Пилот - Оченков Иван Валерьевич - Страница 2

Когда чай прошел по последнему, седьмому, кругу, исчерпав свой потенциал, капитан, донельзя довольный тем, что на этот раз церемония достигла своего благополучного и счастливого финала, как ни в чем не бывало продолжил беседу.

Негромко тренькнул звонок. Слуга вскоре вернулся, держа на небольшом подносе запечатанный бланк телеграммы. Капитан развернул бумагу, быстро пробежал текст глазами. Посмотрел на друзей и неожиданно заговорщицки подмигнул, улыбнувшись.

– Интересные новости. Сам господин генерал оказал высокую честь. Пишет, скоро будет к нам с визитом. Подробности при встрече. Темнит что-то…

– А кто этот важный господин?

– Мой старший брат. Зимин Василий Васильевич, генерал, кавалер и наказной атаман Забайкальского казачьего войска. Скоро сами с ним познакомитесь.

– Кхм… – подавился булочкой Ким, силой своего яркого воображения представивший общение с большим начальством.

– Будь здоров, Виктор, – машинально пожелал ему хозяин дома, откладывая в сторону корреспонденцию. – Надеюсь, вы не забудете про пробежку? Сегодня я занят и, к сожалению, не смогу составить вам компанию.

– Благодарствую, – отозвался молодой человек, но тот его уже не слушал.

Резко, одним движением поднявшись, он едва заметно кивнул друзьям и направился к себе в кабинет. Вскочившие вслед за ним молодые люди отправились переодеваться. Пробежка была их утренним ритуалом. Зимин считал, что бег по утрам помогает упорядочить мысли и как следует разогнать кровь по жилам, а потому безжалостно выгонял своих подопечных на улицу, невзирая при этом на погоду и самочувствие.

Однако в последнее время капитан был так сильно занят, что на посыпанную песком дорожку они в очередной раз вышли только вдвоем.

– Может, ограничимся одним кругом? – на всякий случай спросил Ким.

– Чтобы наверстать вечером? – скептически хмыкнул Март, завязывая шнурок на спортивных туфлях, весьма мало напоминавших кроссовки из его прошлой жизни. – Уволь, у меня есть планы на сегодня.

– Куда ты опять собрался? – подозрительно спросил Витька.

– Наша летно-одаренная группа устраивает вечеринку. Кстати, ты пойдешь?

– Нет, – мрачно буркнул в ответ приятель. – Дел много. Накопилось за неделю. Хочу успеть сегодня разгрести.

– Может, хватит уже дуться?

– Ничего я не дуюсь!

– Ладно, как знаешь. Но, вообще, зря. Будет весело. И к слову, после недавних событий ты довольно популярная личность. Девушки будут разочарованы.

Чтобы не отвечать на столь заманчивое предложение, насупленный Ким побежал, стараясь при этом не сбить дыхание, а следом за ним припустил Март, не оставлявший попыток уговорить товарища.

Надо сказать, что тот не просто капризничал. Дело в том, что в Техническом училище, где осваивал столь полюбившуюся ему профессию оружейника Виктор, учились дети простых матросов и унтеров флота, а также местные ребята, в основном китайцы или такие же, как и Ким, метисы от смешанных браков. Появление вдобавок к ним еще и полукорейца было принято к сведению и в целом осталось не замеченным.

Зато вот в Летной школе, куда поступил Март, ситуация оказалась иной. Среди абитуриентов ее хватало отпрысков офицеров флота, по каким-то причинам не имеющих возможности поступить в Морской корпус или Юнкерское училище, учились там и несколько представителей маньчжурских аристократических семей, принадлежащих к сильнейшему из местных кланов-корпораций – императорскому Айсинь Гьоро. Последние сразу по нескольким причинам и вовсе смотрели на остальных свысока. А корейцев, как выяснилось, просто за людей не считали.

И вот в один прекрасный день, когда Витька по какой-то своей надобности забежал в поисках приятеля в находящееся рядом со школой кафе, он наткнулся на группу курсантов, общавшихся с девицами нетяжелого поведения, постоянно трущимися возле потенциальных клиентов.

– Вы только посмотрите на эту обезьяну! – презрительно прокомментировал его появление Пужэнь – молодой парень с наглым выражением на лице. – Судя по всему, он не знает, что здесь не подают бананы!

