Охота на охотника - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 9

Вот чёрт, как же не хватало третьей руки! Сложное дело, но десять дисков снарядил, подобрав, чтобы подходили. Восемь к одному автомату и два к другому. Его я тоже почистил. Тут как раз и заметил движение. А как отправил медиков, продолжил: одну СВТ с оптикой подготовил, снарядив магазины, один ДП, убрал в коробку снаряжённые диски к этому ручному пулемёту. Момент зарядки – не простое дело. Ну и под конец набил специальной машинкой четыре ленты для максима, его тоже подготовил к бою. Ещё два нагана почистил и снарядил, три десятка разных гранат – и решил, что хватит пока, и так час прошёл.

Потом подготовил два вещмешка. Один за спину, на бок ППД, и второй вещмешок на грудь. После чего достал мотоцикл и покатил обратно к хутору. А там суета. Встретили нормально. Оставив мотоцикл у одного из грузовиков, узнал, в чём дело. Одна из групп пограничников, проводившая поиск, наткнулась на наших. Причём своих – тоже погранцы были, смешанная группа. И там нашелся батальонный комиссар (да, у погранцов свои политработники тоже были), он и принял командование как старший по званию и приказал уходить – через час должны выйти.

Раненых и часть медиков оставляли тут. Овечкин как раз наблюдал, как повар котлы моет, чтобы вторую партию блюд начать готовить (это ротная кухня, на сто тридцать человек, а нас тут почти триста), и я приказал ему отыскать и построить всех бойцов и командиров из Сорок Второй стрелковой дивизии. Другие не интересуют.

Когда построили, я сообщил:

– Товарищи бойцы, мне стало известно, где сейчас находится наша дивизия. Она с боями отступает на линию Бобруйск – Слуцк, там и будем её искать. Выходим, как медики дадут добро. Теперь по личному. Я помню добро, воинскую отвагу и честь воина. И также хорошо помню, как меня извлекли из завала, как лечили, как помогли и выносили из крепости. Спасли, по сути. Старшина Овечкин, два шага из строя!

Тот в строю стоял – я велел встать, когда все построились. После чего, подойдя, известил громко, чтобы строй бойцов слышал мои слова (а из нашей дивизии тут было сто тридцать семь бойцов и четыре командира, себя и старшину я считаю):

– Старшина Овечкин за беспорочную боевую службу и спасение своего командира награждается наручными часами, а также получает личное оружие.

Я достал из вещмешка, что висел за спиной, кобуру с наганом, тут и портупея была, а также трофейные часы, и вручил старшине. Второй вещмешок и автомат лежали в сторонке. После этого Овечкин, отдав честь, вернулся в строй. А оружие нужно было выдать, ремень у того пустой, подсумки для винтовочных обойм пустые, и всё.

Потом вызвал того бойца, что помогал идти к Бугу. Ему выдал наручные часы, банку консервов с ветчиной и пачку галет. Там сто грамм выходило. Также тем бойцам, что меня откапывали (а я всех помнил), выдал по банке консервов и пачке галет. Для оголодавших бойцов это была лучшая награда.

Как я отметил, это произвело впечатление и подняло мой авторитет. Тем более я сообщал, за что конкретно награждаю. Опустевший вещмешок я отдал старшине, ему уж точно пригодится. Тот уже нацепил кобуру, ремень портупеи перекинул через плечо, часы надел и был доволен. После этого перед строем приказал ему составить списки вещевого имущества бойцов, чего не хватает, вплоть до шинелей, и представить мне, заодно тетрадь и карандаш выдал. После этого распустил строй.

Затем посыльный, что терпеливо ожидал минут пять, отвёл меня к группе командиров, там и военврач была. Козырнув, я представился. Комиссар сначала спросил, где я был.

– Долги готовился раздать и раздавал, товарищ батальонный комиссар. Товарищ комиссар, разрешите обратиться к лейтенанту Шаблину?

– Разрешаю.

Повернулся к тому:

– Я говорил, что должен тебе за тех пленных немцев и грузовик, а я обещания держу.

