Притворщица - Пашнина Ольга Олеговна - Страница 4

– Полагаю, убивал, – холодно сказал он.

– Это было вашей целью? Убить? Лишить жизни? Было?

– Нет, обычно я или защищался, или предотвращал преступление.

– Значит, вы не убийца.

Я замолчала, обдумывая сказанное и услышанное. Где-то неподалеку громко тикали часы, напоминая метроном в кабинете лекаря. От этого звука немного хотелось спать.

– И кто же он, раз не убийца? – поинтересовался детектив.

– Не знаю, – чуть улыбнулась я. – Но у него есть цель. Ментальная магия – сложная наука, детектив. Она многих заставляет ломать голову. А многих сводит с ума.

Ренсом скривился и поднялся, да так резко, что посуда жалобно звякнула от толчка.

– Кристина, разговор бесполезен. Я прошу прощения, что отнял у тебя время. Безмерно был рад познакомиться с Кимберли, но работа – спешу. Приятного аппетита, дамы, не обижайте чудесную хозяйку пренебрежением к ее труду – не оставляйте ни крошки.

– Терпение, Алан, – искусство, которым ты так и не смог овладеть, – улыбнулась Кристина. – Удачного дня. Жаль, что не смогла тебе помочь. Ты не дал шанса.

Дверь за детективом захлопнулась, но женщина за стойкой даже не повернула головы. Я пожала плечами и вопросительно посмотрела на Кристину. Мы вернемся в лечебницу? Об этом я думала с сожалением.

– Не расстраивайся, – ободряюще сказала она. – Ты хорошая девочка. Просто Алан не привык к таким, как ты. К тому же профессия накладывает отпечаток.

– Я больна.

– Одна из немногих, кто это понимает.

– Он вернется.

– Что? – Кристина замерла.

– Детектив вернется. Можно мы возьмем с собой остатки? Я хочу съесть их вечером. Можно?

– Конечно, дорогая. Допивай свой кофе, мы не спешим.

Я смотрела поверх ее плеча, туда, где на стене висела большая деревянная доска для рисования мелом. Гости оставляли на ней отзывы и благодарности, а дети рисовали, пока ждали родителей, поэтому на доске всегда была мешанина почерков, рисунков, каляк и пятен.

– Можно? – спросила я.

Кристина кивнула, поднимаясь.

Я прикоснулась к холодному мелку, покатала его в руке, наблюдая, как на коже остаются белые следы. Рука дрожала, когда я выводила буквы. Как давно я не писала! Буквы получались неровные и какие-то карикатурные:

«Смерть не конец пути. Для убийцы это только начало. К.»

Я положила мелок обратно и повернулась к Кристине. Та задумчиво рассматривала надпись, словно что-то вспоминая.

– Идем?

– Идем, – согласилась она.

На улице начинался дождь. Мы прождали омнибус лечебницы очень долго, я успела вымокнуть. Но ничто не могло заставить меня отвести взгляд от серого неба, с которого лилась вода. Я помнила, что в Хейзенвилле постоянно шел дождь, но никак не могла вспомнить ощущение, когда холодные капли падают на лицо.

Кристина почти силком затащила меня в омнибус. Мы сели на самые задние места, несмотря на то что, кроме нас, пассажиров не было. Экипаж медленно двинулся вдоль узких хейзенвилльских улочек. Я смотрела на знакомые пейзажи и чувствовала себя – впервые за долгое время – живой.

И вдруг – словно удар в солнечное сплетение – я увидела девушку. На противоположной стороне дороги. Она сидела на скамейке перед банком, листая свежую газету. Вероятно, ждала, когда закончится дождь, – при ней не было зонта.

– Кортни! – прошептала я.

И закричала так, что Кристина вскочила:

– Кортни!

– Ким! Прекрати! – раздался строгий голос Хантера Дельвего.

Но я уже не слышала ничего, кроме бешено бьющегося сердца. Я рванулась к дверям и выскочила прямо на дождливую улицу. Рванулась вперед, к сестре, набирая в легкие воздух, чтобы закричать. Но почувствовала, как слабеют ноги и сознание ускользает прочь.

– Кимберли, – из тумана донесся мужской голос, – расслабься.

Выбора уже не было. Не успела.

