Рубиновое пламя (ЛП) - Эндрюс Илона - Страница 13

Мама раскрыла объятия, и мы обнялись. Она поцеловала мои волосы.

Я чуть не заплакала. Она обнимала меня вот так каждый раз, когда моя магия просачивалась, и кто-то терял рассудок из-за одержимости мной. Она обнимала меня и говорила, что все будет хорошо, что с практикой мне станет лучше. Мама всегда верила в меня и не сомневалась.

— Хоть вы с сестрами такие разные, но почему-то одинаковые.

— Почему же?

— Все вы можете заняться всем, чем захотите, если только вам удастся уйти со своего пути. Особенно ты. Каталина, тебе нужно выкинуть лишнее из своей головы. Ты слишком много обо всем думаешь. Поставь себя на рельсы и иди вперед.

— Хорошо, — пообещала я.

Дверь распахнулась, и Арабелла просунула голову внутрь.

— Почему конференц-зал заперт? — Она увидела меня и маму. — У тебя есть время для мамы? Что случилось? Случилось что-то плохое.

— Закрой дверь, — попросила ее мама.

Арабелла отступила и закрыла дверь.

— Ты готова или тебе нужна минутка?

— Я в порядке.

Мама кивнула.

— Вижу. Давай сделаем это.

Вся семья собралась в коридоре, заполнив его от стены до стены.

Леон, высокий, худощавый и темноволосый, с сильным загаром и белозубой улыбкой, прислонился к стене, потому что, если было что подпереть, мой младший двоюродный брат чувствовал себя обязанным это сделать. Рядом с ним Берн, его родной старший брат, более крупный, с широкими плечами и мускулистым телосложением, с волосами, которые летом становились темно-русыми, а зимой светло-каштановыми, обнимал Руну. Ее волосы были ярко-рыжими, глаза зелеными, а кожа такой белой, что мы все дразнили ее за то, что она светится в темноте. Берн держал ноутбук, а Руна — планшет.

Справа, у конференц-зала, Арабелла скрестила руки на груди. Миниатюрная, загорелая, с фигурой песочных часов, моя сестра была одета в черно-белое жаккардовое платье в цветочек с круглым вырезом, приталенной талией и расклешенной юбкой. Она сочетала это с черными лодочками. Ее светлые волосы, которые она недавно покрасила в холодный пепельный оттенок, были уложены на голове в искусно распущенную прическу, которую она называла «самая популярная девушка из приходской школы». Должно быть, сегодня утром у нее была важная деловая встреча.

Позади них бабуля Фрида хмуро смотрела на свой телефон. Она была примерно одного роста с мамой, но они не могли быть более разными. Бабуля Фрида была худощавой с ореолом платиновых кудрей. Ее рабочий комбинезон был испачкан свежим пятном моторной смазки. Мама была крепкой, с кожей кофе хорошо разбавленного молоком, темными волосами и темными глазами, которые становились отстраненными, когда она измеряла расстояние для смертельного выстрела.

Прямо за ними ждал Корнелиус, одетый в легкие брюки от летнего костюма и серый жилет, который с особой точностью облегал его подтянутое тело. Он закатал рукава белой рубашки до локтей. Его светлые волосы были слегка взъерошены. Корнелиус всегда одевался безупречно, но независимо от того, что он надевал, если только повод не был действительно официальным, ему удавалось выглядеть непринужденно. Гас, его массивный черно-подпалый доберман, сидел у его ног. Когда мы познакомились с Корнелиусом и Матильдой, у них был еще один доберман, Банни, но Банни и Матильда были одного возраста, и после многих лет верной службы и игр Банни стал медлительным. Гас был одним из щенков, которых он произвел на свет, и именно поэтому Леон настоял на том, чтобы называть его Гас Баннисан.

Патриция Тафт, начальник службы безопасности, стояла рядом с Корнелиусом. В некотором смысле они были полярными противоположностями. Корнелиус был искусно растрепан и казался неопасным. Все в Патриции было безупречным, от ее темно-каштановых волос, заплетенных во французскую косу, до бежевого брючного костюма, который подчеркивал ее смуглую кожу. Она носила брючный костюм как униформу и излучала уверенность и властность, которые заставляли людей выстраиваться в линию, когда они видели, как она приближается.

