Любовник под прицелом (СИ) - Трапная Марта - Страница 38

– Это было частью договора с Антонио, – перебила Эльзу женщина. – Условие, на котором он разрешил мне вернуться.

– Ах, условие, – тихо сказала Эльза, чувствуя, как сводит судорогой горло от бешенства. – И ты после этого говоришь мне, что вернулась к Антонио ради меня?

– Да, – твердо ответила женщина.

Эльза рассмеялась.

– Да вам же всем будет проще, если я умру. И тебе в первую очередь!

– Не смей так говорить!

Эльза смотрела на нее в упор. О да, ее мама властная женщина. Сильная женщина. Конечно, ей пришлось многое пережить и много потрудиться, чтобы стать тем, кто она есть. Но именно она сделала Эльзу такой, какой она есть. Она и ее условия договора с Антонио.

– А ты не смей говорить, что мне делать и как мне жить, – холодно сказала Эльза, поднимаясь с кресла. – И прикрываться своей любовью.

– Когда у тебя будут свои дети, надеюсь, ты меня поймешь.

– Мои дети никогда не будут условиями сделок, – отрезала Эльза.

– Сначала пусть у тебя появятся дети, а потом поговорим, – так же гневно ответила мать, – хотя при твоей работе откуда бы у тебя взяться детям?

– То место, откуда берутся дети, – язвительно сказала Эльза, – никак не участвует в моей работе. Уж это ты могла бы знать! Я снайпер, а не шлюха.

Мать поднялась и быстрым шагом направилась к выходу.

Эльза даже не проводила ее до выхода. И только когда хлопнула дверь, Эльза вспомнила, что так и не отдала ей то, за чем она приезжала. Ключ. Что ж, это и к лучшему.

Эльза каждый вечер исправно отправляла маме свои данные – температура, давление, мама отвечала «спасибо» и этим их общение ограничивалось. Несколько раз Эльза собиралась извиниться, начинала писать, потом все удаляла и откладывала телефон. Она не знала, за что должна просить прощения. За то, что кричала, а не говорила спокойно и выдержанно? А что это изменило бы? Содержание осталось бы тем же. И как еще объяснить взрослому умному человеку, что «нет» – означает «нет»? Или это мамина работа сделала маму такой? Добиться своего – вода и камень точит? Так Эльза не камень, она живой человек, может уйти от точащей ее воды! В любом случае, влияние мэра на частную жизнь горожан не распространяется.

Но чем больше времени проходило, тем меньше Эльзе хотелось мириться с мамой. Эта ссора касалась слишком многого, если не сказать – сразу всего. И в то же время не касаться этого было нельзя, как нельзя заставить землю втянуть в себя воду, бьющую из ключа или заставить дерево расти вниз, уменьшаясь в размерах. Эльза и чувствовала себя таким деревом – уже и корни давно разорвали горшок и проросли в землю, да и горшка уже не осталось, но флорист продолжает поливать то место, где виднеются осколки горшка и свято верит, что если понадобится, может пересадить дерево в другой горшок и переставить на другое место.

Глава 8. Вечер у пирса

Эльза чувствовала себя зависшей между сегодня и завтра. Сегодня уже закончилось, она добралась сюда, в этот странный медицинский центр, больше похожий на дорогой тропический курорт (хотя кто знает? Может быть, он был и одним из видов дорогого курорта?), получила ключи от своего бунгало, больше похожего на дорогой коттедж (хотя кто знает, какая между ними разница, особенно на этих дорогих тропических курортах), не смогла попасть на ужин и приняла от мальчика-администратора в качестве извинения коробку пиццы и упаковку холодного пива (кто знал, что в медицинском центре в ходу пицца и алкоголь в качестве извинений?). И теперь до завтрашнего утра до нее никому не было дела.

Про завтрашний день Эльза решила не думать. Регистрация, потом какое-то собеседование с врачом и психологом... Кому вообще нужны эти процедуры, эти врачи и психологи, когда в двух шагах от бунгало шепчет океан?

