Кровь, которую мы жаждем. Часть 2 (ЛП) - Монти Джей - Страница 27

Грусть омывает меня.

— Мы не разговаривали с рождественских каникул. Я скучала по тебе, наверное, — сочувственно говорю я, хотя на самом деле я хочу сказать, что пытаюсь раскопать твое прошлое, чтобы понять, связано ли оно с этим гнилым настоящим. — Мне жаль твою маму.

— Не стоит. Это было очень давно.

— Они бы гордились тобой, я думаю. Я имею в виду, посмотри на себя сейчас. Профессор колледжа, — я пожимаю плечами, надеясь, что это снимет часть боли от воспоминаний. — Ты ожидал, что ваша дружба со Стивеном приведет тебя сюда? В жизнь богатых и обеспеченных людей?

— Нет, но я благодарен за это. У нас со Стивеном было похожее, но очень разное воспитание. Наши отцы были очень строги к нам. Что означало, что, став мужчинами, мы оба хотели превзойти все их ожидания.

— Проблемы с отцом для сближения, как мило, — поддразниваю я. — Так это академия, как вы со Стивеном связались? Только не говори мне, что вы оба были ботаниками.

— Боже, нет, — он смеется, свет возвращается на его лицо, он улыбается, как будто вспоминает приятные воспоминания из колледжа. — Стивен был ужасен в школе, дипломированный спортсмен даже в аспирантуре. Я искал квартиру в кампусе, а ему нужен был сосед по комнате. Мы мало знали друг о друге, но несколько месяцев совместной жизни многое говорят о человеке.

— Расскажи мне об этом (прим. ред. — Tell me about it — Я знаю и согласен, потому что испытал то же самое), — пробормотала я, думая о том, как навязчиво организован мой шкафчик для кофейных кружек. Я скучаю по беспорядку, но Тэтчеру нужно, чтобы все было на своих местах. — Почему у меня такое чувство, что мы быстро стали бы друзьями в колледже?

Коннер отталкивается от стола и медленными шагами направляется ко мне, одна рука у него в кармане, а другой он потирает свою пятичасовую тень.

— Лира, — пробормотал он. — Мы могли бы стать гораздо большим, чем просто это.

Я чувствую, как мои брови сходятся вместе, мои ноги тянут меня назад от него только для того, чтобы он продолжал идти вперед. Я чувствую густые волны запаха его одеколона из тикового дерева. Слишком близко — слишком близко.

— Что…

Его зубы сжимают нижнюю губу, тыльная сторона его руки гладит мою щеку, заставляя меня вздрогнуть.

— Ты была бы моим всем. Я бы жил и умер ради тебя.

Мое сердце эхом отдается в ушах, с каждой секундой стуча все сильнее и сильнее. Я протягиваю руки к его груди, отталкивая его, чтобы освободить пространство. Но он намного сильнее меня.

— Коннер, остановись, — дрожь в моем голосе — достаточное доказательство того, что я боюсь. — Серьезно.

Он больше не тот человек, которым я восхищалась, не тот учитель, на которого я равнялась. За тридцать секунд он превратился в человека, которого я боюсь. В человека, от которого я хочу оказаться подальше.

— Я мог бы быть так хорош для тебя, Лира.

Затем его рот берет мой.

Насильно, без моего согласия или желания.

Мои глаза расширяются, руки сильнее упираются в его грудь, но он обхватывает меня рукой за талию, прижимая к себе еще крепче. Его пальцы проникают в мои волосы и хватают пряди. Он рывком откидывает мою голову назад, и я вскрикиваю от боли.

Его язык холодный и нежеланный. Его руки не чувствуют ничего хорошего, и мое тело ощущает вторжение.

Этого не может быть. Этого не может быть.

С паникой, накачивающей мой организм адреналином, я впиваюсь зубами в его язык, сильно кусая, пока он не хрипит, отстраняясь от меня. Используя его боль как отвлекающий маневр, я отталкиваю его назад, ускользая от его хватки и оставляя между нами несколько футов.

— Какого черта! — кричу я, с отвращением вытирая рот тыльной стороной ладони. Моя грудь вздымается, и комната кружится.

Слезы жгут мне глаза, а грудь болит от предательства. Мое тело болит от насилия. Я провожу свои дни, копаясь в грязи, покрывая себя грязью, но сейчас, в этом кабинете, я никогда не чувствовала себя такой грязной.