Алессандро вышел из своего кабинета, неся пластиковый контейнер с крышкой. Он увидел меня и сделал захватное движение контейнером. Ядвига. Верно.

Я подняла ключ вверх.

— Мне нужно, чтобы вы сформировали шеренгу.

Семья уставилась на меня.

— Вы должны входить в конференц-зал по одному, смотреть, куда ступаете, и проверить свой стул.

Берн повернулся к Леону.

— Что? — невинно захлопал глазами Леон.

— Ты знаешь что, — фыркнул Берн.

— Почему? — спросила мама.

— Потому что очень редкий паук сбежал из своего контейнера этим утром в конференц-зале. Это вымирающий вид. И еще он стоит четверть миллиона долларов.

— Прекрасно, — сказала Арабелла.

— Мои глубочайшие извинения, — с виноватым видом сказал Корнелиус. — Я поговорил с Матильдой.

— Если увидите паука, пожалуйста, не раздавите его. — Я заперла дверь и отступила в сторону. — Кричите, и Алессандро его поймает.

— Я-то точно буду орать, — заметила Руна. — Но не могу гарантировать, что не раздавлю его.

— Постарайся, — посоветовала я.

Семья вошла в конференц-зал. Я ждала крика, но криков не последовало. Алессандро пересек коридор с пластиковым контейнером в руках и взмахом руки пригласил меня в конференц-зал. Я вошла, проверила кресло и заняла свое место во главе стола. Алессандро сел справа от меня, Патриция слева.

Берн поставил ноутбук на край стола и нажал несколько клавиш. На экране, установленном на дальней стене, появились Коннор и Невада. Мой зять был в своем рабочем режиме, одет в черное, и изо всех сил стараясь казаться мрачным. Коннор был крупным мужчиной, с темными волосами и ярко-голубыми глазами, и он излучал угрозу, как обогреватель излучает тепло.

Моя старшая сестра помахала нам рукой. Ее медово-светлые волосы были убраны с лица и заплетены в косу. На ней было белое платье, что означало, что она либо собиралась куда-то выйти, либо только что откуда-то вернулась, потому что Артур Роган и белые платья не сочетались. Моему племяннику было тринадцать месяцев, и мы все подозревали, что кто-то подменил его кроликом-энерджайзером, когда никто не видел. Он научился ходить, и как только смог сделать пару шагов без посторонней помощи, решил, что ему есть куда пойти и чем заняться, а когда этого не удалось, он левитировал предметы к себе. Его контроль был немного шатким, и иногда его детские бутылочки открывались в воздухе.

— Канал отключен? — спросила я.

Руна передала планшет Берну. Он провел по нему пальцами.

— Да.

Никаких записей об этой встрече сделано не будет.

Я сохраняла нейтральное выражение лица.

— Сегодня утром в 11:02 в «Передышке» была убита Лусиана Кабера.

В комнате воцарилась полная тишина.

— Напавший, вероятно, Превосходный телекинетик, пронзил ее двумя шипами, одним в грудь, другим в рот.

Я постучала по своему телефону. Экран на стене позади меня воспроизвел Лусиану Каберу, пришпиленную к стене во всей ее красе запекшийся крови. Я позволила этому осесть и снова постучала по телефону. Изображение шипа, извлеченного из тела, заполнило экран.

Я посмотрела на Коннора.

Он повысил голос.

— Джереми, очисти мое расписание на следующую неделю и найди Бага.

— Мы подозреваем, что телекинетик — это Ксавьер Секада, — сказал Алессандро. — Орудие и способ убийства соответствуют его профилю.

На экране появился портрет Ксавьер. Среднего роста Ксавьер был худощавым и симпатичным. Некоторые мужчины становились более мужественными к двадцати годам, и Ксавьер немного повзрослел, но его лицо все еще сохраняло слегка андрогинную красоту. Когда я впервые увидела его пять лет назад, мне показалось, что он похож на певца из бойз-бэнда. Его бронзовая кожа сияла идеальным загаром. Его каштановые волосы были подстрижены в привлекательном стиле, который кричал: «Я хожу в дорогой салон, и мне это нравится». Его темные глаза были высокомерными и жестокими, а ухмылка на губах говорила о том, что он был высокого мнения о себе.