Сердце Моего Монстра (ЛП) - Кент Рина - Страница 35

Его большой палец скользит взад-вперед по моему клитору, пока он трахает меня пальцами. Этого давления достаточно, чтобы я хотела кончить, но недостаточно, чтобы довести меня до этого.

Я издаю разочарованный звук, но это, кажется, не останавливает его. Он замедляет темп всякий раз, когда я быстрее дергаю бедрами.

— Кто-нибудь еще трогал эту киску, жена?

Я смотрю на него.

— Это не твое дело.

— Неправильный ответ, — его ритм притупляется до простой ласки, и я ненавижу это. Я хочу грубых прикосновений, бурного оргазма.

Мне это нужно.

Может быть, он действительно развратил меня, в конце концов.

— Мы попробуем еще раз, — он делает толчки с нарастающим темпом и оказывает идеальное давление на мой клитор. — Какой-нибудь другой ублюдок трогал мою киску?

— Ох, черт.

— Это вопрос с ответом «да» или «нет». Что из этого?

Его рука начинает отстраняться от моей киски, и я дергаюсь, хватая его за запястье, чтобы удержать ее там.

— Нет.

— Нет, что?

— Никто не прикасался ко мне после тебя.

В его глазах сверкает собственнический огонь, и он идет до конца, вонзаясь в меня в животном исступлении.

Я кончаю от сильного толчка, мой клитор и киска пульсируют синхронно с его прикосновениями.

— И никто не сможет, — шепчет он против моего горла. — Я единственный, кому позволено прикасаться к моей гребаной жене.

Я все еще нахожусь на волнах оргазма и не могу ни говорить, ни тем более думать.

Все, что я могу сделать, это поддаться плотскому искушению и неумолимому удовольствию, которое Кирилл выжимает из меня.

Он убирает руку с моей киски, и чувство пустоты пробирает меня до костей. Я хочу, чтобы меня снова заполнили и жестоко трахнули, как умеет только он.

К моему ужасу, он также освобождает мое горло, оставляя меня совершенно пустой. Его суровый взгляд не отрывается от меня, пока он расстегивает ремень и наматывает его на ладонь.

Возбуждение захлестывает мои внутренности при этой картине. Этот ремень всегда ассоциировался у меня с самыми развратными наклонностями.

Другой рукой он освобождает свой член. Он покрыт венами, твердый, и на его головке блестит капелька предэякулята.

Я не могу отвести взгляд, когда он начинает дрочить несколькими сильными рывками, делая его еще тверже.

Я обхватываю его руку и медленно отодвигаю ее с дороги, так, чтобы именно я прикасалась к нему.

Прошло так много времени, что я почти забыла, как сильно я люблю его член и то, как он подергивается под моими пальцами.

— Вот так, — застонал он в задней части горла и запрокинул голову назад. — Делай это быстрее. Ты не сделаешь мне больно.

Я ускоряю темп, и как только чувствую, что он напрягается, сжимаю его так сильно, как только могу.

— Ты трахался с кем-нибудь еще, пока меня не было?

Его глаза снова фокусируются на моих, и он прикусывает нижнюю губу, словно какой-то бог секса. Затем он обхватывает ремнем мое горло и прижимает меня к своей сильной груди. Его член зажат между нами, и я все еще сжимаю его.

Чем больше я представляю, как его имеет другая женщина, тем сильнее сжимаю кулак.

В моей голове он никогда не должен был принадлежать кому-то другому. Честно говоря, я не знаю, что бы я сделала, если бы он действительно женился на Кристине.

Мне нравится думать о себе как о хорошем человеке, но я бы точно стала чертовой дьяволицей, если бы она стала его женой.

— Думаешь, у меня было время смотреть на других женщин, когда я, блять, оплакивал тебя? — в его глубоком голосе звучит неприкрытый гнев, и я не думаю, что это связано с болью, которую я причиняю.

Он звучит более грубо и въедливо. Более… обидно.

И тут меня осеняет.

Ранее, когда он требовал, чтобы я извинилась за то, что бросила его, я думала, что это какая-то игра за власть, и ненавидела его за это. Но теперь, когда я ясно вижу, что скрывается под его маской, я склоняюсь к мысли, что ему действительно было больно.

Могучему Кириллу Морозову было больно из-за меня.

