Царь Александр Грозный (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 38

Галеры, нападая с правого борта, рассчитывали напугать «врага» и заставить его отклониться влево на отмели мыса Пантикапея. Если же «нарушитель» не пугался и продолжал лавировать по проливу, галеры должны были таранить врага. Следом за ними на противника должны были навалиться караки и многотысячный «москитный» флот, обгладывавший, корабли, как полчище голодных корабельных крыс.

Русские торговые суда, шедшие из Азова, обязаны были заходить в порт Темрюк и разгружаться там, перевозить груз в порт Тамань, перегружать товар на турецкие корабли и следовать дальше. Проход через пролив им был запрещён. Лишь некоторые венецианские и турецкие суда имели право прохода туда и обратно. Всех нарушителей «пограничника» таранили, имея свой корыстный интерес. Большая часть добычи доставалась им, и лишь пятая часть — властям города Керч.

Сегодня что-то пошло не так. Великий Князь не знал, как должны реагировать «пограничники», но, так как «видел» стоящие в засаде корабли, сам, как на шахматной доске, рассчитал свои ходы и угадал.

Канониры Санькиного флагмана ещё во время доворота вправо «шарахнули» из пушек левого борта по ближнему фрегату. Снаряды кучно легли прямо перед носом лидера и рванули так мощно, что фрегат завалило на левый борт и отклонило градусов на двадцать влево. А там, примерно в миле, начинались мели, и фрегат был вынужден, чтобы не лечь на дно, доворачивать ещё левее и двигаться по проливу.

Второй фрегат, видя, что его курс не совмещается с первой «целью» в точке, ибо враг увильнул от встречи, решил, всё же, идти следом за ней, чуть довернув вправо, чем снизил скорость, встретив ветер.

«Нарушитель», следующий вторым в ордере, разминулся со вторым сторожевым фрегатом буквально в двадцати футах, пропустив его перед собой, застопорив ход тормозным парашютом, и влупил правым бортом со всех стволов прямо в корму противнику. Залп был такой мощный, что руль вывернуло, четырёхугольную корму разворотило, транцы полопались, от чего палубы просели и пушки скатились, повиснув на канатах.

Зрелище было таким забавным, что матросы «ведомого» весело загоготали, держась за животы. Однако, продолжающему двигаться в сторону Керчи фрегату, было сильно не до смеха, ибо в его трюм стремительно набиралась вода. На плаву, после вражеского попадания, он находился не более двух минут, но успел развернуться носом против ветра, лёг на дно ровно, утонув в иле. Команда спокойно убрала паруса и приготовилась встречать пушками следующего «нарушителя». Несмотря на затопление корабля, верхняя палуба продолжала возвышаться над уровнем моря.

Санька с удивлением отметил, что они всё-таки «бахнули» по проходящему мимо противнику. Бахнули, стоит отметить, хорошо и слаженно. Фрегат окутался белым дымом, а третья шхуна получила около десяти пробоин, но все не критичные, выше ватерлинии. Да и не все пробоины прошили борт насквозь. Где-то доски лишь лопнули, но и этот результат Саньку удивил.

Князь считал, что пропущенные через валковый пресс, вымоченные в мочевине доски, турецкие заряды должны были выдержать, однако результат, как говорится, на лицо.

— «Значит, где-то сбоит качество, — подумал Александр. — Скорее всего в результате нарушения технологического процесса. Или по орудийным зарядам разведка недоработала? Или мои расчёты неверные?»

Так думал Александр, наблюдая глазами матросов, как пробитые в бортах ядрами отверстия забиваются заранее приготовленными «чопами».

Пострадавшая от турецких орудий шхуна тоже отстрелялась по притопленному фрегату шрапнельным залпом. Вылезшую из трюмов на верхнюю палубу команду фрегата уложило на палубе бесформенной алой массой.

Санькин флагман, имеющий наименьшую осадку, вошёл в бухту, лишь подняв со дна коричнево-зелёный ил. Его манёвр не остался незамеченным и галеры развернулись шхуне навстречу и пошли наперерез.

