Аленка, Настя и математик - "SilverVolf" - Страница 5

Васин член, заметила про себя математичка, как-то странно великоват. А девчата знай ебись. У Труфьки зачесалось кое-где.

То ли с помощью загадочного девайса, то ли просто так Васятка прозондировал жалкий мозжок учительницы. Результат оказался прост.

— А нагнитесь-ка, Валентина Владимировна.

Труффальдино уговаривать не пришлось. Ведь она была не такая уж тупоголовая дурочка.

Вася вогнал любительнице графиков и формул. И тоже назвал это в некотором роде «ох». Труффальдино думала было, что член третьеклассника невелик и не доставит ей запрограминнового удовольствияя. Отнюдь, детки, отнюдь. Вася нащелкал что-то на деваайсе и его член увеличился на 200 процентов, как в рекламе. Тут-то Труффальдино и поняла, что дважды два не всегда равняются трем.

Довольно-таки толстый получился хуило.

Прозвенел звонок. Вася вынул. Как-то слегка не так все вышло. Или вошло?

Труффальдино, повиляв задком, пропутешествовала в класс. Учить, типа, детей.

Домашние радости

Здесь было тихо. Никто не выносил мозг. Ебали только тельца.

Валька, накинув на коленки подол тонкой ночной рубашки, прекратила трогать грудки. Ой, ну и сладко было!.. Крохотный мальчишеский пенис (так было здорово заглотнуть его внутрь полностью с яичками) будоражил воображение девчонки… а еще лучше поцеловать голую, без трусиков, девчачью письку — сорвать с нее полупрозрачные панталончики и впиться в те губки и целовать их, целовать. Сладко. Но, увы, сегодня кончить девочке никак не удавалось.

Она решилась на полузапретное — вообразила себе маленькую плоскогрудую девочку, на которой не было ничего, кроме узеньких светлых трусиков. Валя воображала, как целует ее худощавые ножки, постепенно опускаясь от колен — ни один квадратный сантиметр ноженек не пропущен! — к нежным пальчикам, вот они, все десять; как жаль, что нельзя сразу взять их всех вместе в рот и посасывать, наблюдая за тем, как ребенок изгибается в пароксизме наслаждения и спускает. Маленькое существо женского пола — ее сестричка — в длинных панталонах из тонкой полупрозрачной материи также не давало Вале покоя; образ преследовал постоянно уже на протяжении трех или четырех месяцев. Да, ей нравилась девочка в этих детских трусиках.

Что это? Вальке послышались какие-то странные звуки. Позабыв о тапочках, полногрудая девочка ринулась вперед, на кухню. И что она там увидела?

Указательным пальцем левой руки отец сношал свою собственную дочь, сидевшую на корточках на узком кухонном столике — в детский анус. Это было крайне похабно, настолько, что даже так называемые редакторы охуели. В числе первых идиотов оказался полный мудак Татьяныч. Грохотал холодильник, заглушая мерные «кап-кап-кап» из крана. Сквозь оконное стекло было видно, как бесстрастно светит луна в своей наипервейшей четверти. Правой рукой, зажав ее в кулак, развратный папаня наяривал шкурку. Он не осмеливался вогнать член между маленьких девстсвенных губок; а Аленке явно нравились папенькины ласки. Валька решительно прошла в помещение и, развернув торс отца к себе, бесстыдно взяла орган в рот, стала его сосать. Папе это понравилось: палец, замерший вроде бы в узенькой попке младшенькой, согнулся, нацепил на кончик комок сливочного масла из хрустальной масленки, и стал вновь толкать в попку маленькой девочки жирный продукт. Валюха чуть не сблевнула. Ей нравилась романтика.

— А вот теперь смотри-ка, Алена, как я поебу твою сестрицу, — с этими словами Виталий Петрович, нисколько не стесняясь младшей дочери, вогнал Вальке по самые яйца. Она получила удовольствие. — Так ебут, — доложил он, кончив, вынимая опавший член из Валькиного влагалища.

— А, гм, папа, ты поебешь меня? — Аленка вертела голой попкой. — Если не в письку, то в анус?

— Ну в письку, так и быть, я поебать горазд. А тебе что, не нравится в попу? Пенис толстоват?

— Нравится, но… Ты же только что отъебал Вальку, а я, знаешь ли, ревную!

Валюшка плюхнулась своей мягкой белой попой на прохладный линолеум, ножки, впрочем, не расставляя.

