Бедовый месяц (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 43

— Очевидно, твой подарок заперт не очень надежно, — сухо прокомментировал он и, повернувшись спиной, отправился обратно в ванную комнату.

Вид сзади у него был такой, что многие позавидуют. Талия узкая, ямочка на пояснице, спина красивая, широкая. От плеча по лопатки тянулись три красные полосы от звериных когтей.

— Филипп! — округлив глаза, охнула я.

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что тебе жаль? — обернувшись, вкрадчиво уточнил он.

— Нет, — быстро покачала я головой, покрепче прижимая леймара.

— Хорошо.

— Мне не только жаль, но еще очень неловко! — с жаром уверила я.

— Я на это рассчитывал.

Когда он вышел из спальни, я перевела дыхание и, поругивая воинственного звереныша, попыталась засунуть его обратно в корзину. Леймар выставил лапы, упершись в стенки и отказываясь забираться внутрь.

— Залез быстро! — рявкнула я.

Зверь прижал уши, обиженно хлопнул глазами и шустренько запрыгнул в корзину. Шарф был подвязан с таким усердием, словно от крепости банта на ручке зависело не только благополучие моей семейной жизни, но и всего королевства.

Приткнув корзинку в уголок, я с убрала с кровати смятое покрывало, притушила огни, оставив только чудом уцелевшую лампу на столике (тоже, видимо, уцелевшем чудом), и нырнула под одеяло. В тишине тихо, как мышь под полом, скребся леймар.

Филипп появился спустя минут десять, благоуханный, причесанный и в черной пижаме, застегнутой вплоть до последней пуговички. Пуританский наряд, прямо сказать, плохо гармонировал с идеей, что супружеский долг красен платежом.

— Доброй ночи, Тереза, — окончательно внес Филипп ясность в волнительный вопрос о продолжении банкета.

Не то чтобы я о нем задумывалась, но он появился и вдруг в голову пришли разные глупости, отчего совсем не пугавшие, а сильно волнующие.

— И вам.

— Потуши свет.

Лампа погасла. Комната окунулась в глубокую темноту. Я затаила дыхание, когда под Филиппом прогнулся матрац. Муж лег и вдруг тихо пробормотал нечто вроде «какого демона?», а потом резко приказал:

— Тереза, зажги свет.

Муж сидел на кровати, держал одеяло и что-то рассматривал в полном обалдении. Огни постепенно разгорались, набирая яркость. Стало видно, что простынь с его стороны пятнали алые кляксы, подозрительно похожие на растолканное фруктовое пюре.

— Это что такое? — Он принюхался к перепачканным пальцам, нахмурился и поднял подушку.

Под ней прятался схрон из кусочков яблок, брусочков груш и откровенно размазанного по наволочке (да и вообще везде) алой мякоти драконового фрукта. Леймар устроил на мужниной половине кровати тайник на голодное время!

— Боже мой, — цепенея, пробормотала я.

Филипп уронил подушку, прикрывая безобразие, и очень медленно повернул ко мне голову. Он сузил глаза, и стало ясно, что хрупкое перемирие подошло к концу.

— У тебя очень красивый нос! — выпалила я, вдруг вспомнив, как Лидия советовала осыпать мужа комплиментами, если другого способа избежать развода не находится.

— Что? — Филипп поперхнулся воздухом.

Я посчитала это хорошим знаком и добавила:

— И губы!

— Неужели?

— Глаза тоже ничего. Мужественный подбородок. Да, очень категоричный и мужественный! — Я обшарила взглядом его тело и решительно продолжала одаривать комплиментами: — Плечи широкие. Ноги… длинные. Волосы…

На волосах фантазия начала спотыкаться. Возникла странная пауза. Придумать, что хорошего можно сказать о мужниной шевелюре, никак не удавалось.

— Волосы у тебя на голове такие густые и аккуратно уложенные… Когда сухие. Не сомневайся! — В отчаянном вдохновении я взмахнула руками. — Очень тебе идут волосы!

У Филиппа сделалось такое лицо, словно его не осыпали с головы до ног комплиментами, а обложили грязными ругательствами.

— Похвала не сработала? — уточнила я.

— Ты перечислила части моего тела, — несколько ошалело заметил он.

— Что вижу, то пою, — проблеяла я. — Но что мне сделать, чтобы ты перестал злиться? Готовить я не умею, со здешним поваром у тебя кулинарный роман не сложился.

— Почему ты заговорила о еде? — Он явно пытался разобраться в разбеге женских мыслей. Признаться, мне самой хотелось бы в этом разбеге разобраться, а то в голове варилась каша.

— В книге для женщин было сказано, что мужа надо непременно хвалить и кормить, — без зазрения совести сдала я источник не слишком хорошей идеи.

— А лучше кормить, нахваливая, — со смешком добавил Филипп. — Я, кажется, начинаю понимать: ты просто заговариваешь мне зубы.

— Вернее, пытаюсь сгладить острый угол. Все по книжке. Я не сама придумала! — уверила я. — Но, на всякий случай, у меня получается?

— Нет. Ты несешь полную чушь.

И верь после этого дурацким книгам! Уверена, это руководство по приручении мужчин в домашних условиях написала старая дева. Она, как Лидия, только читала о чужих мужьях и слышала от подруг, а потом взяла и написала бесполезный в нормальной семейной жизни опус.

С другой стороны, только искренний оптимист назовет нашу с Филиппом семейную жизнь нормальной. Три дня прошло, а единственное нормальное закончилось обнаружением разгрома. Полное безумие!

— Знаю, но ты сейчас от чуши не шалеешь? — осторожно спросила я. Вдруг сработало?

— Шалею, — с неожиданной иронией согласился он. — И у меня нет слов.

— У меня тоже слова закончились, — поспешно поддакнула я, — только больше не отправляй меня в холл к гостевой стойке.

— Зачем, ради бога?

— За словарем. Слова подобрать.

Некоторое время Филипп помолчал и вдруг вздохнул:

— Иди-ка ко мне, моя дорогая супруга. — Он действительно вознамерился перетянуть меня на свою половину, видимо, чтобы обнять, но остановился: — Хотя не надо ко мне. Здесь помойка.

— Иди ты ко мне! — быстро предложила я и шустренько откатилась на край. — Здесь еще много места, даже больше, чем на моей кровати в пансионе, а там-то, поверь, койки были узкие! Вдвоем тесно. Не то чтобы в пансионе я спала с кем-то вдвоем …

Одарив меня насмешливым взглядом, Филипп аккуратно передвинулся на мою половину. Он пристроил голову на подушку, а потом требовательным и, определенно, отработанным жестом прижал спиной к своему крепкому телу. У меня неожиданно случилось головокружение: комната поплыла перед глазами и пришлось крепко зажмуриться, иначе возникало ощущение, будто нас качало на волнах в каюте хлипкого суденышка.

Некоторое время мы лежали в освещенной комнате, где в полную яркость разгорелись все магические светильники: люстра на потолке, четыре ночника на стенах и лампа на столике. Филипп не шевелился, дышал спокойно и размеренно, но я притаилась, каждый изгибом ощущая его крепкое твердое тело. Теплая ладонь мужа, лежащая у меня на животе, словно жглась через тонкую ночную сорочку, как наполненный раскаленными углями утюг.

— Тереза, — тихо проговорил Филипп мне затылок.

— Да? — тоненьким голосом прошептала я.

— Ты потушишь наконец свет?

— Да-да! Немедленно потушу.

Пошевелившись, я вытащила из-под подушки порядком затекшую руку и хлопнула в ладоши. Комната погрузилась в темноту.

— Ты еще злишься? — тихо спросила я.

— Спокойной ночи, — отозвался он.

— Да или нет?

— Леди Торн, позвольте пережить эту ночь в тишине, — скомандовал он.

 Словно издеваясь, в корзинке заскребся леймар. Он как бы тонко намекнул, что тишина этой ночью понятие весьма относительное. В конечном итоге я пригрелась в уютных мужниных объятиях, перестала мечтать о разных глупостях и провалилась в глубокий сон.

И все глупости — да просто чудовищная чушь! — происходили уже в нем. Сначала мы жарко целовались. Филипп страстно сдирал с меня кружевную сорочку. Дурацкая вещица все время цепляла за плечо, трещала по швам и не слезала. Я же пыталась жестом фокусника сдернуть с его бедер полотенце, но оно точно бы оказалось приколочено к бедрам гвоздями.