Князь Голицын (СИ) - Лифановский Дмитрий - Страница 5

- Я боюсь, и не хочу.

- Если боишься, то тебя что-то здесь держит. Что?

- Матушку жалко. Но если останусь она столько не проживет, сколько в вашей истории.

- Сколько бы она не прожила, она проживет счастливо рядом с тобой.

- Боюсь что это не так. Это же история нашей параллели. Нет, не хочу! Я хочу уйти. Это мое твердое решение. Господи, пусть все будет, как в библии! Там так все красиво описано.

- Хорошо. Согласно твоему твердому решению, Петр Алексеевич Романов-Голицын, я обрываю твою линию жизни. Удачного тебе посмертия. Прощай.

- Прощайте, - в голосе Петра послышалось непередаваемое облегчение и радость.

Через мгновение, после обрыва линии жизни.

- Что?! Это еще что такое! Ага, сейчас, так я и позволил! Не дождетесь, отцепись! Отцепись говорю, я ведь и повторно тебя оборвать могу!

Темнота....

Как же все-таки больно! Меня будто несколько раз вывернули наизнанку, перемололи, пережевали, протащили через прокатный стан и несколько раз тем, что получилось, шанадарахнув об стену, скинули с высокой скалы. Не удивительно, что юный княжич не за хотел испытывать подобное, уйдя на перерождение. Ох грехи мои тяжкие! Скорей надо накладывать конструкт обезболивания и частичной регенерации. Иначе овощем стану. И пока есть немного времени, необходимо срочно решить что делать. Самоубиваться смысла нет. Но имитировать Петра я не смогу, да и глупо это как-то. Все равно ведь спалюсь. Значит пора создавать нового Петра. Тем более, все предпосылки для этого созданы самим мирозданием. Ну что же, здравствуй Петр Алексеевич Романов-Голицын и с прибытием тебя в девятнадцатый век. Ну и с днем второго рождения заодно.

- Петр Алексеевич! Петя! Да что же это такое?! Доктора! Срочно доктора зовите! Княжичу плохо! - ох дядька, дядька, да что же ты так орешь-то, аж по мозгам будто кувалдой. Да еще и теребишь тушку мою бренную. Ты ж из меня душу вытрясешь, которая и так на ладан дышит.

- Дядька Николай, хватит меня трясти, ты из меня так даже то, чего нет вытрясешь. Я тут видишь, лежу, на круговорот облаков смотрю... Ох как же голова кружится! Ты лучше на меня водичкой полей. Да не жадничай, не жадничай, прям из ведерка лей.

- Петенька, ты глазки-то открой, - в голосе дядьки слышались любовь и тревога. Неожиданно, от обычно сурового и сдержанного казака

- Нет уж. У меня тут знаешь какие облачка? А у вас там? Эх, они ведь еще у вас и дерутся. Я лучше полежу. Облака - белогривые лошадки... Дядька, а дядька?!

- Какие лошадки?! Ох, беда-то какая! Петя, потерпи родной. Вот уже доктор подошел, сейчас тебя посмотрит, полечит.

- Знаю я их осмотры. Начнут щипаться, молоточками стучаться и словами умными да непонятными кидаться. А ты будешь рядом стоять и головой кивать с умным видом, будто все хорошо, все правильно и ты все, все понимаешь.

- Ну что же, молодой человек. Раз вы имеете силы шутить, то смею думать с вами все в порядке. Что представляет из себя чудо, после произошедшего, - а вот и доктор подошел. Быстро он, видать где-то неподалеку был.

- Я бы не оспаривал ваше утверждение, но как быть с фактом, что облака вначале молниями кидались, а теперь кружатся перед глазами, как Наташа Ростова на своем первом балу. И заметьте глаза у меня закрыты, а они все равно хороводы водят.

- Увлекаетесь сочинениями Льва Николаевича Толстого, Ваше сиятельство? Похвально, для юноши Вашего возраста. А с головокружением нужно немного подождать и все пройдет. По поводу же молний, то это не к нам, тут небесная канцелярия заведует, - прозвучало это так, будто доктор сожалеет, что молниями заведует не он, а небесная канцелярия. Хотя, кто их докторов знает. - Петр Алексеевич, сейчас мы вас перенесем к нам в приемный покой, и уже там осмотрим на предмет повреждений.

Тем временем жжение на груди и шее становилось все сильней и сильней. Я бы наверное с ума сошел от боли, если бы не матрица снижающая пиковые болезненные ощущения. Ощупав болезненные места, нашел на шее какое-то тонкое образование, а на груди обширное и очень болезненное.

