь пуста, и трех тысяч народу не наберется — греки да армяне, да немного генуэзцев. Тамани относительно густо населена, но там и воды много, и зелень кругом, в отличие от расположенного на другой стороне пролива безжизненного, выжженного солнцем полуострова. Так что тысяч пятнадцать жителей в Тьмутаракани или Матреге имелось, причем не только христиан, но иудеев, и мусульман — горцев и татар.

Так что требование не только сохранения, но и приумножения населения было главнейшим — без воинов отбиться ни от турок, ни от татар царь просто не сможет, сомнут в два счета. А раб не будет драться за господина, а токмо воин — а к ним иной подход нужен…

— Две сотни работников мне царь даст, домишки им мы построим, пусть огороды для себя разбивают, речка рядом, хотя воды в ней по колено, — Строганов внимательным взглядом окинул местность. — Руду добывать начнем, вот только скажи мне, где лес брать на выжиг угля?! Ни здесь, ни в Тмутаракани я леса вообще не видел, нет его просто. На покупку в Кафе денег нет, да и дорого выйдет, а на Дону рубить нельзя — там строевого леса немного и государь на верфи свои, которые построят, его возьмет. Если только черный «горючий камень», который казаки при нас жгли, ты не удумал на выплавке железа использовать. Ведь так?!

— Именно его — есть там сорта, что пережигаются как древесный уголь, их коксующими называют. Его и добывать будут, часть в кокс превращать и сюда везти на стругах, тут завод ставить нужно. А еще уголь пойдет в печи — пищу варить надобно, да и зимы тут порой холодные — Азовское море тогда полностью замерзает, да и Боспор тоже, с одного берега на другой по льду спокойно переходить можно.

Павел посмотрел на противоположную сторону — за голубой гладью виднелся зеленый клин Таманского полуострова. Вздохнул, царь спихнул на него все что можно — никогда бы не подумал, что станет такими делами заниматься на старости лет.

— Сейчас послов к татарам отправили — если они на нас нападений чинить не станут, то и мы воевать с ними не будем. Возможность для этого есть — Крымский улус от «Большой орды» откололся, и феодоритам в войне с генуэзцами помогал. Да и первый хан Хаджи Герай с ханом Ахматом в распре и ищет союзников. Но тут пусть сам царь и его бояре думают, как полюбовно с крымчаками договорится, а у нас тобою дел по горло. И на Сиваш скоро бригантины со стругами уйдут — там соль черпать нужно, ее много потребно будет. А кроме соли и железной руды брать больше нечего — бедны ископаемыми здешние земли.

Павел тяжело вздохнул, еще раз посмотрел в сторону Керчи — он сильно устал за эти дни. Но царь Петр прав — отпущенное время нужно использовать как можно эффективней, потому что вскоре предстоит вступить в войну с могущественной Оттоманской Портой.

— Нам до крайности нужны люди, железо и хлеб — и ничего у нас пока нет, Григорий Дмитриевич. Так что нужно дружно браться — царь обещал пятую часть выплавленного железа из казны оплачивать, десятину тебе, и десятину мне. Так что, думаю, а не составить ли нам с тобой кумпанство — я ведь царскими мастерскими заведовать поставлен. Твои рудники, мой завод — такое дело лучше сообща поднимать.

— Согласен, Павел Минаевич — одной веревочкой мы теперь связаны. Вот тебе моя рука…

"Именитый гость" Григорий Дмитриевич Строганов, последний, кто собрал все ресурсы династии воедино. Один из богатейших людей России при Петре I.

— Царство пресвитера Иоанна?! Вы оттуда?!

— О нет, я норвежец, и служу царю Петру, командуя его флотом, на моем флагманском корабле вы сейчас пребываете! На кораблях его величества много моряков из Ганзы и северных стран, а также таких искусных корабелов, что могли построить эти корабли, которым в бою нет равных.

Вице-адмирал Крюйс показал рукой на «Скорпион», куда он перенес свой флаг по настоянию «шкипера», который также присутствовал на этой встрече вместе с Меншиковым, но как капитан Петр Михайлов — сидел чуть в стороне, наблюдая за генуэзцами.

А вот «капитан Готии» Франческо де Мари был потрясен, и не скрывал этого. Так получилось, что кроме него на встречу пришли три консула, которые оказались в Кафе — сам Джерардо Ломеллини, прибывший из Солдайи Агостино Новелло и приплывший из Чембало Барнаба Грилло.

— У вас очень много бомбард, я смотрю, сеньор Крюйс! Таких прекрасных кораблей я никогда не видел в своей жизни!

«Капитан Готии», чуть прищурив глаза, рассматривал пять величественных кораблей русской эскадры, каких действительно итальянцы не зрели никогда, как и все в этом времени — все же судостроение середины 15-го столетия и конца 17-го серьезно отличаются. К тому же все семь генуэзских галер могли быть уничтожены пусть не в один миг, но после короткого боя. Да и две каракки, с бортов которых торчали несколько бомбард, не произвели на Крюйса никакого впечатления — артиллерия этого времени была настолько допотопна, что даже старые русские пищали, которые отливали при первом царе династии Романовых Михаиле Федоровиче показались бы ему сейчас верхом совершенства рядом с генуэзскими бомбардами.

После допроса керченского консула, сам город итальянцы именовали Боспоро, и капитанов галер, Крюйс уже прекрасно знал местные расклады. У генуэзцев осталось на Черном море только дюжина галер, и три вооруженных бомбардами каракки, эти воинские и все остальные торговые парусные и гребные суда не представляли серьезной опасности для русского флота. И дело в том, что главным тактическим приемом сейчас был абордаж, и гораздо реже таран — о том, что вражеский корабль можно потопить бомбардами, догадывались лишь немногие. Слишком долгой, на пару часов, была перезарядка этого орудия, склепанного из железных полос, и которое уже вовсю использовалось при штурме городов и замков. Как и при обороне укреплений — во всех генуэзских крепостях в Крыму имелись бомбарды. А генуэзские арбалетчики славились во всех странах как наемная пехота.

А тут только слепой не мог пересчитать пушки в открытых пушечных портах невероятно красивых кораблей, со страхом осознавая, какое пришло бедствие в здешние воды!

«Отворенные врата» произвел «салют» ядрами по воде. Увидев, на каком расстоянии от борта появились всплески, итальянцы побледнели. На них это показательное действие произвело потрясающий эффект. Генуэзцы были отъявленными пиратами, как и венецианцы, последние два века терроризируя всех соседей своими морскими набегами. Проиграв им морскую войну, империя ромеев погибла под ударами османов — у императоров просто не осталось флота, который бы пресек любую попытку турок переправиться на противоположный, западный берег проливов. Так что свой вклад в гибель Византии итальянцы внесли, тогда еще не догадываясь, что тем фактически приговорили свои колонии в Крыму.