– Так ты же продовольствия…

– Ты не уводи тему. То для всех, а тут чисто для тебя. Значит, держи пилотку, командир без головного убора не должен быть. Теперь ППД. Он теперь твой. И этот вещмешок. Тут всё, что нужно командиру. Бритвенные принадлежности, запасное нательное бельё, мыло трофейное, полотенце. Немецкий котелок с кружкой и ложкой, две банки немецких консервов и пачка галет, ну и запасной диск к автомату, триста патронов и две ручные гранаты. Это всё, что уместилось. Владей, и спасибо, что просьбу выполнил.

Вещмешок, который ранее на груди висел, я передал новому владельцу. А побриться ему нужно, щетина отросла. Как и другим. Хотя у меня тоже колется – похоже, Дмитрий уже брился, – но не так заметна: щетина светлая и на коже слабо видна.

Дальше слово взял батальонный комиссар, что соответствовало званию армейского майора, и поставил задачу. Оказывается, две группы пограничников атаковали немецкий обоз и, частично перебив возниц и частично разогнав, захватили восемь повозок. Разгрузив (там какое-то инженерное имущество было), их пригнали сюда. Плохие новости: уцелевшие обозники уже должны нажаловаться, а по следам найти наше укрытие несложно. Скоро можно ожидать гостей. А майор радовался тому, что есть на чём вывозить кухню, ну и раненых. Поэтому и был отдан приказ готовиться к выдвижению.

– Нет, – хорошенько подумав, сказал я.

– Что значит «нет»?! – с грозным видом нахмурился майор.

Карповский морщился, но не возражал, он отлично знал этого политработника, они из одной комендатуры, поэтому не возражал. Пусть своими командует, а я армеец. В общем, уходить я не желал. Не так сказал, уйти мы уйдём, сразу, как эта банда свалит, но под командование этого хмыря я не пойду. Да сразу было ясно, что ничего путного с ним не будет. Погибнем, или нас рассеют и пленят. Я-то ускользну, но терять бойцов, над которыми взял командование, не желаю.

– Это означает, товарищ батальонный комиссар, что вы можете забрать подчинённых вам бойцов и командиров и уйти, я даже кухню вам отдам, но я и мои бойцы, все из Сорок Второй стрелковой дивизии, останутся тут. Товарищ военврач голоса не имеет, она из той же дивизии и находится в моём подчинении.

– Лейтенант, вы что, с ума сошли? – Тот, похоже, не верил своим ушам, меня это даже позабавило. – Это приказ!

– Как бы вам вежливо и тактично ответить?.. А, вот. А мне насрать. Вы никто, и звать вас никак. Своими пограничниками и командуйте.

– Арестовать! – задыхаясь от ярости и покраснев лицом, выдохнул тот. – Под трибунал!

– Давай, рискни! – В руках у меня тут же появилась граната Ф-1, и я выдернул кольцо, удерживая скобу одним мизинцем.

Политработник смотрел на гранату, как кролик на удава. Да и не он один. Карповский же, вздохнув, объяснил своему командиру:

– Товарищ Гордиевский, лейтенант Павлов контужен и потерял память. Он лично попросил следить за ним и указывать, если он будет вести себя не так, как положено красному командиру. Лейтенант, уберите гранату и объясните свои мотивы. Ваше «не хочу» – это не объяснение.

Демонстративно вернув кольцо на место, что вызвало у некоторых вздохи облегчения, я повесил гранату за скобу на ремень и сказал:

– Уже все в курсе, что я потерял память, я не могу её пока восстановить, поэтому собираю сведения от кого могу. Поговорил я и с немцами, взятыми мной в плен. Как-то вопрос зашёл о советских политработниках. Немцам сверху спустили приказ расстреливать на месте при выявлении жидов, комиссаров, работников НКВД и пограничников. Немцы педанты, они исполняют приказы неукоснительно. Однако от политработников немецкие офицеры в полном восхищении и в восторге. Они их очень хвалят. Сейчас объясню причины, на примере. Допустим, двигается пехотный батальон вермахта и натыкается на наспех выстроенную оборону русских. Откатившись, те готовятся дать координаты артиллерии, миномётчики тоже миномёты готовят, в общем, обычная работа по подготовке к вскрытию обороны. А тут из окопа выскакивает командир со звёздами на рукавах, с пистолетом, и с криком бежит на немцев. За ним волной, с винтовками в руках, выбираются бойцы и бегут следом, блестя гранями штыков. Представили ситуацию?