Невеста без права выбора (СИ) - Айт Элис - Страница 4

А я очень хотела жить.

Я прокашлялась, прогоняя комок из горла.

— Кора, я хочу пройтись по дому. Мне кажется, это немного развеет мое головокружение от вчерашнего яда.

Пора узнавать больше об этом мире. И о том человеке, кому я предназначена в жены.

Род леди Целестии определенно не бедствовал. Ночью я не успела рассмотреть особняк и теперь наверстывала упущенное, с трудом сдерживая удивленные возгласы и желание потрогать каждый предмет. Нет, я, конечно, была в исторических музеях, но тут-то все настоящее!

Похоже, я попала в век примерно шестнадцатый с поправкой на то, что этот мир развивался иначе, чем наш. По коридорам сновали слуги, во дворе ржали лошади — при особняке была собственная маленькая конюшня. Я заглянула на кухню, вдохнула пряный запах специй и поразилась огромному камину, в который можно было спрятаться целиком. Поварихи уже месили тесто и резали овощи, а в очаге жарили истекающую соком рыбу.

Слюнки при виде нее потекли сами собой. Да уж, питание здесь наверняка экологичное. И вкусное, судя по завтраку. Ну, по крайней мере для богатых людей.

Мебель в доме была деревянной, с вычурной резьбой. Над креслом главы семейства в обеденном зале, должно быть, работал настоящий мастер. И везде: в инкрустации, узорах, росписях — встречались одни и те же мотивы.

Чаще всего попадалась птица, распахивающая крылья над разожженным костром. Насколько я знала геральдику, так обозначался феникс — символ бессмертия. Он украшал в особняке все гербы, нашла я его и на себе: он был выгравирован на кольце и серьгах Целестии. Видимо, это был фамильный символ рода.

Что ж, мне он вполне подходил.

Вторым по частоте был золотой круг, похожий на диск из склепа. У некоторых слуг такой же маленький символ висел на груди, как у христиан — крест. Я заметила, как люди, спотыкаясь или роняя вещи, шептали что-то и касались этих подвесок.

Однако особо познавательной стала прогулка по галерее с вывешенными портретами семьи. Я медленно шагала вдоль картин, пристально вглядываясь в каждую из них.

Лица казались знакомыми. Впрочем, как и весь дом. У меня не исчезало ощущение, что я уже видела все это раньше, просто забыла. Наверняка Целестия действительно проводила здесь немало времени, и ее мозг еще хранил память об этом.

Я дошла до конца ряда — самых свежих портретов. Мужчина с орлиным профилем и сединой в волосах был отцом Целестии. Вчера мы уже встретились, и художник ему явно польстил. Рядом, на том же портрете, напротив мужчины, была изображена скромная светловолосая женщина с потупленным взглядом, очень похожая на Целестию.

Я отошла на шаг назад, сравнивая портреты во всем ряду. Забавная деталь: мужчины смотрели либо на зрителя, либо прямо перед собой, а их жены с неизменным смирением на лицах прятали глаза. Художественная традиция или характеристика положения женщин в этой стране? Подозреваю, второе.

Вернувшись к портрету матери Целестии, я сосредоточилась на нем. До сих пор об этой женщине не прозвучало ни слова. Умерла она, развелась с мужем — у меня не было ни единой подсказки. А если начать спрашивать, слуги в ту же секунду поймут, что я не та, за кого себя выдаю.

Закрыв глаза, я решила воззвать к спящей памяти тела. Что-то же должно было там остаться, кроме постоянно возникающего дежавю!

Ничего не произошло. Тогда я повторила процесс, мысленно нарисовав перед собой эту женщину, и на всякий случай поднатужилась.

Опять ничего.

За спиной многозначительно прокашлялась Кора. Я прикусила губу и отошла от портрета. Представляю, как мое кряхтение выглядело со стороны. Лучше поэкспериментировать с памятью в спальне, в гордом одиночестве.

Однако, как только я отвернулась, в памяти вспыхнул блеклый образ немолодой усталой женщины, которая склонилась надо мной с нежной улыбкой. Воспоминание тут же угасло, оставив послевкусие вины и гнева.

Это было настолько неожиданно, что я замерла. Какое интересное сочетание… Знать бы еще, из-за чего злилась Целестия — на бросившую ее мать или на что-то еще? И почему она чувствовала себя виноватой?

