Тмутараканский лекарь (СИ) - Роговой Алексей - Страница 52

В конце июля Глеб Святославич с ладьей, пришедшей из Чернигова, получил письмо от своего отца, гласившее:

«Сыне, желаю тебе здравствовать и радоваться. Мы с моими братьями, великим князем Изяславом Киевским и Всеволодом Переяславским решили покончить с полоцкой угрозой. Хоть князь Всеслав до сих пор и сидит в порубе, но стольный град его не хочет признавать власть великого князя и подбивает к неповиновению окрестные города и веси. На святого Андрея Стратилата мы собираемся выступить объединенным войском на Полоцк и раз и навсегда покорить это гнездо мятежа. Посему предписываю тебе не позднее, чем через три седмицы прибыть в Переяславль с тысячей всадников тьмутараканских, дабы войско наше усилить и тебе самому славу в этом походе стяжать. С нами Бог!

Твой отец, князь Черниговский Святослав Ярославич».

Письмо это не очень обрадовало молодого князя, ведь он больше предпочитал мирное правление военным действиям. Тем не менее, он отдал приказ своим воеводам готовиться к походу. Чтобы сократить маршрут, решено было переправиться на ладьях через Сурожское море, а дальше продолжить путь по суше. Через неделю воины были готовы выступить в поход, подготовленные ладьи стояли в порту, а в их трюмах лежали припасы в дорогу. На время своего отсутствия князь Глеб назначил наместником Тмутаракани опытного воеводу Святогора, а в поход с собой взял молодого Горазда, чему тот был несказанно рад и весь светился от переполнявшей его важности. Провожать Глеба Святославича и его войско на берег вышел почти весь тмутараканский люд. Епископ Лаврентий, немного осунувшийся и утративший былую спесь после казни Порея и бегства Вышаты — его основных спонсоров — произнес пламенную речь, даже прослезился и перекрестил князя, его дружину и покачивающиеся на волнах две дюжины лодий. С соборной колокольни прозвучал благовест, и тмутараканское войско отправилось в долгий путь под колокольный звон.

Накануне князь пришел в монастырь за благословением к отцу Никону и заодно попросил отпустить в поход его учеников в качестве военных лекарей, ожидая что после осады и штурма Полоцка будет немало раненых, в том числе и в тмутараканской дружине. Отец Никон осенил крестным знамением склоненную перед ним светло-русую голову Глеба и сказал:

— Да прибудет с тобой благословение Божие, добрый князь! Возвращайтесь все живые и невредимые. Ученики мои пока еще разумеют в деле лекарском далеко не все, но помощь оказать раненым воинам смогут. Будешь в Киеве, поставь свечку за все воинство православное в Печерской обители.

— Непременно поставлю, отче! А ты молись за нас. Чувствую, что вернемся мы нескоро.

С тяжелым сердцем оставлял князь Глеб свой город. Его, конечно, радовала возможность скорой встречи с отцом и братьями, но его терзало смутное предчувствие, что видит он этот город в последний раз. Поэтому он долго стоял, опершись о борт ладьи, погрузившись в свои мысли, и долго смотрел в сторону Тмутаракани, пока она совсем не скрылась из виду.

Среди дружинников, напротив, царило оживление. После несостоявшегося похода на аланов они были рады внезапно появившейся возможности поучаствовать в большом событии, которым должно было стать взятие Полоцка, и вернуться домой с трофеями. Многим из воинов вообще было все равно, против кого воевать — против полочан, аланов или половцев, лишь бы не сидеть на месте, но проявить себя в ратном деле.

Сергей, Василий, Артемий и Тихомир, получив напутствие от своих наставников и один экземпляр книги о ранениях и операциях, теперь проверяли знания друг друга, совсем как студенты, готовящиеся к экзамену. Этот поход и должен был стать для них и летней практикой, и экзаменом, и первым боевым крещением. В ушах Матвеева до сих пор стояли слова отца Никона, сказанные им наедине на прощание: «Мыслю я, неспроста тебя Господь привел в наш мир. И для князя Глеба уже сгодилась твоя помощь. Может, в этом походе и исполнится твое предназначение, кто знает… Постарайся спасти как можно больше людей, как с одной стороны, так и с другой — полочане ведь тоже люди православные, и не все они виноваты, что князья между собой враждуют. Береги братьев своих! Ты ведь молвил, что уже шесть лет обучался в своем времени и еще почти год здесь, посему назначаю тебя старшим среди них. Коли даст Бог, обязательно свидимся со всеми вами!». Сергей и в университете был старостой группы, но тут все было иначе, и совсем другим был уровень ответственности, да и в масштабных боевых действиях ему еще участвовать не приходилось. Главным над их маленьким медицинским отрядом отец Никон назначил старого опытного монаха Симона, повидавшего на своем веку не один военный поход.

