Аленка, Настя и математик - "SilverVolf" - Страница 12

— Садись. Присаживайся. Ну же. Давай, пускай струйку.

Валечка стеснялась. Ничего не получалось пока что.

Виталий Петрович понял, что надо как-то изменить ситуацию. Пассивно лежать без толку. Надо приподняться. Полусесть.

Предложить дочери встать на колени? Пожалуй, неплохая идея. Но не будет ли ей больно?...

— Ближе... — манил он дочь. Очень скоро недавно опушившаяся детская вульва оказалась невдалеке от его уст.

— Вот теперь губки можно и раскрыть. Так. Дырчонка-то у тебя не так уж и мала, а все прикидываешься невинной. Сдается мне, вся лекция была повторением пройденного?

— Нет, папа, — пролепетала Валюшка. — Я твоя доченька. Ебешь меня только ты. А вульвочку никто до сих пор так близко не рассматривал. Нравится?

Виталий Петрович, надо заметить, видел на своем веку немало пизд — больших и малых. Вид нежного же полового отверстия двенадцатилетней дочери привел его не то чтобы в экстаз, но позволил почувствовать себя стихоложцем.

— Ближе, дочь. Ну давай же ближе.

Доченька позволила отцу лизнуть. Он сначала прошелся наискосок кончиком языка по девичьим губкам, сначала слева и верх, затем справа и вниз, не трогая пока влажным окончанием мясистого органа девичьей игрушки. До этого еще не дошел черед. Девочку нужно уметь лизать.

Теперь губки ребенка были раскрыты полностью, малолетнее чудо, как и любая взрослая женщина, была готова насадиться на толстый инструмент, но не тут-то было — Валентин Петрович не являлся сторонником банального традиционного секса. Ему надумалось доставить доченьке относительно нетрадиционное удовольствие — удовольствие, которое большинство женщин рассматривает лишь как прелюдию к овладению членом, и лишь эстетически зрелые существа умеют пройти весь путь до конца.

— Ой, папка, лижи!

Гадкий мужичок прекратил процесс и принялся мучить дочь пошлыми вопросами. Опустим основную часть; ведь это довольно-таки интимно. Между прочим он задал вопрос:

— Ты ведь хотела?

— Что, папа?

— Неужели не догадываешься?

— Пописать? Прямо на тебя?

— Поговори-ка гадости, дочь.

Валька, вот умница, с лету подхватила условия игры.

— Папа! Я хочу на тебя помочиться.

За что люблю дочь — она не дурит, а умеет говорить конкретно. Безо всякой ерунды.

— Хочешь посикать на меня?

— Да, папенька, да!

— Что, правда?

— Да, папуля. Мне очень хочется посикать на тебя.

— Прямо так и посикать? Как маленькой девочке? Обмочившей свои трусики? Белые трусики в темно-голубой горошек? И не стыдно тебе сикать на папу, а?

— Мне очень стыдно, папенька. Но очень хочется сикать. Позволь, я это сделаю, ладно? Ведь ты этого тоже хочешь?

— Откуда ты знаешь, хочу я этого или не хочу?

— Папа…

Девушка трется курком о рот мужчины.

— Папа… Я сейчас обоссусь.

— Не надо ссаться, дочь. Приличные девочки не ссут. Они писают. Поняла?

— Да, папа.

— Так ты сделаешь это?

— Да…

— Пустишь мне в рот струйку золотистой, янтарной девичьей мочи?

— Да… Я стесняюсь… (Напоминаю, это всего лишь игра отца с дочерью).

— А помнишь, что ты устроила там, под деревом?

— Я очень хотела… пописать…

— Так ведь и сейчас ты хочешь того же самого?

— Хочу… Папа, у меня зудит между ног…

— Забирайся. Вот так. Ножки развинь. Не стесняйся. Плюнь ты на это дело. Я ведь твой отец.

— Папа!

— Да?

— А это как-то ненормально, а?

— Мне нравится, дочь. Раскрывай губки. Не эти, дурочка. Теперь делай пись-пись.

— Сюда?

— Да, сюда. На меня.

— Папа…

— Что?

— Я не могу.

— Почему?

— Мне стыдно.

— Забавно. А тогда не было стыдно?

— Но тогда я очень хотела.

— А сейчас не хочешь, что ли?

— Очень хочу. Папа, я сейчас описаюсь.