— Опять любуешься портретом матери?

По коридору шел отец Целестии — высокий, когда-то наверняка стройный, но с возрастом раздавшийся в талии мужчина. Полнота и седая борода создавали впечатление доброго дядюшки, однако в манере движений, одежде и голосе чувствовалась строгость. Мои ноги сами по себе согнулись в коленях, а голова опустилась вниз в подобии то ли поклона, то ли книксена. Спохватилась я, уже выпрямившись.

Божечки, а память-то работает! Причем это происходит исключительно бессознательно. Придется чаще доверять инстинктам.

К сожалению, они не подсказали мне, как нужно здороваться с родным отцом. Не придумав ничего лучше, я промолчала, оставив голову склоненной.

— Правильно, — одобрил он, подходя ближе. — В твоей ситуации нужно хорошенько помнить, как закончила твоя мать.

— Я не совсем понимаю…

— Кора, оставь нас, — бросил отец.

Изобразив тот же поклон, что и я только что, служанка удалилась. Отец задумчиво посмотрел ей вслед.

— Молодец, что порвала с Джераном, — тихо сказал он. — В последние дни ты себя вела настолько отвратительно, что такое благоразумие меня вчера удивило. Оставалось совсем немного до того, как кто-нибудь еще догадался о ваших отношениях.

— Я не дура, отец, — ответила я.

— Признаться, я уже начал в этом сомневаться, — он отвернулся и с задумчивым видом посмотрел на портрет. — Вы с матерью слишком похожи. Ей не хватило ума скрыть, что она занимается запрещенной магией, тебе — молча отправиться на отбор. Рад, что ты хотя бы додумалась отправить этого наглеца восвояси. Твое замужество за ним не просто вызвало бы скандал. Пока охотники всего лишь подозревают, что он практикует ритуалы воскрешения, а что если это подтвердится? Вряд ли ему хватит самообладания покончить с собой, чтобы не подставлять под удар охотников собственную семью.

По спине прошелся холодок. В голосе отца ощущался тот же сдерживаемый гнев, что в воспоминаниях Целестии. Значит, вот что сделала ее мать. Я даже не знала, как к этому отнестись — как к смелому поступку или как к безумному.

— Я больше не хочу связываться с Джераном, — честно сказала я. — Но, отец… Нет ли возможности избежать участия в отборе?

— Ты снова за свое? — нахмурился он. — Я уже не раз тебе говорил и повторю снова: ты не имеешь права отказывать в таком щедром предложении. Мы не имеем права. За нами и так наблюдают охотники после того, что натворила твоя упрямая мать, отказавшись смириться с запретами. А теперь ты хочешь рассорить нас напрямую с принцем? Он будущий король всего Меланта и, кроме того, крайне злопамятен. Если Альхар однажды вспомнит, что наша семья проигнорировала его милостивое приглашение, которого, к слову, не особенно достойна, ему будет достаточно щелчка пальцев, чтобы стереть нас самих и любое упоминание о нас с лица земли.

Ну прекрасно! И с таким напутствием я, ничего не знающая об обычаях этого мира, должна отправляться прямо в логово льва?

— Если я поеду, как бы не было еще хуже, — заупрямилась я.

— Еще не хватало мне спрашивать твоего мнения, — жестко ответил отец. — Если только ты не намерена нарочно все испортить, то хуже не будет. А я надеюсь, что твое вчерашнее просветление не прошло и ты позаботишься о том, чтобы понравиться принцу. Похоже, ты забыла все доводы, которые я тебе приводил позавчера. Не волнуйся, я напомню. Наш род на грани разорения. Ты ведь не говорила об этом своему милому Джерану? Если на отборе решат, что ты подходишь хотя бы для наложницы, нам выплатят приличную сумму, чтобы потом, когда принц к тебе остынет, тебя можно было пристроить замуж. А если ты вылетишь, мы не получим ничего, кроме воспоминания Альхара о тебе как о бесполезной и глупой девице. Наш дом уже заложен кредиторам, и ты знаешь об этом. Уже подумала, где будешь жить, если его у нас заберут? Поверь на слово: если это случится, Джеран за тобой не вернется и не спасет тебя от бедности, потому что у него самого за душой нет ни гроша.