Избранник смерти (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 32

— Думай, Всеволод. Решение за тобой, — подытожил мои слова Лука.

Астафьев мрачно кивнул и вышел из столовой, а затем хлопнул входной дверью, оставив нас втроём.

— Авось он не наломает дров, — прошептал я себе под нос.

— Идея с полицией мне видится не очень привлекательной, — проговорил старший Кантов, задумчиво почесал щетину на подбородке и глянул на меня воспалёнными красными глазами. — Как бы хуже не сделать. Деньги Петрова могут сотворить чудеса — и окажется, что это мы все злодеи и мерзавцы. Петров же может выйти сухим из воды, даже если расследование нападения на особняк пойдёт по плохому для него пути. Он всегда может сказать, что никого не убивал и ничего не поджигал, а пришёл лишь поговорить с Ильёй Макаровичем, а тут появились вы с Лукой. И принял вас Петров за каких-нибудь грабителей, после чего завязался бой и вспыхнуло пламя. Он способен наплести с десяток баек, которые уберегут его от темницы.

— Ваши слова не лишены логики, — признал я, морща лоб. — Однако будем исходить из решения Всеволода. Ежели он придёт к мысли, что надо подключать полицию, то тут уже и будем досконально прорабатывать этот вариант.

— Сударь Андрей, а не спросить ли вам совета у графа Чернова? — подал голос семинарист и погладил куцую бородёнку, ставшую после пожара ещё более клочковатой. — По слухам, он человек мудрый. Да и в его честности не стоит сомневаться. О нашей беде он не будет распространяться, ежели поведать ему о ней.

— Ого, вы так близки с Черновым? — удивился Анатолий Юльевич и рефлекторно достал из кармана фляжку, но потом вспомнил, что она пуста, и досадливо вернул в карман.

— Угу, вместе по бабам ходим, — саркастически брякнул я.

— Андрей так изволит шутить, — объяснил Лука отцу, вытаращившему глаза.

— А-а-а, — протянул старший Кантов. — А то я уж думал и вправду. Хотел уже обидеться, что меня не позвали. А ведь у меня имеется на примете один цветник. Там есть невероятная сударыня, которую весьма трудно забыть, легко потерять и совершенно невозможно затащить в постель.

— Папенька шутит, — уже мне сообщил семинарист и осуждающе глянул на родственника.

А тот изобразил вымученную улыбку, пробежался взглядом по моему наряду и неожиданно сказал:

— А что же вы, сударь, собираетесь в этом нанести визит самому графу? Нет, уж увольте. Раз вы стали столь близки моему семейству, то я просто обязан остановить вас. Такой наряд никуда не годится.

— Хороший наряд, — буркнул задетый за живое Лука. Ведь на мне была его одежда. — Что вам не нравится, папенька? Сюртук маловат, но он так даже лучше подчёркивает крепкий торс Андрея.

— А ежели погода к вечеру изменится? К примеру, похолодает. Плащ же потребуется. А ежели потеплеет, то в самый раз будет надеть пиджак. Хм, тут даже не знаешь какой наряд выбрать. Я порой даже завидую крестьянам. Им-то хорошо. Что есть, то и надевают. Никакой тебе мороки с выбором! Значит так, судари, мы сейчас же едем в мастерскую готового платья. Есть у меня один знакомец. Конечно, английского сукна он не держит, но вполне способен подобрать сударю Андрею достойный костюм, а не эти обноски. И я не потерплю никаких возражений. Знаю, сударь Андрей, что вы сейчас стеснены в средствах, но не извольте беспокоиться. Все траты я возьму на себя. А вы отдадите когда сможете. Вперёд, господа!

Мы с Лукой не стали протестовать и послушно пошли за Анатолием Юльевичем. А тот с большим энтузиазмом поймал на улице таксомотор и по пути поведал нам крохи информации о Лаврентии. Тот, как уже упоминалось, всё ещё томился в камере, а полицейские опрашивали свидетелей. И вроде как Петровы всерьёз настроены добиться для Лаврентия максимального наказания.

— Потребуется хороший адвокат, — заметил я, когда старший Кантов закончил свой рассказ.

— Его услуги будут стоить немалых денег, — печально вздохнул Лука, восседая рядом со мной на заднем сиденье таксомотора, шустро несущегося по узким улочкам настоящего музея под открытым небом, который ещё называют Петроград.

