Звезды примут нас (СИ) - Батыршин Борис - Страница 49

Перелёт к «Гагарину» занял совсем немного времени. Наши двигатели молчали — пара спасательных челноков зажали «Резолюшн» с боков, как дружинники не особенно буйного, но рослого пьянчугу, и таким манером отбуксировали к станции. Всё это время я бездумно пялился в иллюминатор, не слишком отдавая себе отчёт в том, что там вижу. И лишь когда мягкий толчок известил об окончании швартовки, я нацепил шлем, вытащил из-под столика чемоданчик жизнеобеспечения и выплыл из каюты прочь. Мне хотелось одного — добраться до душа и включить горячую, нестерпимо горячую воду на полный напор, а потом долго, оттираться жёсткой мочалкой, сдирая с себя боль, вонь, усталость этих дней.

Юлька встретила меня у главного пассажирского шлюза «Гагарина», к которому пара орбитальных буксиров осторожно, словно океанский лайнер к причальной стенке, подвели усталый «Резолюшн». Только сейчас я осознал, что с момента нашего старта к «Лагранжу» прошло всего-навсего четверо суток, и особенно меня поразили, неприятно резанули даже развешанные по кольцевому коридору, столовым и прочим помещениям общего пользования светящиеся гирлянды, серебряный «дождик», снежинки, новогодние картинки с неизменными Дедом Морозом и Снегурочкой в скафандрах, и прочие атрибуты празднования Нового Года. Нас встречали, хлопали по плечам, зазывали в гости — «мы тут празднуем, давайте с нами!..» — сочувственно заглядывали в глаза. И деликатно отстранялись, уловив распространяющееся от нас амбре…

Что ж, здравствуй, год 1978-й — что-то ты нам приготовил? Пока я знаю только об отпуске, который начинался, как я переступил комингс причального шлюза — с той минуты в течение месяца нас всех, кто прилетел на «Резолюшне», никто не будет грузить составлением отчётов и рапортов, привлекать к разборам полётов и вообще всячески отвлекать он процесса восстановления сил. Подозреваю, правда, что к Волынову это не относится — но уж такая его доля, капитанская. А пока — прежняя каюта на «Гагарине» в полном моём распоряжении?), и туда-то я и направился, вцепившись в Юлькину ладошку, как малыш вцепляется в мамину руку. Теперь бы, правда, принять душ (надеюсь, он работает исправно?) перекусить что-нибудь — и понять, что делать хотя бы в течение ближайших нескольких часов. Заглянуть дальше у меня попросту не хватит душевных сил.

Заглядывать никуда не потребовалось, обо всём, как выяснилось, уже позаботились. Душ действовал, горячей воды было в достатке, полотенце — большое, восхитительно-мохнатое, которым и тёр разгорячённую, распаренную кожу не меньше пяти минут. Выбравшись из душевой кабинки (свежее бельё, рубашки и пара чистых, ещё «юниорских рабочих комбинезонов оказались на своём месте, во встроенном шкафчике) я обнаружил, что Юльки в каюте нет, и немедленно встревожился. Зря, как выяснилось — не прошло и четверти часа, как она появилась, сияющая, щебечущая, нагруженная пластиковыми коробками с разнообразной снедью и непривычной формы бутылкой. Всё это ей всучили в столовой, куда она зашла за парой бутербродов для меня — и навалили бы ещё столько, если бы она не заявила, что нам и этого-то не одолеть. Узнав, что новогодний ужин намечается «на две персоны», девочки добавили к коробочкам большую бутылку «Абрау-Дюрсо», и не простую, а особую, «космическую» — бутылка эта имела матово-серебристый цвет, округлое донышко и была снабжена хитрым приспособлением, позволяющим пить игристый напиток в невесомости. Юльку проводили улыбками и многократно повторенными просьбами: расспросить меня «как у них там, на «Лагранже», вышло?»

…Проснулся рядом с ней, уткнувшись головой в мокрое от моих собственных слёз плечо. Нет, не подумайте — ничего у нас с ней не было. Я сорвался, устроил истерику, орал, колотил кулаками и кажется, даже головой по переборке — спасибо строителям станции, покрытой толстым слоем губчатого пластика. А она шептала что-то утешительное, брала меня за руки, гладила меня по голове, целовала в глаза, губы — и так и заснула рядом со мной на узкой койке, не снимая своего нарядного комбинезона.