Эльза съела пиццу, а пить пиво пошла к океану. Она брела по песку, еще нагретому после жаркого дня, рассматривала облака, подсвеченные снизу густым, как манговый сок, светом закатного солнца и слушала мерный шорох накатывающих и убегающих волн. Иногда будто бы случайно, какая-нибудь игривая волна с размаха ударялась о берег перед ее ногами, окатывая ее по пояс соленой пеной. Шорты успевали высохнуть за пару минут, до следующей волны, а рубашка – и того раньше. Даже в сумерках, в полном одиночестве Эльза не решилась снять рубашку и заменить ее на купальник. Все равно она не стала бы плавать в темноте в незнакомом месте. Хотя Сандра снабдила ее и купальниками.

Пирс появился перед Эльзой как раз в тот момент, когда она подумала, что хорошо бы, наконец, сесть и спокойно посмотреть на закат. И если захочется – выпить пива. Пока ей было хорошо и так. Пирс явно предназначался для любителей нырять: узкий, длинный, из желтых гладких досок, не самодельный, конечно, но без того лоска, который бывает у каждого камешка и гвоздика на дорогих курортах. Ограда вдоль деревянного помоста тянулась до самого конца, кое-где прерываясь на лесенки вниз для удобного спуска в воду. Но в самом конце ограды не было. Зато стояли два белых складных шезлонга, так что любоваться ночным небом и океаном можно было почти с комфортом дорогого курорта. Эльза села на один из шезлонгов, с наслаждением откинувшись на спинку.

Прямо перед ней были волны, небо, гаснущий свет дня – и больше ничего. Ни один человек в мире, не знал, где она, чем занимается, никто не спрашивал, в порядке ли она, не требовал изменить давление или пульс, не корчил презрительных гримас и не бросал «я же говорила, что этим все закончится». Эльза вздохнула и открыла пиво.

Ссориться с мамой, конечно, было совершенно необязательно. Можно было смягчить ситуацию, отшутиться. Но какого черта? Кто из них кому мать? Почему Эльза должна постоянно идти на уступки и входить в ее положение? Почему мама просто не могла пожалеть ее, посочувствовать? Сколько можно обвинять собственного ребенка в своих ошибках? В конце концов, никто не мешал им с отцом предохраняться. Или, если уж на то пошло, Эльза не виновата, что она сбежала от своего прекрасного, великодушного, благородного Антонио, тогда Эльзы еще даже не существовало. Эльза сделала еще глоток пива и нахмурилась. Странно, что прошло столько времени, а она все никак не может успокоиться. Никогда раньше ссоры с мамой не выводили ее из себя. Скорее, она относилась к ним снисходительно – как к еще одному пинку, которых было уже тысячи. На ней давным-давно появились мозоли, защищающие ее от мелких уколов, а от ударов побольнее она уворачивалась. А эта ссора задело за живое. Наверное, Джей прав – нервы у нее действительно стали сдавать. А это плохо.

Эльза потянулась, подставляя лицо легкому теплому ветру. Как все-таки забавно получилось, что стоило ей подумать о том, чтобы посидеть – появился этот пирс с шезлонгами, как по волшебству. Обычное явление для дорогих курортов, конечно, улыбнулась Эльза. Если бы она сказала, что хочет игристого вина, то наверняка тут же рядом материализовался бы официант с бокалом. Но она так и не привыкла к по-настоящему дорогой и роскошной жизни. Все детство она чувствовала себя чужой в доме матери и Антонио. Дом, конюшня, сад и все прочие атрибуты богатства не принадлежали ей, братья и сестры всегда напоминали ей об этом. Да и мама никогда не дарила ей таких же дорогих подарков как остальным детям. И только Сандру возмущала эта несправедливость и она всегда пыталась поделиться с Эльзой своими подарками... и своими возможностями.

То, что отец оставил ей наследство, Эльза узнала в восемнадцать лет. Наследство было смешным по меркам Антонио и матери, они даже не подумали давать ей советы, как распорядиться деньгами. Но для Эльзы оно стало настоящим сокровищем. Она купила себе квартиру, свою собственную квартиру, и уехала туда жить, к недовольству матери и великому облегчению всех остальных членов семьи.

Но сейчас... это место принадлежало ей. Ни мать, ни Антонио, ни Сандра не имели к отношения к тому, что Эльза оказалась здесь. В некотором смысле она даже оплатила его сама. Так что она имеет полное право на весь предлагаемый сервис, включая шезлонги и ледяное игристое.