Я доверяла ему, дарила ему свою дружбу. Я, блядь, заступалась за него и верила, что он честен. Для чего?

Чтобы он притворился моим другом и залез ко мне в штаны?

— Боже мой, меня тошнит, — я прижимаю руку к животу, борясь с желанием выплюнуть содержимое желудка.

Позади меня раздается звук, внезапный, безошибочный звук.

Щелчок открывающейся двери.

Я молюсь, чтобы это был другой студент, чтобы я могла сразу же выскользнуть, не слушая, что он хочет сказать.

— Лира, мне так жаль, — Коннер поднимает руку, струйки крови украшают его рот. — Пожалуйста, пойми, это было…

Я смотрю, как расширяются его глаза, когда он видит того, кто вошел в комнату к нам.

Мое дыхание перехватывает в горле.

И голос, мрачный, как жидкая ночь, пронизывает воздух.

— Худшая ошибка в твоей гребаной жизни.

У КОШКИ ЕСТЬ ЯЗЫК?

ЛИРА

Мужчина, на которого я смотрю, совсем не тот, что стоял со мной в коридоре прошлой ночью.

Прошлой ночью он был осязаем.

Кто-то, по кому я могла провести пальцами, почувствовать плоть и кости. Я могла почувствовать биение его сердца, ощутить пульс в его горле.

А этот, что сейчас передо мной? Он заставляет богов преклонить колени.

Это тот очаровательный кошмар, которого избегает Пондероз Спрингс. Человек, которого они боятся. Плащ из безжалостной тьмы, его интенсивность душит этот офис. По моим рукам пробегают мурашки, зимний воздух преследует его, когда он входит внутрь.

Его черный приталенный костюм ловит частицы солнечного света, проливающегося через жалюзи. Теневой материал поглощает весь свет, пожирая всякую надежду на что-то, кроме насилия.

Я в таком шоке, что даже не могу сообразить, как задать все вопросы, которые у меня есть. Почему он покинул хижину? Почему он здесь? Как он узнал, где я?

Они крутятся в моей голове по кругу, кружатся и кружатся. Но все они опираются на одну простую истину.

Он пришел за мной.

Я его, и он пришел за мной.

Обе версии Тэтчера полностью принадлежат мне. Тот, который заботится обо мне так, как он, возможно, никогда не поймет, и тот, который убийца. Человек, который не верит ни в какого бога и считает, что только жестокость может искупить грехи.

— Тэтчер…

Он поворачивает голову, и я вижу, как мертвы его глаза. В его взгляде ноль узнавания. Я могу быть кем угодно, стоящей сейчас перед ним. От холода у меня перехватывает дыхание.

— Он прикасался к тебе?

Вопрос пугает меня.

Не меня, не Коннера, а последствия действий Тэтчера.

Детективы в кампусе. Коннер Годфри — уважаемый учитель. Он лучший друг нашей главной цели. Эта смерть не останется безнаказанной. И я вижу по его глазам, что ему все равно.

Я видела, как выглядит кровожадный Тэтчер.

То, как он меняется, принимает человека, которого создал его отец, и процветает. Но это? Я никогда не видела этого. Царственная элегантность убийцы — садиста, не заботящегося о последствиях и не испытывающего ни малейших угрызений совести по поводу человеческой жизни.

Может ли он быть и тем, и другим?

Может ли он быть человеком, который так много чувствует, и одновременно тем, кто вообще ничего не чувствует?

— Тэтчер, — Коннер прочищает горло. Я наблюдаю за ним периферийным зрением, за тем, как он немного выпрямляется. — Есть довольно много людей, которые искали тебя. Я не думаю, что твое присутствие здесь — это разумно.

Годфри пытается защитить Тэтчера? Или, скорее, себя?

Тэтчер невиновен в убийствах подражателей, но вся его жизнь окрашена кровью. В Пондероз Спрингс нет ни одного человека, который бы не верил в каждый злой слух, распускаемый о нем.

Все они боятся его.

Мое горло сужается, когда я пытаюсь сглотнуть. Взгляд Тэтча напряжен. Он наблюдает за мной, ожидая моего ответа. Очень медленно, словно скользя, он движется в мою сторону. Голос Коннера мог бы быть и белым шумом.