Мне приходится сдерживать себя, чтобы не разразиться извинениями, которые так и норовят вырваться наружу. Вместо этого я дрочу ему вверх-вниз, пытаясь вновь пробудить его удовольствие.

Кирилл заставляет меня отпустить его, и я сбрасываю свои джинсы и трусики, чтобы дать ему лучшую перспективу. Он поднимает одну из моих ног так, что она оказывается на одной линии с его талией, и его фантастические глаза встречаются с моими.

Я на мгновение отвлекаюсь.

Нет, правильнее было бы сказать «попадаю в ловушку».

Я полностью впала в транс от их глубины. Мистические эмоции, бурлящие в них. Как будто… он выпускает на свободу зверя, который все это время таился внутри него.

Или, может быть, это человек, которого он наконец-то выпустил на свободу в этот раз.

Кирилл держит ремень в одном кулаке и крепко затягивает хватку. Мое дыхание сбивается, и это заставляет мою киску пульсировать сильнее.

— Тебе никогда больше не разрешено покидать мое поле зрения, — и тут он врывается в меня.

Мое тело дергается, и мое бедро ударяется о деревянные перила позади меня. Прошло много времени, а Кирилл чертовски огромен. Оттенок боли смешивается с непреодолимым удовольствием, и мне приходится схватиться за перила, чтобы не упасть.

Первые несколько недель после моего отъезда в Россию были физическим и эмоциональным адом. Я говорила себе, что ненавижу его, и я ненавидела, но это не означало, что я перестала скучать по нему или по животной ласке, которую мог дать только он.

Этот ублюдок разрушил меня для всех других мужчин. Я не могу смотреть ни на кого другого и чувствовать это всепоглощающее удовольствие и эти проклятые эмоции.

Нет.

Я вращаю бедрами, принимая его, по мере того как он входит глубже. Здесь нет никаких эмоций. Здесь не должно быть никаких эмоций.

Речь идет только о физическом влечении и заботе о телесных потребностях друг друга.

— Моя жена, — он затягивает ремень еще туже, и я сжимаюсь вокруг его члена. — Моя женщина, — толчок. — Чертовски моя.

Затем он целует меня. Как будто не может насытиться. Как будто мой вкус — это все, что ему нужно.

Это только физически.

Я повторяю это мысленно, целуя его с той же животной потребностью. Мне даже не важно, что перила впиваются мне в спину и что я чувствую, как образуются синяки.

Они того стоят.

Мне нравится видеть свидетельства наших трах-сессий, и, возможно, это часть причины, почему я так по нему скучала.

Он никогда не уклонялся от того, чтобы использовать меня для своего удовольствия. В ответ он дарил мне самые волнующие оргазмы, о которых только может мечтать любая женщина.

Мы первобытны. Мы грубые. И мы — идеальный пример совместимой пары во время секса.

Кирилл сжимает мое бедро, выходит почти полностью, а потом снова входит. Он попадает в мою чувствительную точку снова и снова, пока мои стоны не раздаются эхом вокруг нас.

— Вот так, solnyshko, — прохрипел он мне в рот. — Покажи мне, как сильно ты хочешь мой член.

Я смотрю на него, даже когда двигаю бедрами и чувствую его вкус на своем языке.

Почему это должен быть именно он? Почему из всех мужчин на этой планете я должна быть связана с самым чудовищным из всех?

Почему он не может быть нормальным?

Наверное, потому что ты сама ненормальная, Саша.

— Ты ненавидишь это, не так ли? — он высовывает язык и облизывает кончик моего носа, затем верхнюю губу. — Ты ненавидишь то, как сильно ты хочешь меня, и то, что ты не можешь остановить это. Ты ненавидишь, что твое тело подчиняется мне, несмотря на все твои усилия. Именно поэтому ты отталкивала меня все это время, не так ли? Ты пыталась не поддаваться этому плотскому желанию, но вот в чем дело. Ты никогда не сможешь убежать от меня, жена.

— З-заткнись, — простонала я. Черт возьми.

— Я был терпеливым, Саша, а ты знаешь, что терпение — не самая сильная моя черта. Я готов быть настолько терпеливым, насколько ты захочешь, если это означает, что ты вернешься ко мне, но я больше никогда не стану слушать о том, что ты уходишь от меня.