Тайна замка Свэйлклифф - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 6

• Предыдущая
• 6/9
• Следующая

— Ну что ж, сейчас мы с этим художеством и покончим, — решительно заключил Паркер. — У меня лично галлюцинации такого рода не вызывают ни малейшего интереса.

— А не могли бы вы отдать эту картину мне? Я-то как раз и неравнодушен к галлюцинациям такого рода. Обещаю не сплетничать и никому не показывать этот рисунок дома.

— Как будет угодно, — безразличным тоном бросил хозяин. — Но, ради всего святого, как собираетесь вы унести картину такого размера?

— Очень просто. — Я вынул нож и, отделив холст от деревянной рамки, свернул его в трубку, которую можно было зажать в ладони.

Обстоятельства, сопутствовавшие этому моему приобретению, были слишком поразительны, почти невероятны. Мне требовалось время, чтобы оправиться от потрясения, ибо разум отказывался верить тому, что произошло.

В Лондоне я опоздал на пригородный поезд и, поужинав на станции, добрался до Кросс-Хиллс лишь в десять часов вместо шести. Оставив саквояж носильщику с тем, чтобы тот утром доставил его в дом, я отправился через поля напрямик. Вскоре тропинка вывела меня на дорожку, огороженную от наших земель частоколом с калиткой, ключ от которой лежал у меня в кармане.

Я щелкнул замком и вышел в рощицу, откуда было рукой подать до деревенского летнего домика, служившего мне очень удобной курительной комнатой: он был основательно выстроен, покрыт вереском, уложен циновками, а меблирован простым деревянным столом, кушеткой и стульями. Несколько книг, канцелярские принадлежности и газеты, которые я успел принести сюда уже после приезда, придавали интерьеру вполне жилой вид. Именно здесь и решил я повесить картину с изображением призрака. Место показалось мне вполне безопасным: домик запирался, так что никто кроме меня проникнуть сюда не смог бы. Дома же слуги матери непременно пронюхали бы о картине, а я обещал Паркеру держать язык за зубами. При свете лампы я расправил картину, слегка помявшуюся в пути, и четырьмя кнопками прикрепил ее к настенной циновке.

Боже милостивый, что же это был за кошмар! Я поймал себя на том, что при всем своем отвращении не в силах оторвать от картины взгляда. Насколько же точно воссоздавала она мои собственные воспоминания! Или опять-таки причиной всему — мое воспаленное воображение? Я начал понимать, почему старина Паркер стремился как можно скорее от нее избавиться. Наверное, и мне следовало бы поскорее этот холст уничтожить. Впрочем, сейчас это было бы уже непросто.

Я решил, что оставлю картину здесь по крайней мере до тех пор, пока тайна ее как-то не разрешится, а пока этой же ночью напишу коменданту Саутбери письмо с просьбой провести соответствующее расследование.

Но видеть картину на стене перед глазами было невыносимо. Взяв старый номер «Тайме», я приколол его поверх холста булавками, после чего взял фонарь и повернулся, чтобы отправиться через лес домой.

В эту минуту снаружи послышался глухой стук, словно человек спрыгнул в траву с частокола. Я прикрутил фитиль и, прильнув к щели в стене домика, попытался разглядеть происходящее снаружи. Что могло привести сюда постороннего в такой час? Догадаться нетрудно. Мясная лавка в соседнем городке ломилась от дичи, и поставщиками ее были, конечно же, не те добропорядочные граждане, что имели разрешение на охоту.

Луна скрылась за облаками, но было достаточно светло, чтобы я мог разглядеть фигуру человека, пробиравшегося сквозь заросли. Не будучи особенно ревностным блюстителем закона об охоте, я все же решил во что бы то ни стало установить личность браконьера. Вполне возможно, на воровство его толкнула нужда: несчастная жена, больные детишки — но если так, я должен был знать об этом наверняка.

Впрочем, пока незнакомец продирался сквозь кустарник, мне удалось хорошенько его разглядеть: вне всяких сомнений это был Святоша Джо — горе-трезвенник, в прошлом разносчик церковной литературы, а ныне раздуватель мехов! Негодяй скрылся в глубине рощицы, где, несомненно, успел заранее установить западню. Ни сообщников, ни огнестрельного оружия у Мерфи быть не могло, поэтому я решил, что одолею его голыми руками. Пока пришелец возился с капканом, я выскользнул из дома и засел в укрытии, отрезав ему обратный путь к палисаду. В тот самый момент, когда Джо повернулся, чтобы убраться с добычей восвояси, я подскочил к нему и ухватил его за шиворот.

