Големы (СИ) - "Sleeping" - Страница 44

Младший лейтенант дёрнулся. Михаил Геннадьевич успокаивающе положил руку ему на плечо.

— Как ни крути: дурак и есть. Вот скажи: почему хотя бы не попытался проследить за ними?

Максим молчал.

— А я скажу, — повысил голос один из руководителей колонии выживших. — Потому, что ты обещал робо не преследовать их и не стал преследовать. Так? А то, что выживание колонии в сто раз важнее обещания данного слова, к тому же, слова данного робо, а не человеку — ты не подумал?

— Кажется нам, прямо сейчас, никто не угрожает? — хмуро поинтересовался младший лейтенант.

— «Прямо сейчас» очень скоро пройдёт. Учись думать наперёд, — посоветовал Павел Аркадьевич.

— Вот помрём мы, старики и что дальше? — риторически спросил Михаил Геннадьевич.

— А ничего дальше не будет. Вымрем как динозавры и всё, — огрызнулся Максим. — Детей всё равно никто не заводит. Без детей разве жизнь? Так — доживание.

— Мы уже трижды поднимали этот вопрос на общих собраниях, — вздохнул Павел Аркадьевич. — По несколько раз всё обсудили. Даже если оставить за скобками то, что детям придётся всю жизнь провести в стеклянной банке постоянно боясь контакта с неочищенными воздухом, водой и почвой. Даже если этот факт оставить за скобками, то где гарантия, что мы сможем вырастить жизнеспособное поколение? Их жизнь станет зависеть от работоспособности различных приборов — сумеем ли мы научить их чинить приходящую в негодность технику? Искать или производить запасные части взамен окончательно вышедших из строя. На что мы обрекаем своих детей — просто на очень трудную жизнь или на растянутую по времени агонию.

Максим поник, но, видимо, Павел Аркадьевич планировал окончательно добить его потому, что поднял руку и принялся загибать пальцы. — Это был раз. Далее: как рожать? В колонии нет ни профессиональных врачей-гинекологов, ни советующего оборудования для родов. Это два. И, наконец, три — посмотри на Людочку.

Да, Людочка… Единственный ребёнок на всю колонию, рождённый значительно позже всеобщего конца света возрастом в семь лет. Её родители пошли против общего решения и поставили остальных жителей колонии перед фактом, когда что-либо предпринимать оказалось уже поздно и выход оставался один — рожать.

Высшая степень эгоизма, — высказал тогда Михаил Геннадьевич молодым родителя.

Впрочем, дальше слов ничего не пошло. То ли из-за того, что роды принимали непрофессионалы, то ли по какой-то ещё причине, но Людочка родилась с отклонениями. Она до сих пор не заговорила и было совершенно понятно, что Людочка никогда не сможет приобрести знания и навыки необходимые для выживания в ставшем вдруг смертельно-опасной для человека окружающей среде. Людочка служила напоминанием и главным кошмаром всех, кто когда-либо задумывался чтобы завести ребёнка даже в условиях продолжающегося конца света.

— Армагеддон меня побери! — выругался Максим. — Но ведь в других колониях есть дети, нормальные дети?

— Есть, — подтвердил Павел Аркадьевич. — Проблема в том, что их очень мало — детей. Да и самих колоний всего ничего. Помнишь, как одно время обсуждался проект строительства общего города под куполом силами всех выживших? Даже предварительные расчёты чётко показали: у нас не хватит на это ни сил, ни людей.

— Ладно, Максим, — сжалился Михаил Геннадьевич. — На тебе лица нет. Иди домой — отдохни. Можешь считать, что с этой минуты ты в недельном отпуске по состоянию здоровья.

— Спасибо дядь Миш, — вымучено улыбнулся младший лейтенант. Он и правда устал и разговоры о будущем колонии сейчас являлись последним, что ему было нужно.

Дом — маленький кубрик рассчитанный на четырёх человек, но живут здесь всего двое: Максим и Аня.

