Дело советника криминальной полиции - Фукс Ладислав - Страница 1

Мелкий сверкающий снег запорошил город. Побелели широкие шоссе, тротуары, побелели скопища автомобилей, парковые скульптуры и каменные перила мостов. И хотя время приближалось лишь к полудню, одна за другой зажигались тысячи световых реклам, и все это разноцветье огней раскрасило заиндевелые хвойные ветви, а из больших магазинов на посеребренные улицы полилось нежное детское пение, звон колокольчиков и органная музыка.

В седьмом классе государственной гимназии, носящей имя величайшего педагога всех времен, к последнему уроку оставались тридцать пять учеников, хотя и они скорей всего давно улизнули бы, не удержала бы ни стеклянная стена — в сущности, единственное в классе, зато гигантское окно, — ни белоснежная доска, на которой писали черным мелом, а точнее углем, так как кто-то решил, что это полезнее для глаз. Не удержал бы и страх наказания после каникул — удивительно, но факт: гимназисты остались ради преподавателя, на долю которого выпал этот последний урок. Итак, профессор, как принято называть учителей в гимназии, стоял у вполне модернового столика, заменяющего кафедру, и говорил:

— Вы почти все достигли совершеннолетия или приближаетесь к нему. Многие уже посещают кафе, бары и водят машины. А некоторые даже назначают свидания. Тем не менее я призываю вас к благоразумию… Через полчаса вы разойдетесь по домам, впереди целых десять дней полной свободы…

— Тринадцать… — послышались голоса с последних парт.

Профессор кивнул и продолжал:

— Даже тринадцать, благодарение Богу, а вам трудно потерпеть самую малость. Знаю-знаю, все вы собирались убежать еще на перемене. А ведь ваше счастье, что вы имеете возможность здесь учиться, что у вас для этого есть голова на плечах. Хотя, — профессор оглядел класс, — насчет голов сомневаюсь, скорей всего, вы попали сюда в результате какого-то недоразумения.

Гимназисты с нарочито шумным возмущением запротестовали. Тридцать пять ухмыляющихся физиономий уставились на профессора, вещавшего с кафедры.

— За четыре месяца первого полугодия многое произошло. Вам пришлось пережить и весьма печальное событие: умер ваш товарищ Амброз Хеннингер…

Гул прекратился. Дальше профессора слушали в молчании.

— Не обошлось без огорчений, кого-то обижали вы, кто-то вас обижал, случались ссоры… Но наступающие праздники дают возможность все исправить, примириться, подать друг другу руки, и пусть Рождество будет для вас радостным и мирным…

Профессор посмотрел на Вики Хоймана.

На красивом тонком лице Вики лежала тень, светлосерые глаза смотрели куда-то в одну точку.

— Многие поедут в горы, кое-кто останется в городе, всем я желаю отдохнуть и набраться новых сил. — Профессор перевел взгляд на соседа Вики, а потом — на стеклянную стену, которая была гигантским окном. — После Нового года мы будем изучать скорость и силу звука, измеряемые в децибелах. Вы узнаете наряду с прочим, что губы обладают чувствительностью втрое большей, чем, например, кожа на колене…

В классе снова возник шум, но ненадолго. Профессор снова заговорил о Рождестве:

— Прежде чем выбрать рождественские подарки и раздать их друзьям и близким, вспомните и о тех, кто находится в стесненных обстоятельствах, кто еще не залечил раны прошедшей войны, кому требуется помощь. Вспомните о Хеннингере, которого, несмотря на все старания, не удалось спасти. Вспомните…

Профессор снова покосился на Вики.

А Вики…

Вики почти не слышал его. Не слышал и не слушал. Мысли его блуждали вокруг дома и всего, связанного с ним. Мысли эти были грустными, лицо юноши хмурилось. Профессор заговорил о зимнем спорте, книгах, театре, и Вики немного оживился. Вспомнил Барри Пирэ, путешествие, которое они вместе планировали на будущее лето, — в Измир и Стамбул, а сегодня — сегодня его ожидает…

Он очнулся окончательно оттого, что его стали тормошить товарищи. Сосед по парте и тот, что сидел сзади, обычно тихий и неприметный. Хлопнув Вики по затылку, он сказал:

— Слышал? Каникулы нужно провести в утехах и радости. Ходить по кабакам…

А другой, сосед по парте, розовощекий здоровый парень с челкой до самых глаз, толкнул Вики в бок:

— Будем и дальше драться?