Сильные руки обхватили меня за плечи. Я дернулась, истратив остаток сил на глупую попытку вырваться.

– Ким. На сегодня хватит. Сейчас ты успокоишься и уснешь.

Я силилась найти взглядом Кристину, но не видела ничего, кроме колдовских серых глаз менталиста. Они затягивали в бездонный омут, заглушали звуки внешнего мира и забирали его краски. Ноги подкосились, но Хантер не дал мне упасть, мягко подхватив на руки.

Показалось, перед обмороком я поняла что-то очень важное.

Но не успела осознать.

Год назад

– Господин Дельвего, – сестра-целительница передала мне папку, – мы ждем вас несколько часов.

– Что-то срочное?

Ему совсем не хочется сейчас заниматься делами «Хейзенвилль-гард». Хантеру Дельвего плевать на вверенную городом лечебницу, как и на всех этих воющих в коридорах безумцев. Когда-то он верил, что сильный ментальный дар – ключ к разгадке тайн безумия, но жизнь умеет разочаровывать. Порой казалось, он застрял в одном-единственном дне.

– Мы так и не смогли достучаться до новенькой. Кимберли Кордеро, вот история болезни. Она ничего не ест, отказывается от воды и почти не спит. Ее сестра…

– Да, Кордеро, я знаю.

Все в Хейзенвилле знают семью Кордеро. Как иронично, что у одной из их наследниц поехала крыша. Хантер не застал Карла Кордеро, но слухи о нем ходили даже в Даркфелле.

– Ее сестра дала добро на ментальное вмешательство. Они хотят сохранить ей жизнь.

Как и все эгоисты. За свою карьеру ментального лекаря Хантер общался с тысячами безумцев, и никто из них не желал для себя такой жизни. Но, по иронии судьбы, они не имели права этой жизнью распоряжаться.

– Хорошо. Приведите ее в кабинет, я займусь.

– Да, господин Дельвего. Должна предупредить: девушка может быть опасна. На ее счету три убийства и несколько покушений.

– Я справлюсь, – натянуто улыбается он. – Приведи.

Через полчаса Кимберли сидит в углу его кабинета, пустым взглядом буравя стену. А он задумчиво рассматривает ее, отстраненно отмечая былую красоту. Когда-то она определенно была хороша: длинные светлые волосы, огромные глаза, похожие на кукольные, милое личико и фарфоровая нежная кожа.

Ким напоминает ему свою сестру.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.

Девушка молчит.

– У меня тут твоя история болезни. Впечатляет. Ты устроила сестрам настоящий ад. Я даже восхищен. Не поделишься, за что ты их так возненавидела?

Для нее его, кажется, вовсе не существует. Хантер со вздохом откладывает в сторону бумаги. Часа слишком много: несколько минут ментального воздействия – и Ким превратится в живую куклу, способную лишь отстраненно выполнять чужие приказы. Из этого состояния нет выхода, для него не существует исцеления.

Это тоже всегда казалось ему эгоистичным: запереть больную душу внутри, обрекая на вечные муки. Даже боги не знают, что скрывается за таким желанным внешним спокойствием безумца.

– Ким, – он подходит ближе и опускается на корточки рядом с ней, – я знаю, что ты понимаешь меня. Буду с тобой откровенен: я должен сделать нечто очень неприятное и необратимое. Таковы правила. Когда пациент отказывается от еды и медленно убивает сам себя, мы подвергаем его ментальному воздействию. Оно сотрет тебя, Ким, оставит только пустую оболочку. Но это вовсе не смерть. Не желанное избавление от страданий, это много хуже. Пустота. Твои страхи, от которых невозможно сбежать. Твои самые худшие воспоминания, которые ты проживаешь раз за разом без возможности сбежать. Если я это сделаю, ты навсегда окажешься во тьме. Мне бы этого не хотелось.

Он протягивает руку и убирает с ее лица волосы.

– Я знаю, что ты умная девушка, Ким. И я думаю, мы сможем подружиться.

– И что ты такое сделала, что оказалась здесь? – раздался над ухом ехидный голос Хейвен. – Покусала красавчика-детектива?

Меня поместили в одиночную камеру размером едва ли больше постели, которая в ней стояла. Узкой и твердой постели, где не было даже подушки. Из-за этого болела голова, а на губах ощущался горьковатый привкус лекарственных зелий.