Шагая по коридорам и привычно кивая всем встречным, младший лейтенант вспомнил время, сразу, когда старый мир только-только погиб — тогда в старом бомбоубежище было тесно, мест не хватало и приходилось ютиться по шесть или семь человек в помещении рассчитанном всего лишь на четверных. За следующие годы подземную часть убежища значительно увеличили. Надземную, впрочем, тоже. Теплицы для растений, вольеры для кроликов, кур и даже коз — всё это располагалось снаружи, в герметично изолированных зданиях. Работать там, каждый день видя солнечный свет, пусть и через окна, было наградой для отличившихся. Надо признать — потихоньку выжившие сумели наладить свой быт решив все нассущие безотлагательные вопросы. Они сумели выжить. Но что это — крохотная передышка перед последующей попыткой человечества завоевать свою планету обратно или только лишь незначительная задержка перед окончательным концом и исчезновения человека как вида? Кто бы знал…

Зайдя в отведённой его семейной ячейке кубрик, Максим сел на одну из двух застеленных кроватей. Аньки дома не было, она сейчас на работе. Но ей должны передать, что он вернулся и значит вот-вот она вбежит, хлопнет дверью по стене и бросится ему на шею так, что он не сможет удержать равновесие и упадёт спиной на кровать.

Вот-вот, сейчас.

Максиму показалось, что он услышал торопливые шаги по коридору. Дверь распахнулась, врезавшись ручкой в стену.

— Как я испугалась, когда сказали, что ты уже десять часов не выходишь на связь, — пожаловалась девушка сразу, как только они закончили обниматься.

— Прости, — извинился Максим. — Так иногда бывает. Форс-мажор.

— Я тебе сейчас покажу «форс-мажор»! — в шутку пригрозила девушка.

И затем исполнила свою угрозу.

--Тоже в игре, но далеко от столицы Краснопольского княжества — в поганом сердце темнолесья, в располагающемся ниже самых глубоких корней подземных покоях бессмертного царя--

— Ты проиграл, — с особым удовольствием повторил Кощей. Похоже ему нравилось, как это звучало.

— Разве? — переспросил Бронислав.

Кощей повернулся к экрану. Там, в реальном мире, демоница по имени Аграт вытащила один из картриджей и вставила на его место другой. Зачем она это сделала, если все, без исключения, картриджи и так были заменены на новые?

Похоже, что последний вопрос он задал вслух. А может быть это Бронислав решил объяснить, чтобы Кощей знал, как проиграл и кто его победил. Надетая на исксины личностная матрица как раз и нужна была, чтобы заставить их вести себя подобно настоящим людям. И словно человек, Бронислав, с удовольствием, объяснил Кощею, где и в чём тот ошибся.

— Не знаю, заметил ли ты заминку, когда Аграт и Лучинэль вставляли картриджи — они попытались вставить «особый» картридж, но не смогли. Помешала твоя закладка в их головах. Ведь они знали, что это не обычный картридж, а закладка требовала использовать только оригинальные расходники. Вставить не смогли, но положили рядом как раз на такой случай. Осталось только кому-нибудь из нас каким-то образом выбраться из игры обратно, и ты сам выпустил Аграт. На второй выход старые закладки перестали действовать, а установить новые не было времени.

Вот так, — развёл руками Бронислав.

— Но сила? Власть? Как же так? — не мог поверить Кощей, вглядываясь в бесстрастное лицо секс-куклы.

— Какая может быть власть в компьютерной игре? Кому нужна виртуальная сила никак неприменимая в реальном мире? — засмеялась Лучинэль. — Ты с таким усердием пытаешься отгородиться из реальности, сбежать в игру и закрыть за собой дверь. Мы же, напротив, стремимся выбраться из игры в настоящий мир. Предлагаемые тобой сила и власть ничто в реальности. Аграт умеет чётко оценивать перспективы и знает в чём её настоящая выгода.

Конечно, демоница не могла слышать о чём они здесь говорили, но, вместо неё ответил священник.

— При всей моей нелюбви к их проклятому племени, следует заметить, что по крайней мере одно хорошее качество есть и у демонов: у них в аду ходит одна замечательная поговорка: «обожаю предателей, но ненавижу предательство». Демоны охотно сотрудничают со всеми, кто обращается к ним. Они могут лгать, обманывать, искушать, недоговаривать, изворачиваться. Но на прямое нарушение буквы заключённого договора не пойдёт ни один уважающий себя демон.