— Ну так писай, доченька. Ну? Сделай пи-пи…

— Что ты со мной разгваривоаиваешь, как с маленькой? Вообще наш диалог похож на какое-то скандинавское порно…

— Скандинавское — какое? Дочь, кончай мутить голову.

Она наконец-то решается.

— Ну, папик, держись! Писаю.

Это было незабываемое зрелище! Дочка пустила наконец-таки очень мощную струю. С каким наслаждением она ссала! Наверное, — навернка! — она никогда больше не испытывала даже отдаленной тени подобных ощущений — да с кем бы то ни было! Обоссать отца!

Мощная, очень толстая струя наконец иссякла. Виталий Петрович был полон золотом. Охватив дочь за узкие мальчишеские бедра, притянул к себе и, братцы, не удержавшис, засосал соленый девичий похотничок. Дочурка, стыдясь чего-то — ну и чего было стыдиться теперь? — стала молотить его по голове кулаками, видимо, в припадке какой-то несвоевременной стыдливости.

— А теперь я исполню свое желание, можно?

— Можно, папа. Я знаю, чего ты хочешь. Пописай теперь ты на меня. Теперь ты сделай на меня пись.

В. П.  посмотрел на этое детское тело с чуть начинающими формироваться грудками, на это почти мальчишеское тельце. Не знал, чего ему хочется больше — кончить на ребенка или сие обоссать. Но естество взяло свое. И Петрович стал поливать.

Отец уже не лежал, а сидел; дочь тоже. Кончивший член удалось нагнуть под нужным углом. Струя мужской мочи попала прямохонько на лицо дщери. Дочка приоткрыла ротик и поймала поток. Девочка высунула язык, ловя последние капильки.

— Папочка, а теперь... Теперь, папочка...

Обоссанная с головы до ног девочка, прогнувшись немного вперед и выпятив попку, начала ласкать себя между ног, приговаривая: — Теперь... Теперь я поняла, папа... Что такое мастурбация... Ай, папа! Сейчас кончу!

И Валенька спустила.

Взяв душевой устройство, Виталий Петрович тщательно вымыл дочку. Особое внимание он уделил половым органам девочки. Вагинушка, как он ее ни мыл, продолжала оставаться скользкой. Он помастурбировал немного дочь до очередного оргазма, затем отнес ее, уже засыпающую, на кровать, укрыл толстым теплвм одеялом, а сам, разгоряченный, упал рядом и уснул. Ему было жарко...

Папа делает приятное дочери

^{(Десятка)}

— Да что же это такое, — отец раздраженно хлопнул пачкой аккуратно отпечатанных фотографий убогого формата 10х15 см. — Чему я тебя учил? Не порнографии ведь, а фотографии, как искусству. Что ты сняла? Напечатала отлично, но сюжет?

А было так. В типовой школе, представляющей собой в плане букву Н, на втором этаже случился медосмотр. Аленка нашла выгодную точку на третьем этаже, водрузила на старый расшатанный папкин штатив «десятку», направила объектив на флигель-перемычку и уже была готова предаться визуальной похабщине, но тут кто-то весьма эротически ущипнул ее за попу, почти проникнув в заветную дырочку.

— А дай-ка мне посмотреть! — вот ведь чего захотела развращенная донельзя Настя. Алена, не отрывалась от окуляра, практически полностью забитым микрорастром, позволила подружке взглянуть. Кое-что удалось и разглядеть, задумалась… Даг блядет, как говорят датчане. По ходу развития сюжета — выглядело это слегка развратно — девчонка, не удержавшись, вцепилась в головку кли… спускового тросика и не глядя нажала на кнопочку, так похожую на девичий курок. И тут же кончила. Было очень приятно дрочить.

— Смотри, — милостиво разрешила Аленка. Но тут же отогнала подругу и прильнула к замызганному видоискателю снова.

Да, тут было на что посмотреть. Медсестра и врачиха скрупулезно изучали половые органы семиклаассников. Врач что-то записывала (а ведь должно было быть наоборот), сестричка же, реально залупив головку школьника, созерцала его конец с неподдельным интересом. Норма, наконец поняла довольно-таки сескапильная блондинка, и попыталась вернуть крайню плоть на место. Однако не тут-то было. Кожу словно заклинило. Медсестра стала двигать ее взад-вперед, надеясь вернуть на место.

— Что, не выходит? — участливо спросила врачиха, оторвавшись от записей.