Девочка, которой не было. Мистические истории - Мацейчик Гаянэ - Страница 17

– А как ее звали?

– Ох! Дайте-ка вспомнить, – дама нахмурила нарисованные брови. – Кажется, Даша.

– А не Юля?

– Нет, нет. Точно – Дашенька.

***

Сбитый с толку, я вышел из музея под шепоток и любопытные взгляды. Самые нелепые предположения бродили в голове, пока я рассеянно брел по улице. Откуда на снимках какая-то Даша? Юля ничего не упоминала о ней. Я своими глазами видел, как Фокин снимал переодетую Юлю у здания театра. Где же тогда сама Юля? Не привиделась же она мне, в конце концов, в полумраке проклятого ателье… Мы пили кофе, болтали. Потом я вдыхал аромат рыжих волос и целовал разноцветную рыбку на плече. Куда уж реальнее.

Отчего-то я ни секунды не сомневался, что отчаявшийся отец больной девочки из Красноярска и умирающий от рака легких владелец ателье – один и тот же человек. Невероятно, но по приблизительным подсчетам выходило, что Фокину должно быть около ста сорока лет. Кто же он такой? Безумный фотограф, открывший секрет продления жизни? Словно жестокий паук, высасывающий жизненные силы у несчастных жертв, попавших в его паутину, как Юля…

«Зубы острые в самое сердце вонзает и кровь у нее выпивает…» – всплыли в памяти строчки из детского стиха. Рассказ смотрительницы, новости по радио, мамины слова, Юлино исчезновение, мои кошмары смешались в немыслимую чехарду. И в то же время удивительным образом они складывались в жуткий пазл, сводящий с ума.

Не в силах найти рациональное объяснение этому нелепому бреду, ничего вокруг не замечая, я шел, одержимый одной единственной мыслью: я должен помочь Юле! И совершенно не удивился, когда ноги сами привели меня к ателье на улице Гоголя. Знакомая табличка гласила: «Открыто». Я шагнул к двери.

***

Снова мелодичный перезвон, и я уже внутри. В ателье по-прежнему царит тихий полумрак и до тошноты пахнет химическими реактивами. Вот знакомая стойка. Я подхожу на ватных ногах. Откашливаюсь.

– Вам фото на документы? – слышу я звонкий девичий голос, и над стойкой возникает силуэт.

Я подаюсь вперед и вижу незнакомку с фотографии. Она перебрасывает через плечо длинную косу и с улыбкой смотрит на меня. Крик застывает в горле. Передо мной – девушка-фантом из ночных кошмаров. Только теперь у нее нормальные человеческие карие глаза. Они смотрят на меня вопросительно в ожидании ответа.

– А где Юля? – выдавливаю я.

– Какая Юля? – искренне удивляется девушка с косой.

– Помощница Фокина…

– Я помощница Фокина. Меня зовут Даша. А вас?

– Антон, – хриплю я, нащупывая рукой стул.

– Вам плохо? Может, воды?

– Да…

Даша выскальзывает из-за стойки и скрывается за дверью. Я тяжело дышу, словно рыба, которую вытащили из аквариума. Из-за двери слышатся голоса. Они спорят все громче. Звук шагов. Я поднимаю голову и вижу искаженное злобой лицо Фокина. Его глаза мечут молнии. Старческие кулаки сжимаются. Я задыхаюсь.

– Ты! Какого дьявола ты здесь?! Из-за тебя все чуть не пошло прахом! – рычит Фокин.

– Папа! – звенит у него за спиной Дашин голос. – Отпусти его. Он безобиден. Пусть уходит.

– Что ты с ней сделал?! – из последних сил сиплю я.

– Убирайся! – шипит Фокин и опускает кулаки.

– Сволочь! – чувствуя прилив сил, я кидаюсь к старику и хватаю его за грудки.

В ответ он с невероятной силой вцепляется мне горло. Я пытаюсь разжать железную хватку. Мы падаем, катаемся по полу.

– Даша, помоги мне! – хрипит Фокин.

Но подол платья в двух шагах от нас недвижим. Ни звука, кроме нашей яростной возни. В глазах начинает темнеть. Сознание мутится.

– Дашенька! – словно из колодца, долетает до меня испуганный голос Фокина. – Что ты делаешь?! Не надо! Даша!..

Хватка слабеет. Из последних сил я отталкиваю обмякшее, дергающееся в конвульсиях тело и в изнеможении откидываюсь на спину. Последнее, что я вижу, – жуткое Дашино лицо с черными провалами вместо глаз.