— Отпусти, чертов сторож! — зарычал он. — А не то заявлю, что сам тебя тут застукал! Докажи потом, что не ты поймал птичку! А ну, прочь! Вот тебе, получай! — Яростным усилием Джо вырвался из моих объятий и начал сыпать ударами направо и налево. Мы сцепились, и он стал драться яростно, как дикий зверь, проявив при этом силу которая немало меня изумила. С минуту мне пришлось защищаться, но потом после обмена оплеухами я хорошенько прицелился и одним ударом опрокинул противника на землю. Бессильно распластавшись, он принялся кряхтеть о том, что со Святошей Джо, дескать, покончено навсегда.

— Поднимайся! — крикнул я, заподозрив притворство. Мерфи покачал головой, Конечно же, он узнал меня и укоризненно заныл теперь о том, что во всем теле у него не осталось-де целенькой косточки — а все из-за несчастной птички, которую прикончил он ради того лишь, чтобы избавить от лишних страданий. С детства, оказывается, этот добряк не мог спокойно взирать на то, как страдают несчастные твари.

Я поднял фонарь. Его лицо показалось мне противоестественно бледным. Видя, что без посторонней помощи Мерфи идти то ли не может, то ли не хочет, я поднял его и затащил в летний домик, решив, что очень скоро пойму, действительно ли не рассчитал силу ударов, или (что куда более вероятно) негодяй получил лишь легкую взбучку, разумеется, более чем заслуженную. Я усадил его на стул и зажег свечи. Мерфи был бледен и сотрясался всем телом — от страха, боли или нервного потрясения — этого я понять не мог.

— Мастер Мильфорд, — заявил он торжественно, — я умираю.

— Умираешь? Вздор. Насколько позволяют мне судить мои скромные познания в медицине, ты отделался несколькими ссадинами. С какой стати ты набросился на меня, будто дикая кошка? Меньше всего я ожидал, что ты начнешь драться.

— А во мне ведь дьявол сидит. Попробуйте только его разозлить! — ответил Мерфи, состроив нелепейшую в его положении горделивую мину. — Многие на себе это уже испробовали. — С этими словами он вяло стукнул по столу кулаком. — А потом ревматизм меня доконал. Все эта церковь — ух, и сыро же там!

Но пока он говорил, обнаружилась истинная причина — как неожиданной его энергичности, так и столь же резкого приступа слабости: я вынул из кармана у Мерфи наполовину опустошенную фляжку и помахал добычей у него перед носом.

— Ревматизм, говоришь? Вот, оказывается, чем ты решил подбодрить себя, негодяй, прежде чем решился влезть ко мне на участок! Ну, конечно, ты и в субботу был пьян — когда утверждал, что позабыл запах вина и в рот не берешь больше ни капли!

— Исключительно в лечебных целях, — проговорил он мрачно, и вместе с тем очень лукаво. — Только по рецепту врача. Вот вы в медицине кое-что смыслите — сами сейчас признались. Избили человека до полусмерти — прописывайте ему теперь чего-нибудь для выздоровления.

— Ну, нет, — ответил я, ни на секунду не сомневаясь в том, что лекарства своего он принял уже достаточно. — Выпей воды, если уж так обессилел.

Я отошел к полке, чтобы взять оттуда кувшин, но не успел повернуться к негодяю спиной, как он вскочил — откуда взялись только проворство и сила! — схватил фляжку, неосторожно оставленную мной на столе, и осушил ее с такой жадностью, будто там действительно находилась вода, после чего откинулся на спинку стула, изобразив на физиономии неописуемое блаженство.

— Ах, негодяй, да как же тебе не совестно! — вскричал я в ярости от собственного бессилия. — Живешь на вспомоществование прихода, притворяясь трезвенником, а сам глушишь бренди, да такими дозами, какие способны прикончить и гиппопотама. Мало того, что вор — ты еще и пьяница!

• Предыдущая
• 6/9
• Следующая