Вики нехотя усмехнулся: сосед шутил, они не то что никогда не дрались, но даже и не ссорились, скорее дружили.

Обернувшись, Вики спросил:

— Значит, советуешь ходить по кабакам?

Прозвенел звонок. Профессор пожелал счастливых праздников. Уроки кончились.

Из гимназии, названной именем величайшего педагога, вырвались и разлетелись во все стороны, как птицы из клетки, около ста учеников. Вики, в дубленке с белым воротником, в красной спортивной шапочке, дошел с толпой одноклассников до угла, за которым начинался широкий бульвар. Он старался думать о Барри Пирэ, о путешествии в Измир и Стамбул и о том, что ждет его сегодня, и лицо его прояснилось. Ребята галдели, договаривались насчет поездки в горы, лепили снежки — на тротуарах снег еще не успели убрать, кое-кто закурил. На бульваре многие свернули в сторону, а в начале проспекта разошлись и остальные… Вики остался с Рихтером — соседом по парте, краснощеким, с челкой, — и с тем, кто сидел позади, уравновешенным и неприметным Гофманом, отец которого издавал влиятельный еженедельник. Гофман с Рихтером пошли медленней, и Вики тоже пришлось попридержать шаг. Они слушали детский хор, сопровождаемый звоном колокольчиков и органом, — музыка долетала из магазинов, витрины — глаз не отвести: украшены хвоей, разноцветными неоновыми лампочками, хоть едва минул полдень…

Вики понял, что далеко с ними не уйти, хотел было уже сказать, что спешит, но Гофман опередил его:

— Знаешь, Вики, если уж пойдешь по кабакам, выбирай поплоше, самого дурного пошиба, на окраине, в развалюхах и бывших сараях, держись всяких заброшенных дворов, улочек на снос…

А Рихтер спросил:

— Пирэ тоже остается?

— Завтра он с родителями и Гретой едет в горы, на лыжный курорт, но вечером вернутся. Хотят сначала осмотреться, а после Рождества снова поедут туда, уже до второго января. — Вики переложил портфель из одной руки в другую.

Рихтер оживился:

— Вот здорово! Хочешь, пойдем со мной на Новый год в варьете. Выступает известный танцор. А вдруг именно там найдется какой-нибудь след?

Рихтер прямо посреди тротуара, с портфелем под мышкой, пустился в дикий пляс и кружился так, что волосы разлетались, как грива… Он плясал под сладкие рождественские песнопения, доносившиеся из магазинов, под звуки органа и звон колокольчиков. Прохожие оглядывались, а один засмеялся и сказал: “Смотри не упади!”

Гофман потянул Вики за рукав:

— Нет, серьезно. Надо обсудить. В варьете можно встретить медвежатника или продавца наркотиков, но убийцу найдешь только в захудалой забегаловке. В такие места лучше ходить вместе, раз уж Пирэ уезжает. Вдвоем легче и безопаснее вести слежку. А если ты его найдешь — что тогда?

Вики улыбнулся — он и сам об этом думал и еще кое о чем, однако решил не откровенничать.

— Поглядим… Созвонимся в праздники. А насчет варьете…

Вики умолк, прикидывая, как бы половчее ускользнуть от обоих, Гофмана и Рихтера.

Они поравнялись с большим магазином, где торговали экзотическими фруктами, — в залитых желтым и зеленым светом витринах возвышались в обрамлении хвойных веток горы ананасов, апельсинов, кокосов, гроздья бананов, насыпи фиг и миндаля на блюдах…

Рихтер остановился как вкопанный, за ним и Гофман. Вики воспользовался случаем: