Князь мертвецов. Часть II (СИ) - Волынская Илона - Страница 22

Ему казалось ... Разное казалось. Будто перед ним по земле вьется черная лента - широкая, маслянистая, блестящая, отвратительная - и в то же время так и тянущая прикоснуться, схватить, смять в кулаке и позволить унести себя за угольно-черный ночной горизонт, в котором не мерцало ни единого огонька. Иногда эта лента будто сливалась в тонкий, вытянутый силуэт - и в свете глаз паро-коня словно мелькал хвост черной лисицы. Целиком, угольно-черной, какой обычно бывают только коты. Она бежала впереди, вроде бы неспешно, мелко перебирая лапками, но всегда оказывалась впереди мчащегося автоматонным галопом паро-коня. Иногда даже поворачивала острую морду с треугольниками настороженных ушей, словно поторапливая.

Паро-конь скакал вдоль центрального проспекта - булыжники мостовой тускло блестели, когда на них падал свет из глаз автоматона. Мостовую сменили дощатые мостки, а то и вовсе раскисшая от дождей земля. Под копытами густо и влажно зачавкало, Мите пришлось сбросить скорость, он пустил автоматон шагом, объезжая строящийся вокзал. От идущей позади паро-телеги слышались жалобные стоны болтающегося в кузове городового.

Митя вцепился в рычаги, обводя автоматон мимо строительных ям, набросанных в беспорядке балок и кирпичей. Приходилось все время глядеть, куда ступает паро-конь, так что Митя даже не сразу понял, что кажется ему таким непривычным в недостроенном вокзале. И лишь потом сообразил. Две почти законченные башенки, делавшие Екатеринославский вокзал похожим на боярский терем, черными стрелами возвышались на фоне темного неба, но рядом не было привычных фигур големов. И оттого казалось, что вокруг просторно и как-то дико.

Вокзал остался позади, перед Митей развернулась лента железнодорожной колеи. Недавно уложенные рельсы маслянисто поблескивали даже в слабом свете звезд, дорога уходила за горизонт - вдоль нее Митя и поехал. Земля у железнодорожной насыпи была изрядно перекопана и исковеркана, ход пришлось сбавить еще.

Послышался топот многочисленных копыт, и обозленный Петр Шабельский нагнал отцовского паро-коня, что словно привязанный следовал за Митей.

- Аркадий Валерьянович, я требую, наконец, объяснений! Куда мы скачем? Почем я должен гнать моих солдат за... странно ведущим себя мальчишкой? Если вы не поняли - я сына вашего имею в виду!

- Не беспокойтесь, поручик, я понял, - процедил отец, - можете возвращаться.

Шабельский даже икнул от неожиданности - или просто конь неловко ступил?

- Скажете своему полковнику, что просто выехали ночью прогуляться, потом заскучали и вернулись. - закончил отец.

- Но вы же сами! - раздался возмущенный вопль.

- Я - гражданское лицо, у меня даже приказа губернатора не было, – невинно сообщил отец.

Звуки их свары отдалились, Митя снова ускорил автоматон. Пожухшая трава в прорезанной железнодорожным полотном степи ложилась под паро-конские копыта, внутренности вдруг начало скручивать в узел от разлитого в воздухе ужаса.

- Все, с меня довольно, я возвращаюсь! - заорал чуть ли не над самым ухом Петр Шабельский.

- Туда! - одними губами шепнул Митя, выжимая рукоятку - и снова погнал автоматон в галоп.

- Митя, стой, ноги коню переломаешь! - закричал вслед отец.

— Вот именно! - выпалил Шабельский. -А у наших они даже и не железные!

Но Митя уже не слушал, да толком и не слышал - он мчался навстречу густому, тяжелому, забивающему ноздри запаху крови. Автоматон забуксовал, взлетая на железнодорожную насыпь - закачался, балансируя на трех ногах, но снова пыхнул паром, выправился и таки вскарабкался. Митя выскочил из седла и припал на одно колено, коснувшись пальцем темных брызг на деревянных шпалах.

- Ну, что там? - гнать паро-коня на насыпь отец не стал, оставил внизу и поднялся пешком. За ним следовал Свенельд Карлович и угрюмо пыхтел поручик.

- Кровь тут ... - принюхиваясь к пальцам, хмуро ответил Митя.