Однако шхуна на своих косых парусах влетела в гавань практически против ветра, отстрелялась по портовым коммуникациям и успела развернуться оверштаг, обрулив в плотную приблизившуюся галеру. Её бронзовый таран даже немного помог довернуться шхуне, скользнув по борту в районе круглой кормы. Такие кормы делали только Санькины мастера.

Со шхуны раздался нестройный залп пищалей и команда «гранаты». На галере послышались громкие и частые хлопки оборонительных гранат и душераздирающие крики раненных. Александр смотрел на воздействие его новейших систем поражения противника с кормы шхуны сквозь прорези фальшборта, зашитого листами марганцево-магниевого сплава.

Магниевые и калийные соли, кстати, Строгановы нашли в верховьях Камы. И даже без рекомендаций Александра. На реке Усолке издревле вываривали соль, проистекающую в виде соляных растворов из земли. Там Строгановы и «присели» на солёные источники, начав бурить скважины. Для геологоразведки ещё ранее были сделаны особо-прочные трубные буры из марганцевого железа. Вот Строгановы и забурились на семьдесят метров, достав красную калиево-натриевую и магниевую соль. С этого всё и началось.

Санька узнав про успех Строгановых, вдруг вспомнил, что где-то там поставили город Соликамск, где, он знал, добывали не простую соль, а калийную и магниевую. А магний это — ого-го! Стали не просто варить соль, а копать вглубь. Через два года дорылись до карналита и попытались из него добыть магний путём электролиза, но не сложилось.

Получалось, что два года копали зря.

Магний удалось выплавить в ретортных печах, изготовленных из высокопрочной легированной марганцем стали путём выпаривания магния при температуре тысяча двести градусов без доступа кислорода, из добытого в Липецкой области доломита. Технология тоже была очень сложной, но того стоила.

Марганец добывали в Подмосковье с незапамятных времён и давно научились добавлять его в различные металлы. Санька тоже знал о положительных свойства марганца в упрочении практически любых сплавов, потому, что увлекался изготовлением охотничьих ножей. А так как знакомых у него было много, в том числе и кузнецов, то ему привозили заготовки таких удивительных сочетаний железа с другими химическими элементами, что он, в конце концов, выучил и свойства легирующих компонентов.

Когда выделили достаточно магния, научились получать его сплав с марганцем. Вот из таких бронелистов и была сделана обшивка штурманской рубки.

Особенностью Санькиного воздействия на человека было «послевкусие». В людях, телами которых хоть однажды воспользовался Князь, оставалась частичка его навыка. Пострелял, например, Санька из пушки, управляя телом канонира, и в нём (в теле) оставалась память о том, как целится, как брать упреждение, как выставлять замедление «трубки»?

«Поруководит» процессом выплавки металла, или его ковки, и в следующий раз литейщик или кузнец работает сам, «вспоминая», предыдущий опыт.

Если Александр присутствовал сам и рассказывал, как и что делать, то «ученики» воспринимали своё умение, как результат обучения, потому, что князь выполнял «практические занятия» с учениками совместно.

А бывало так, что Александр вмешивался в какой-то процесс издали. Тогда люди воспринимали свои новые способности, как озарение, но тоже чувствовали, что не без помощи Александра.

Со временем, народ видел, что рядом с Князем число «озарённых» почему-то много больше, чем, где бы то ни было. Например, на Московском пушечном дворе лили одни пушки, а в Коломенском другие. И мастера даже не понимали коломенских мастеров, когда те пытались объяснить технологию литья, ковки, сварки или протяжки стволовых нарезов. Просто не понимали. А вот если объяснит Санька, то всем, почему-то всё сразу становилось понятным, и не просто понятным, а всё само собой ладилось.

На третий-пятый раз Княжеского воздействия человек практически полностью проникался осваиваемым умением по максимуму. Оттого практически все, окружающие Александра специалисты, не имели себе равных в мире не только по профессии, но и по образу жизни и поведению. Они всё чаще и чаще называли себя «озарённые» и поклонялись Александру не как царю, а как истинному свету.