- Дядька, помоги подняться, - скомандовал я.

- Вы знаете, Ваше сиятельство, я бы не рекомендовал Вам сейчас вставать, - заметил доктор.

- Да ладно! Вы это серьезно! Это все таки спорное утверждение, - упрямо не согласился я с этой клистирной трубкой, - и потому проверим его экспериментальным путем. Так что давайте все-таки поднимем меня, и поставим на ноги, а там видно будет.

- Петр, не спорь. Доктор знает что говорит. И ты опять что-то задумал? Вот неугомонный! Больной лежит, а все в авантюры лезет. Даже и не думай! - вмешался дядька.

- Извините, вы кем приходитесь Его сиятельству? И, если можно, объясните свою реакцию на его слова.- поинтересовался доктор

- Воспитатель я его. Дядька. А слова Петра "Да ладно! Вы это серьезно!" Являются страхом и ужасом имения и округи, значит замыслил что-то княжич. И ведь не хулиганство, а какую-нибудь очередную проверку или эксперимент. Правда, и драки с этих слов начинались, не без того. Да что уж, в гимназии когда их слышат вздрагивают и готовят гонца, чтобы пригласить Ее Сиятельство Елизавету Петровну на очередную беседу.

Вот ведь, слова оригинального Петра проскакивают. Память тела что ли? Хотя по копии сознания так и есть. Но это даже лучше. Быстрей адаптация и слияние проходят. И опыт в таких делах нарабатывается. Мешать и сопротивляться не буду. Да и слова неплохие, буду пользоваться.

- Ну хорошо. Вы знаете, судя по реакциям, Петр Алексеевич в совершенно здравом рассудке и относительно здоров телесно. Что, смею утверждать повторно, удивительно, сродни Божественному провидению.

Хм, Нафаня, мы с тобой божественные провидцы, тудыть его в качель. И видал я такое болезненное провидение!

А доктор с волнительным восторгом продолжил: - Я не слышал, чтобы после такой силы удара молнии, кто-то выжил. Она же вокруг молодого человека камни и землю в стекло расплавила! Чудо, настоящее чудо! Настоятельно буду просить у Елизаветы Петровны разрешения описать этот случай в научном журнале! Что касаемо Петра Алексеевича, наверное, мы можем попробовать выполнить его просьбу.

-То есть, Вы, доктор, считаете, что я еще не достаточно готов, а употреблять в пищу не готовые продукты плохо? Хотя да, меня ведь даже не посолили.

Эскулап хохотнул на мою незамысловатую шутку. И несколько рук с двух сторон осторожно начали меня поднимать. И когда я утвердился на ногах, осторожно стали поддерживать меня.

- Доктор, могу я вас попросить, прикрыть мне глаза платком? Боюсь их открывать.

- Разумное предложение. Одну минуточку, - я почувствовал, как на лицо легка, почти невесомая ткань, - Все можете открывать.

Это были феерические ощущения. Глаза слезились, зудели и чесались, как будто в них сыпанули песку, перцу и соли одновременно. В них хаотично плясали фиолетовый пятна, отдаваясь в лобной части болезненными всполохами.

- Знаете, видимо мне придется заказать затемненные очки, на первое время. А в имение я поеду с повязкой на глазах, - сморщившись от неприятных ощущений поведал я, - Дядька, делай что хочешь, но мне срочно надо умыться и промыть глаза. Прямо сейчас. И еще. Я там у кого-то из наших мужиков видел картуз, мне он нужен. Вернем, как приедем в имение.

- Вот, барин, у меня есть картуз возьмите, - послышался грубый, хрипловатый мужской голос.

- Извините, но нам чужого не надо. Дядька, заплати!

- Что ты барин, грех это. - отказался голос, пояснив, - Даже батюшка говорит, что нужно помощь оказывать в деле малом.

- Ну, раз батюшка говорит, то пусть тебе воздастся по делам твоим, - я протянул руку в сторону голоса. В теле энергии было много, добавив энергию души, я сформировал молнию и привязал к ней матрицу восстановления суставов. Ну и наощупь направил в руку, протягивающую картуз. Все должно было выглядеть естественно. Да и картуз мне действительно был необходим. Пошитый не на меня, он должен был быть большого размера, и тулья с козырьком как раз должна была образовать тень, которая и защитила бы мои глаза от прямых лучей солнца. Тем временем молния от меня ударила в протянутую руку с картузом, раздался болезненный вопль, тут же сменившийся матом, затем, немного погодя смехом и громкими восклицаниями: