Выбери любимый жанр

Избранник смерти (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 42


Изменить размер шрифта:

42

Благо нам всё-таки удалось под вечер без происшествий добраться до той самой развилки, где в прошлый раз мы с Лукой и крестьянином наткнулись на грузовик. Теперь тут красовалась красно-белая будка и шлагбаум, перекрывавший дорогу через Чернолесье. Пара служивых без интереса посмотрела на наш автомобиль и снова скрылась в будке, могущей похвастаться масляным фонарём, сражающимся с первыми сумерками.

— Глядите, чуть ли не каждое второе дерево стоит обгорелым! — ахнул Анатолий Юльевич и заставил машину сбросить скорость, дабы получше разглядеть краешек Чернолесья.

— Ага, — поддакнул Лука и стал истово креститься. — В прошлый раз их было меньше. И вороны здесь летали. Много ворон.

— Да вон они все лежат на земле между деревьями, — бросил остроглазый Всеволод.

Я напряг глаза и действительно сумел различить чёрные птичьи тушки, чьи перья тревожил лёгкий ветерок, несущий на своих крыльях аромат разложения и густой запах горелой древесины.

— Папенька, поехали отсюда скорее. Нехорошее тут место. У меня аж мурашки по спине бегут, — взволнованно протараторил семинарист, глядя на Чернолесье. А там, будто рассерженные пчёлы, носились сотни призраков. Мне удалось увидеть их, впав в транс. И кажется, призраки стали более «реальными».

Мои плечи передёрнулись от одной только мысли, что невидимый барьер падёт, и вся эта орава разлетится по округе. Крови будет столько, что земля и за неделю не сумеет её впитать. Но что же стало причиной появления такого количества существ смерти? Их создала природа или всё-таки чей-то злой разум?

Глава 20

Спустя полчаса мы загнали машину в лес и закидали её ветками, а потом стали пробираться по плутающей между деревьями тропинке, скользкой от грязи. Вокруг уже сгустилась тьма, но Анатолий Юльевич создала шарообразную энергоструктуру, которая худо-бедно освещала наш нелёгкий путь. А он действительно был нелёгким. Древесные иголки и низко висящие ветки так и норовили подло хлестануть по физиономии, а раскисшая почва с большой неохотой выпускала из своих объятий ботинки. Однако никто из нас не жаловался, хотя через несколько вёрст старший Кантов хрипел уже так, будто решил выплюнуть свои лёгкие. И он больше всех обрадовался, когда мы наконец вышли на опушку, расположившуюся по соседству с бревенчатыми домами, построенными без всякого плана.

— Вон та изба принадлежит Демьяну, — ровным голосом произнёс Всеволод и указал рукой на небольшой домик, огороженный плетнём.

— Ну, стало быть, вы идите к нему, а мы с сударем Андреем навестим Параску, — просипел Лука, смахнул со лба мутный пот и глянул на чистое небо с россыпью ярких звёзд.

— Пойдём, только дайте мне дух перевести. Вы-то все молодые, а я… я уже нет, — прохрипел Анатолий Юльевич и с нарочитым кряхтением присел на корточки.

— Где встречаемся, господа? — дельно спросил я, окинув внимательным взглядом близлежащие дома. Почти все люди уже спали, только в одном окошке горела то ли керосинка, то ли свеча.

— Возле особняка Петрова и встретимся. Есть там возле дороги три яблони. Вот около них и свидимся, — решил Астафьев и вопросительно глянул на семинариста, чьё лицо стало ещё более измождённым, а к брови прилипла сосновая иголка.

— Да, знаю это место, — кивнул тот головой, махнул мне рукой и вышел из леса.

Мы двинулись по улице, обходя глубокие лужи и слыша лай собак, перебранивающихся между собой. Иногда в собачьи «дебаты» ввинчивались пронзительные кошачьи визги, протяжное коровье мычание или конское ржание. Лука каждый раз вздрагивал и осенял себя крестным знамением, но с шага не сбивался. И остановился он только возле покосившегося забора, пытающегося стыдливо спрятать неухоженный двор и низенькую избу с перекошенным крыльцом.

— Тут Параска живёт, — проговорил свистящим шёпотом Кантов, глянув на чёрные окна. — А с ней сестра старшая и дитя её малое. Мужа сестринского по тому году насмерть деревом зашибло. Лесорубом он был. Вот без него всё хозяйство в упадок-то и пришло.