— Да, деньги потребуются, — мрачно поддакнул Анатолий Юльевич и сдвинул брови над переносицей, словно уже сейчас решал, что продать, дабы найти средства на адвоката. Наверное, на фоне таких трат мой новый костюм будет смотреться сущей ерундой.

Кажется, Анатолия Юльевича укусила какая-то муха, отвечающая за щедрость. Он приобрёл мне не только костюм-тройку, сюртук, брюки и рубашку, но и лакированные штиблеты, котелок и прорезиненный плащ-макинтош. И за всё про всё дворянин отдал аж десять красных червонцев с изображением императрицы Ольги Второй. Да, была в истории этой Российской империи и такая правительница.

Однако сразу же мне не удалось переодеться в новые шмотки, поскольку верный своему решению Лука потащил нас с Анатолием Юльевичем в белокаменную церковь с золотистыми луковичками куполов. Он ведь ещё в лесу угрожал мне тем, что отведёт в церковь. Вот парень и сдержал слово. Мне пришлось не меньше часа шептать молитвы, бить поклоны и целовать образа. Однако выйдя из церкви, я ощутил какое-то непонятное облегчение, словно смыл с себя часть грехов. Лицо старшего Кантова тоже слегка разгладилось, а в мутном взгляде опытного алкоголика появились огоньки. Работает-таки терапия!

— А теперь можно и домой ехать, — проговорил семинарист с чувством выполненного долга. — Время уже к ужину подбирается. Смеркается.

Да, на улице, и правда, появились первые сумерки. А когда мы на извозчике добрались до особняка, они стали ещё гуще, к тому же дождь пошёл. Наше трио слушало его мелодию, пока ужинало постной пищей. Еда оказалась не особо вкусной, но из-за стола я вышел вполне сытым. Потом всё-таки надел новые шмотки и отправился к графу Чернову. Адрес мне назвал Анатолий Юльевич, и он же крепко обнял меня перед выходом, словно отправлял на великое дело.

Чернов жил в самом центре города, недалеко от площади Трёх императоров. Его тёмно-коричневый трёхэтажный готический особняк с острыми башенками и горгульями на карнизе смотрелся особенно мрачно в росчерках небесного электричества. Молнии частенько разрезали тёмное небо, извергающее потоки воды, а гром грохотал так, что отдавался зубной болью.

Благо я прихватил с собой зонтик, потому не промок пока шёл от остановившейся кареты к козырьку, нависшему над входной дверью особняка. В качестве звонка имелся приделанный к косяку бронзовый молоточек. Я несколько раз ударил им, оповещая о своём приходе. Но услышат ли этот звук, когда бушует такое ненастье? Оказалось, что услышали. Дверь отворилась буквально через пятнадцать секунд.

— Добрый вечер, сударь Андрей, — выхолощенным голосом проговорил чопорного вида старик в ливрее и с глубокими залысинами. — Его сиятельство вас уже ожидает в своём кабинете.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался я и передал слуге зонтик и макинтош. Тот их определил в резной шкаф, а затем повёл меня к Чернову.

Особняк графа производил гнетущее впечатление красивого склепа. Домашним уютом тут и не пахло. Ни тебе цветочков на подоконниках, ни нагло развалившихся на креслах котов или на худой конец тонкомордых борзых. Ещё свет везде был приглушён, отчего повсюду царили сумерки. Только в кабинете графа во всю мощь горела хрустальная люстра. Её свет падал на полки с книгами, отражался от стеклянных глаз чучела ворона, растекался по ворсистому ковру и играл на блестящем, лысом черепе самого графа, восседающего за массивным рабочим столом, заваленным бумагами.

— Рад вас видеть, сударь. Присаживайтесь, — произнёс Чернов тихим шелестящим голосом и указал рукой на кресло, стоящее около стола. — Нам есть о чём поговорить.

— Моё почтение, ваше сиятельство, — усевшись в кресло, кисло сказал я, показывая, что ещё злюсь на него. — И ради чего вы проверяли меня там, на кладбище? Вряд ли же вы просто от скуки решили поразвлечься.

— Хм, то, что вы сразу переходите к делу, выдаёт в вас либо человека нетерпеливого, либо человека весьма делового. Так какой тип вам присущ? — откинулся на спинку кресла граф и посмотрел на меня глазами мастера смерти. Они у него были даже более светлыми, чем у меня. Так сразу и не скажешь, где заканчивается радужка и начинается белок. К тому же его зенки очень глубоко запали в череп, из-за чего они будто из тёмных нор выглядывали.