Вот такая вышла у нас новогодняя ночь…

— Юль, ты выйдешь за меня замуж? Нет, не пугайся, не сейчас, потом…

— Ты это серьёзно, Монахов? Вот правда, серьёзно?

— Кто ж шутит с такими вещами?

— А раз серьёзно — вот потом и поговорим. А сейчас умывайся, приводи себя в порядок, жду тебя в столовой. Через пятьдесят семь минут корабль на Землю, ещё успеем позавтракать по-человечески и кофе выпить.

— На Землю? Так быстро? Погоди… посадка где, в Королёве?

— Размечтался! На Куру, во Французской Гвиане. Кстати, Шарль в курсе, обещал нас встретить и организовать неделю незабываемого отдыха — всё за счёт Проекта, разумеется. Вот ты, к примеру, когда-нибудь купался в настоящем океане?..

Обещанная Шарлем гостиница совсем не походила на огромный, роскошный пятизвёздочный отель со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами и видами развлечений — может, это у меня сработал стереотип из «той, другой» жизни, когда «незабываемый отдых на берегу океана» воспринимался именно так, и никак иначе? Но нет, ничего подобного: россыпь уютных бунгало под пальмовыми крышами в паре сотен шагов от песчаного, почти всегда пустого пляжа; бесконечные, насколько хватало глаз, атлантические валы, с регулярностью метронома, накатывающиеся на берег, да чайки, чьи тоскливые крики не смолкают над линией прибоя. В высоких волнах мелькали доски любителей сёрфинга, по большей части, французских офицеров и прочих специалистов с космодрома Куру, предпочитающих проводить именно здесь выходные. Надо бы попробовать, подумал я, когда впервые увидел их. Виндсёрфинг, катание на парусной доске мне уже приходилось пробовать — правда, исключительно по спокойной воде, на озере. Любопытно было бы приобщиться и к классике, раз уж выпал случай…

Шарль вытянулся на полголовы в рост, раздался в плечах — вот что значит ежедневные тренировки и полёты на реактивных истребителях с неизбежными перегрузками, от которых желудок прилипает к позвоночнику, а глаза так и норовят провалиться внутрь черепной коробки? Кроме того, у него на личном счету уже около сорока часов орбитального пилотажа, включая два самостоятельных возвращения с орбиты с посадкой на полосе космодрома Куру — пилот, да и только! А всё равно в глазах его нет-нет, да вспыхивает зависть, особенно когда мы с Юлькой принимаемся рассказывать о наших лунных приключениях. Ну и полёт к исчезнувшей станции «Лагранж», разумеется — я со счёта сбился, сколько раз меня заставили пересказывать эту историю, о которой, честно говоря, предпочёл бы поскорее забыть.

..Хотя, конечно — как о ней забудешь?..

Что ещё? Ах да, конечно, Ленка Титова! Я не видел её уже года полтора, и был рад, когда выяснилось, что они с Шарлем устроились в соседнем бунгало, шагах в ста от нас, в глубине симпатичной пальмовой рощицы. Эта парочка, похоже, давно уже отбросила всякие стеснения: Ленка ходит в умопомрачительно-крохотных бикини, загорает топлесс, пьёт «Маргариту» — кто теперь узнает в ней примерную советскую школьницу в коричневом платьице, чёрном фартуке и с комсомольским значком на груди? А ведь именно такой она и была всего-то два года назад, когда училась в школе номер семь Октябрьского района города-героя Москвы…

Юлька, увидав Ленкин пляжный гардероб, к моему удивлению ничуть не смутилась, а тотчас же отправилась вместе с ней на машине в ближайший городок. Выезд был обставлен со всей возможной помпой: Ленка категорически заявила, что нам с ними ехать незачем, девочки сами справятся со своими девичьими делами — и пока Шарль придумывал подходящий ответ, они обе погрузились в его тачку — умопомрачительный красный «Шевроле-Корвет» с открытым верхом — и укатили в ближайший городишко Иракубо. А вернувшись — принялись хвастать обновками, от которых меня натурально бросило в жар. Поймите меня правильно, в нашем двадцать первом веке я привык и не к такому, причём в любых количествах, но здесь, и на нашей калужской скромнице… нет, это слишком уж радикально!