С Марфой он простился коротко. Оставил ей немного серебра на пропитание и попросил молиться за него. Вдова обняла его и сказала, что с нетерпением будет ждать его обратно. «А что же будет после моего возвращения? — задавал себе вопрос Сергей. — Надо будет мне окончательно решить вопрос с этой девушкой. С одной стороны, некрасиво будет оставить ее одну, а с другой — не совсем правильно будет жениться на ней, ведь я все-таки планирую вернуться в свое время. Может, в этом походе я наконец встречу Кудеяра, и он меня порадует возможностью возвращения».

В общем, в голове Матвеева был целый калейдоскоп мыслей, и поэтому он был рад, что его друзья из княжеской дружины плыли на другой ладье, ведь он не мог пока искренне разделить их веселья, а сосредоточиться на размышлении над всеми проблемами, созерцая спокойные воды Азовского моря.

Морское путешествие на этот раз длилось недолго — уже вечером следующего дня ладьи бросили якорь на противоположном берегу. Проведя вторую ночь на ладьях, с первым лучом рассвета дружинники поехали в сторону Переяславля верхом, а корабельщики отправились в обратный путь.

Последующие две недели прошли в практически однообразном движении на север. Вначале отряд прибыл к руслу Днепра, а потом просто двигался вдоль этой реки против течения, проходя за день около пятидесяти верст. Позади отряда катилась телега с припасами, которых как раз хватило до конца путешествия, а запасы воды пополнялись из Днепра. По пути отец Симон делился со своими подопечными особенностями походной медицины и давал ценные советы, исходя из своего опыта. По вечерам у костра воины рассказывали друг другу различные истории, веселые и не очень. Матвееву больше всего запомнилась одна из них.

— Слыхали, братцы, что у ромеев теперича новый кесарь — Роман Четвертый? — начал рассказ Федор.

— Эка невидаль! Так он уже с середины зимы правит — вовремя ты опомнился, Федька, — ответил один из дружинников. — Об этом нам давно ведомо.

— А ведомо ли вам, как он стал кесарем — вот это воистину забавно. Сам бы так хотел. Сейчас расскажу, и вам тоже захочется. Ну что, рассказывать или вы все знаете?

— Да говори уже, не тяни, — подбросив хворост в костер, нетерпеливо сказал командир касогов Фареджан.

— Так вот, был я недавно в Херсонесе и рассказал мне по старой дружбе хозяин харчевни эту историю. При прежнем кесаре, Константине, этот Роман был участником заговора против него, за что и был посажен в темницу. Умирая, старый кесарь взял со своей жены, императрицы Евдокии, письменное заверение не выходить более замуж ни за кого. Эту клятву с ее подписью и кесарской печатью отдали на хранение патриарху царьградскому, и дальше императрица должна была править одна вплоть до совершеннолетия ее детей. Но однажды, когда Евдокия присутствовала на допросе Романа, он ей так понравился своей статью, силой и Бог знает, чем еще, что решила она недолго ходить вдовой, а помочь сменить ему узы тюремные на узы семейные.

— А как же насчет письменного обещания? — спросил Мстислав.

— Вот тут и начинается самое забавное. Стала Евдокия оказывать знаки внимания брату патриарха, Варде, да так, что это стало приметно всем царедворцам. А потом на исповеди призналась патриарху, что хочет снова выйти замуж. Патриарх, горя желанием породниться с кесарским домом и ничуть не сомневаясь в том, кто является избранником Евдокии, отдал ей пергамент с ее клятвой. А она, недолго думая, приказала освободить Романа, вернуть ему все титулы и уже очень скоро обвенчалась с ним. Так Роман и стал кесарем. Вот ведь повезло человеку! Я-то ведь тоже с виду недурен. Где бы и мне найти такую императрицу или на худой конец, княгиню?