Окружавшие его девицы и прихлебатели с готовностью захихикали. Скажи Пужэнь все это по-маньчжурски, Ким его бы не понял, но слова были произнесены на довольно четком русском, пусть и с несколько смешным акцентом…

– А что здесь подают, татарскую[1] конину? – мгновенно отреагировал Витька.

– Что ты сказал? – изумился непривыкший к подобным ответам княжич.

– Или, может быть, монгольский кумыс?

– Да я тебя, – вскинулся далекий потомок завоевателей и кинулся в драку.

Однако, как ни малы были способности Кима, дар помог ему предвидеть атаки своего противника, и, когда в кафе появился Март, его приятель ухитрялся отмахиваться от двух дружков Пужэня, в то время как сам маньчжурский аристократ сидел на полу, зажимая нос, из которого ручьями лилась кровавая юшка.

– Какого черта тут происходит? – оторопело поинтересовался он, но никто не обратил на его слова ни малейшего внимания.

В общем, ему пришлось проявить традиционный русский пацифизм и решительно остановить драку. В смысле встать между дерущимися и бить в лоб всякому, кто не сумел вовремя оценить масштаб его миротворческого порыва. Получалось это у него легко, будто играючи. Так что даже впавшие в боевой раж противники это быстро уяснили, после чего сбавили обороты и перешли к переговорам.

– Как ты смеешь заступаться за эту корейскую дубину? – завопил оскорбленный в лучших чувствах курсант.

– Изволите ли видеть, господин Айсиньгьоро, – хладнокровно отвечал ему Март, – эта «корейская дубина» – мой друг. К тому же он, как и мы с вами, одаренный. Поэтому рекомендовал бы вам и вашим друзьям попридержать языки и руки!

Конфликты с мордобоем случались в их учебном заведении и прежде. Беда была лишь в том, что произошло все в публичном месте, вследствие чего история вышла наружу. Но когда началось расследование, все больше привыкавший к своей новой фамилии Колычев повернул дело так, будто оно касалось только Пужэня и его самого, а Ким и друзья маньчжура были только свидетелями.

– Известно ли вам, что курсант Айсиньгьоро вправе потребовать у вас удовлетворения? – поинтересовался проводивший дознание старший преподаватель летной школы капитан-лейтенант в отставке Сергей Феоктилатович Мигунов.

– Так точно, ваше благородие!

– И что вы намерены предпринять в случае, если вызов воспоследует? – высоко поднял бровь отставник. – Вы, верно, не осведомлены, что маньчжурские аристократы до сих пор основательно изучают фехтование. Местное, разумеется, но все же. Так что на пистолеты можете не рассчитывать.

– Не извольте беспокоиться, – остался бесстрастным Март. – Я справлюсь.

Однако догадывавшийся о способностях нового курсанта Пужэнь не решился воспользоваться своим правом, и конфликт окончился ничем. Это обстоятельство весьма негативно сказалось на репутации княжича. Школьные острословы не придумали ничего лучше, как пустить шуточку «Пужэнь испужен». Зато рейтинг Колычева и Кима среди тех, кто недолюбливал безмерно заносчивого маньчжура, поднялся на недосягаемую высоту.

Но вот с Витькой они впервые в жизни чуть не поссорились. Сначала тот возмутился, что друг его выгораживает. Кроме того, многие ученики летной школы, бывшие, по понятиям выпускника приюта, мажорами, относились к Киму с плохо скрываемым пренебрежением, а Март продолжал с ними общаться. В общем, приятель надулся, замкнулся, почти перестав общаться, и еще больше погрузился в мир стреляющих железяк и учебу.

Целыми днями он пропадал в мастерской, а вечерами корпел над учебниками и наставлениями. Часто он засиживался глубоко за полночь, оставляя для сна два-три часа и компенсируя потери энергии с помощью недавно обретенных способностей. Дома Виктор только завтракал и ужинал. Быстро перехватив еду, убегал, буркнув невнятное «до свиданья».

Постепенно в комнате прибавлялось разного железа, захватанных машинным маслом журналов и книг. Вскоре к ним стали добавляться инструменты. Это наполнило недавно такие светлые и полные морского, йодистого аромата апартаменты запахами механической мастерской, что никак не могло понравиться соседу. Впрочем, до поры до времени он терпел.