- Пятна вот эти? - поручик повозил по шпалам подошвой кавалерийского сапога, - да с чего вы взяли? А даже если кровь - мало ли что могло статься? Стройка все же ...

- Стройка, - согласился Митя. Вскочил и огляделся. - Где големы? Тут должны быть големы.

- Каббалисты Полякова мне доклады не шлют! Откуда мне знать, куда эти ... инородцы ... - судя по паузе, поручик хотел употребить совсем иное слово. - ... своих глиняных кукол гоняют? Вы не находите, что это уже слишком, господин Меркулов? Не знаю, что вашему сыну мерещится в нервических припадках, но гоняться за его миражами - с уланами?

- Нога, ваше-бродь, тут нога! - вдруг пронзительно заорали из-под насыпи. – Нога скачет!

- Какая еще ... - поручик обернулся.

Из тьмы прямо на него выскочила нога. Огромная, глиняная, она проскакала вверх по насыпи и ринулась прямиком на поручика. Шабельский заорал и рухнул с насыпи, кубарем покатившись вниз. Нога с грохотом обрушилась как раз на то место, где он только что стоял, оставив вмятину в шпалах и только чудом разминувшись с Митиным автоматоном. Снова подпрыгнула, поскакала вниз по насыпи и скрылась во мраке.

Над насыпью поднялась голова Шабельского с расширенными и выпученными, как у жабы, глазами:

- А что ... - прохрипел он.

- Бух-бух-бух! - нога выскочила из мрака с другой стороны, перемахнула насыпь и снова скрылась в темноте. С воплем Шабельский сорвался с насыпи и опять покатился вниз.

- Ваши благородия, а тут еще и рука есть! - закричали внизу.

- Тоже прыгает? - рупором сложив ладони у рта, отозвался отец.

- Не-ее ... - голос отчетливо дребезжал. - Тихо лежит ... Оторванная ... Человечья ...

Отец кинулся на голос, гибким движением разминувшись со скачущей глиняной ногой. Когда Митя, наконец, спустился, то увидел только спины, кружком сомкнувшиеся вокруг чего-то на земле. С высоты автоматонного седла глянул поверх голов - на земле лежала рука. Бледная, совершенно обескровленная мужская рука в недавно белом, а теперь грязным от земли и крови рукаве мундира городового. Пальцы глубоко ушли в землю, будто она отчаянно пыталась удержаться, а потом тело оторвалось от нее, а рука так и осталась цепляться за землю.

- Митя? - отец поднял на него глаза.

Митя в очередной раз вылез из седла, шагнул между расступившимися уланами, присел на корточки и аккуратно, почти бережно зажал уже одеревеневшую мертвую ладонь между своими.

За его спиной одного из уланов стошнило.

- Ну, что ж ты, Гончаренко, прям как баба... - пробормотал подошедший Шабельский, и тут же с хлопком запечатал себе рот ладонью и нырнул обратно во тьму.

Митя сильнее сжал ладони. Последние ошметки угасшей жизни толкнулись ему в пальцы - он увидел квартирку на верхнем этаже новенького доходного дома, с новенькой, блестящей лаковой мебелью, круглым обеденным столом, и креслом-качалкой у окна. Начищенный до блеска самовар напоследок сверкнул перед мысленным взором как сияющее в зените солнце, Митя потянулся вслед за мертвой рукой дальше, дальше, дальше ... цепенящий холод охватил его тело и сознание, и он медленно открыл тяжелые, как валуны веки. Не свои веки.

Мучительный холод терзал внутренности - глядеть чужими глазами было тяжело, как если бы натянуть на себя чужую, слишком тугую и жесткую одежду, каждый шов которой врезался в тело. Повернуть чужие глазные яблоки стоило ему изрядных усилий, все заволокла темная пелена, а когда она рассеялась, он увидел плечо. Мерно покачивающееся громадное глиняное плечо. Он медленно, с хрустом повернул голову в тут сторону, где ему чудилось живое и дышащее. Оно пахло теплом, пробивающимся даже сквозь леденящий холод.

Из степи донесся едва слышный отголосок отчаянного, полного ужаса вопля.

Митя выпустил мертвую руку и плюхнулся прямиком на землю.

- Нам туда! - он ткнул в темноту рукой и растянул губы в улыбке, от которой уланы шарахнулись в стороны, а потом дружно заторопились к коням. Не оглядываясь.

Глава 13. Големы-убийцы