— Печальная история. Лука Анатольевич, вы тогда шибко не шумите, дабы ребёнка не разбудить. Смело идите к окну и тихонько постучитесь в него, да встаньте так, чтобы лунный свет падал на ваше лицо.

Парень кивнул, открыл заскрипевшую калитку и пошёл к дому. А я посеменил за ним.

Благо собак у Параски не было, поэтому мы без происшествий добрались до окна с резными створками. Семинарист постучал по нему костяшками пальцев и принялся ждать. Сперва ничего не происходило, а затем за мутным стеклом показалась бледная девичья мордашка, не лишённая грубоватой привлекательности. Коровьи глаза девицы распахнулись при виде Луки. А тот состряпал грозное лицо и молча ткнул пальцем в сторону двери. Простолюдинка судорожно кивнула и исчезла. А буквально через несколько секунд отворилась входная дверь, явив нам девушку в длинной, до пят, ночной рубашке, под которой угадывались широкие бёдра и внушительная грудь.

— Отче! — удивлённо выдохнула девица, хлопая глазами. — Откуда вы тут? Как?

— Не те вопросы задаёшь, Параска, — глубоким голосом выдал семинарист, явно пытаясь подражать более опытным священнослужителям. — Спроси меня, зачем я здесь?

— Зачем вы тут? — послушно протараторила она, скользнув по мне испуганным взглядом.

— Я здесь за тем, дабы грехи твои облегчить. Веди меня в дом, да не шуми, а то домочадцев своих разбудишь.

— Проходите, отче, проходите, — пролепетала девушка и метнулась в дом.

— Лука Анатольевич, у нас мало времени, так что вы сразу к делу переходите, — напомнил я семинаристу и следом за ним вошёл в тёмные сени, где в углу виднелось корыто, а на лавке стояли вёдра.

В кухне Параска поспешно зажгла толстую свечу из свиного жира, и её трепещущий огонёк осветил дощатые полы, закопчённый потолок и дотянулся аж до русской печи с потрескавшейся штукатуркой, покрытой пятнами сажи.

Видать, на печи-то Параска и спала. А вон за той дверью скрывалась комната её сестры и племянника. Оттуда доносилось едва слышное мерное дыхание. А в углу за веником из молодых веточек попискивали мыши, которые вели себя гораздо смелее, чем испуганно съёжившаяся девушка, боящаяся даже рот открыть. Она только шумно сглатывала и бросала на Луку виновато-испуганные взгляды.

Семинарист выпрямился во весь рост, взял в руку крест, столкнул брови над переносицей и грозно прошептал:

— Много на тебе греха. Много его… Зрю как бесы оплетают твою душу, как гады ползучие не дают жить.

— Не дают, отче, не дают, — бухнулась на колени девушка и умоляюще протянула к парню руки. — Борюсь с ними, но не могу сладить. На блуд они меня подбивают. Мочи нет с ними сражаться.

— А ты всё равно борись, раба божья Прасковья, и не проси помощи у слуг дьявола. Бывала ли ты у отшельницы, что в Чернолесье жила?

— Бывала, бывала, — простонала Параска, заламывая руки. — Умоляла её от плода греховного меня избавить.

— Как она выглядела? — сурово проговорил Лука и подался к девушке. От его движения лихорадочно заметался огонёк свечи, а по стенам разбежались изломанные тени, будто бы возжелавшие утащить в Ад порочную душу грешницы.

Прасковья вздрогнула и горячо затараторила:

— Страшная она лицом была, что смертный грех. Бородавками поросшая, седая, с медными серьгами в ушах и голосом, что воронье карканье напоминает. Вечно с шалью на плечах ходила и в цветастом платье с заплатками.

Мы с Лукой переглянулись и синхронно друг другу кивнули. Да, Параска описала ту самую бабку, у которой мы ночевали. Однако это было не всё, что я хотел узнать от девушки.

— Прасковья, ты ходила в конце лета у руин избушки отшельницы? Видела там пентаграмму, начерченную кровью? Кто её начертил? Ты?

В глазах несчастной заметался страх, лицо сравнялось цветом с мелом. Она вся съёжилась и прижала руки к внушительной груди, выглядывающей из ночной рубашки.

— Отвечай, — повысил голос семинарист, бросив на меня удивлённый взгляд.

— Я… — едва слышно прошелестела девушка дрожащими губами.

42
Перейти на страницу:
Мир литературы