— Дроченька моя… Дрочурка… — Отец приласкал дочь, погладив ее по щеке. — И давно ты стала заниматься этим грязным делом?

— Я знаю, папенька, — тут же наябедничала Аленка, — как только мы ложимся спать (спальня у девочек была общей), так она сразу начинает трогать свои соски!

— Очень интересно, — заметил отец, — не будешь ли ты так любезна, невзирая на всяческю порнографию, продемонстрировать нам сие?

Губки раскрылись. Но зря надеялся отец. Дочь постеснялась мастурбировать при нем, точнее, попросту не умела — так, как хотелось бы извращенному похотливому уму Виталия Петровича. Она ограничилассь лишь легкими прикосовеновениями к сосочкам…

— Папа, помнишь нашу дачу? Ты тогда Аленку не ебал, ее еще не было. Ты ебал маму.

— Э… Да, на хер, было дело.

— И выебал ты ее классно! Мне так хотелось сношаться, глядя на вас!

— Полноте, доча, созерцала ль ты, глядя на это?

— Папенька, мне постоянно хотелось ебаться! Тогда еще мне не было и десяти… Ты помнишь! Сказал же еще: «Рано тебе трогать соски» — ты совсем маленькая глупая девочка. А я трогала, я хотела получить еблище и даже ревновала тебя, милый папа с залупою, к этой так называемой маме. Сука («Не говори так, дочка!» — «А и буду! Сука! Мало ей было тебя, так она еще пошлялась по всякой сволоте, как Женька Жоплина. Вот уж дрянь! Все ее выебали! Но давай-ка уж, папа, договоримся как-нибудь: я буду ебаться только с тобой, по крайней мере на этот момент, потому что ебаря у меня сейчас лучше нету. Что скажет Аленка? («Да, что скажет Аленка?» — помозговал папаня, спуская дочери в развратный, теплый и тугой анус. «Наверно, — заметила Валюшка, — ей будет лишь приятно наблюдать за тем, как папаня ебет свою доченьку, милосердно не разрывая ее девственную плеву, а пользуясь альтернативным отверстием»). И правда! Аленка завороженно наблюдала за действом (луна успела сместиться на двенадцать или тринадцать градусов, значит, прошло что-то в районе часа) — зрелище было, скажем так, довольно редкостное — папа сношал свою родную дочь в анальную дырочку. А ведь член поначалу не хотел входить в это замечательное отверстие; анус сопротивлялся, и только тогда, когда Валентинка полностью расслабилась, кончик папиного пениса практически беспрепятственно оказался в этой таинственной розоватой эрзац-пещерке. «Ой, — пискнула Валюха, — головка вошла. Уже не больно. Еби меня, папочка». Отец погрузился глубже. Девственная попка дочери приятно облегала член; Виталий Петрович с удовольствием совершал фрикции, искоса наблюдая за тем, как Аленка, сидя в невообразимо развратной позе на столе, уже трогала себя, не стесняясь, и явно готова была кончить. Ох уж эта юная Мессалина! Ни одна из ее однокашниц из третьего «А» наверняка даже и не смела подозревать, каков досуг их звеньевой. Конечно, девчонки не могли не баловаться со своими пиписьками — Настя была далеко не первой жертвой грязных наклонностей Аленки. Еще в семь лет это дите порока соблазнило девочку годами двумя ее младше; возбудившись от зрелища, когда малышка зашла за куст, и спустив трусишки, пописала. Валентинке тут же захотелось вылизать крошечные срамные губки, чувствуя солоноватый привкус мочи во влагалище ребенка, облизать крошечный клитореныш. И она сделала сие, пока родители ее и родители малышки пили портвейн и разглагольствовали о великой силе искусства. Ребенку явно понравилось, и они еще не раз практиковали подобные занятия. — Так вот, — у меня постоянно зудело между ног, — а ты видел во мне лишь младенца. Даже укутывая меня, перед тем, как идти пить свое дурацкое пиво, ты ведь меня ни разу не приласкал. А ведь так хотелось! Котика нашего ты гладил чаще, чем меня. Я все понимаю, папа. Ты боялся условностей и несуразностей. Теперь ты можешь меня ебать. Еби, как хочешь. Хочешь — выеби в письку, я подарю тебе девственность свою непорочную. Хочешь — еби в попку; впрочем, туда ты меня уже отъебал. О! Со ртом-то мы так и не разобрались. Ты как-то суетно кончил («Ну да еще бы», — подумал отец), сейчас я наведу порядок.