***

«Весь город пришел проститься с Евгением Алексеевичем Фокиным. Известный фотограф скоропостижно скончался в день открытия выставки своих работ в краеведческом музее. Данное обстоятельство вызвало в соцсетях волну интереса к серии его последних снимков „Легенды нашего города“ и породило несколько версий смерти их автора. Любители мистики во всем винят загадочную девушку-фантом, пойманную объективом талантливого фотографа. Официальной же причиной названа многолетняя тяжелая болезнь. Директор департамента культуры заявила, что уход мастера – большая потеря для общества. Тем не менее находятся продолжатели традиций: владельцем старейшего в городе фотоателье стал молодой, но перспективный фотохудожник Антон Захаров».

Даша закончила чтение, отложила газету в сторону и подлила в свою чашку кипятку.

– Я же говорила, проблем не будет. Теперь ты – его официальный наследник.

– Зачем ты это сделала? – спросил я, исподлобья наблюдая, как она, жмурясь от удовольствия, прихлебывает из блюдца дымящийся чай вприкуску с кусочком рафинада.

– Я защищала тебя, – безмятежно улыбнулась Даша, облизнув тонкие губы. – От тебя толку больше. Вкусный у вас тут чай. А вот баранки и пряники – прескверные!

– Он был твоим отцом. И дважды вызвал тебя к жизни.

– Он был стар и болен. К тому же его методы претили мне. Не забывай, я застряла между мирами по его вине. Ты не можешь себе представить, каково это… – ее передернуло, и она поставила дрогнувшее блюдце на стол.

Я молчал, не испытывая ни малейшего сочувствия. Она очень любила рассказывать историю о том, как отец нашел способ поддерживать жизнь безнадежно больной дочери и постоянно фотографировал ее, руководствуясь какими-то хитрыми расчетами. Но в мае 1916 года по Красноярску и его окрестностям прокатилась волна еврейских погромов. Фотоателье Фокина сгорело. Он не успел вовремя сделать очередной снимок, и болезнь стала стремительно прогрессировать. Отчаявшийся отец сфотографировал умирающую дочь уже в агонии, тем самым помешав душе отойти в мир иной.

Став призраком, она как прикованная таскалась за своим отцом по полям Первой мировой, скиталась с ним в годы революционной разрухи, обмирала от страха в советских лагерях и изнывала от тоски в провинциальном послевоенном колхозе. Уже сменился век, когда Фокин, прочно осевший в нашем уютном городишке, нашел способ вернуть дочь в мир живых и довершить дело, начатое сто лет назад…

– Путь, по которому он заставил меня идти, ужасен! Мне так жаль этих людей, – Даша обвела рукой портреты на стенах. – Но что я могла сделать с сумасшедшим стариком? Он совершенно перестал меня слушать. Я никому не хотела вреда. Особенно этой милой девушке. Я пыталась напугать ее, чтобы она ушла. Но она меня совершенно не боялась. Я же не виновата.

Она врала через слово, но мне было все равно. Я хотел лишь одного.

– Ты точно знаешь, как вернуть Юлю?

Побежавшая по ее лиц тень сменилась кошачьей улыбкой. Пока старик готовился оживить дочь, она плела свою сеть, в которую вслед за Юлей угодил и я. Даша прекрасно понимала, что я у нее на крючке и мне не спрыгнуть.

– Конечно, знаю, – пропела она. – Теперь я многое знаю… Если ты так хочешь, я научу тебя. До следующего парада планет времени хватит.

– Тогда не будем его терять.

Я встал и под тихий звон колокольчика повесил на дверь ателье табличку «Закрыто».

Возвращение

Гаянэ Мацейчик

Я проснулась, а мамы с папой нет. А вчера все были. Было не страшно. Ждала. Наверное, они ребенка к врачу повезли. Ела хрустики с молоком. Мультики смотрела. С зайчиком Пушистиком играла в школу. Хотела пойти погулять. Но за окном дождь сильный и ветер такой же. Я долго ждала маму. Настала ночь. Но дождь все равно шел. Сильно захотела спать и легла на диване. Под маминым халатом было тепло и не так страшно.

Утром не сразу вспомнила, почему я сплю на диване. Потом стала звать маму. Никого. На улице солнце и тепло. Решила выйти на улицу. Не смогла. Стало очень страшно. А вдруг под кустом на нашей лужайке спрятались чудища и хотят меня съесть? Быстро дверь захлопнула. Замки я научилась закрывать давно – сто дней назад или даже в прошлом году. Еще умею звонить по телефону бабушке. На 1 долго нажимаешь, и бабушка сама отвечает. Но в этот раз никто не ответил. Где все? Меня забыли? Бросили? Я уже не нужна? Дочь им не нужна. Им нужен сын. Он появился у нас, когда гроза повалила березу во дворе. Я была уверена, что это он сделал. Специально. Я так любила залезать на березу. А теперь уже не смогу. Он виноват. А мама не ругала его совсем. Улыбалась, лицо корчила и разные звуки издавала, как маленькая. А он только какает и кричит.