Рыцарь без позывного. Том 4 (СИ) - "Бебель" - Страница 10

Нечто похожее я уже видел в исполнении Рорика. Когда перед самым боем, того пробило на поболтать да исповедаться за реки крови и огня, в которых утонул город и его солдаты.

— Морда у него была такая… — великан сжал щеки, изображая то ли утку, то ли ботексную «красавицу» с обложки журнала. — Вытянутая, что твои башмаки! А глаза вечно грустные… Ярмо с рогача накинуть повелел, дабы за порог не вышел, следом не увязался — уж больно верный мерин! По ночам так и вижу, как он бедный, с этой клешней на шее в дверь тычется… Проклятье! Веришь — до сих пор ржание в ночи чудится!

— Стоп, что? — я едва не подпрыгнул, когда лорд почти точь-в-точь повторил слова молодого князя.

— Заладил, «что» да «что»! — с досадой отмахнулся седой рыцарь. — Погорел он, вот что! Пока ополчение да баб с огня выводил, запамятовал про мерина своего! А князь твой, говно бесчестное, того и ждал! Как овец на площадь загнал! И что прикажешь делать?! Бабье воет, ребятишки в платья зарываются, а мужиков едва ветром не сдувает — два дня рубиться, это тебе не деревни поджигать! Вот я и… — грубая ладонь небрежно хлопнула красивый рубин на дорогом эфесе, пока серые глаза испепеляли треснутый камень, покоящийся посреди мутной лужи.

Но вместо Грисби с приклоненным коленом и воткнутым в камень мечом, в голове вспыхнул карандашный набросок, сорванный со стены в подвале антикварного салона. Озаглавив рисунок «писюкастым явлением», я долгими ночами просиживал за секретером, скрипя извилинами и выводя шизоидные схемы, в попытках рационализировать сверхъестественное.

«Экзотическое» строение тела — сгоревшие женщины, «хрусть» — треск обуглившейся плоти, страх воды — то ли пожар, то ли княжеские мольбы о дожде. Возле копыт, клешней, да лошадиной башки с кучей черных глаз я просто понатыкал прочерков, не особо переживая по их поводу. Мол, какой же демон без копыт?

На мгновение показалось, будто мозаика наконец сложилась и я узрел «истину», раскусив цели антикваров, но все рассыпалось обратно в мешанину слабо сочетающихся фрагментов. Ладно бы какая-нибудь байда из оперы «души погибших переплелись и появилось мстительное приведение» — но рация с микрофонщиком откуда вылезли? Я-то пока не умирал! Ну, во всяком случае, не до конца. Да и тварь с озерной деревни…

Нет, не то. Тут не эзотерика, тут иное. Эмоции что ли? Образы? Или даже чисто личные ассоциации, — иначе были бы не не клешни, а обычное ярмо. Да и обугленная плоть нихрена не хрустит, а скорее шелестит — уж я-то знаю.

Мда, вот тебе и плод содомского греха двух феодальный остолопов. Продукт пылкой «любви» Грисби и Рорика, на кровати из тысяч трупов и с жестким травматическим неврозом на всю жизнь у обоих.

Не, тут не инквизиторы с экзорцистами, тут санитары надобны! Десант психиатров и ковровые бомбардировки барбитурой! Вот тогда потусторонняя хрень перестанет на свет вылезать!

Правда… Если рецепт демона так прост, отчего они повсюду не появляются? Стесняются, что ли? Да и на кой хрен вампирам какой-то демон? Что они с ним делать-то собирались? Примитивный терроризм? Для кадра, у которого даже полы в подвале так и трещат от полироли, обычная резня выглядит слишком грязной. Да и в чем мотив? Армию демонов понаделать дабы мир испепелить? Возможно, конечно, но как-то… Слишком безумно.

Антиквар тот еще придурок, но на припадочного шизоида с манией величия не тянет. Судя по градусу восхищения в оставленном для меня письме, он скорее перфекционист-чистоплюй, искрящий планами «как нам обустроить Осколки».

— Чего замолк, глазами сердце прожигаешь? — неуверенный баритон вырвал меня из прострации.

Реальность встречала устыдившимся собственных откровений рыцарем, шаркающим каблуком, будто расстроенный мальчишка:

— Думаешь, обесчестил я себя? Когда все наследие на жизни променял? Опозорил все над чем отцы корпели да деды завоевывали? Скажешь, братья в боях слегли, а я убоялся? Струсил, а вид сделал, будто баб с ополчением пожалел?

Судя по траурному тону, именно такие слова преследовали Грисби в Молочном холме, когда он докладывался сюзерену после сдачи города. Поди, до сих пор за спинами перешептываются, посмеиваясь над провинциальным дураком.

— Хорошая у тебя жена была, вот что скажу. — только и выдал я, но поглядев на углубившиеся морщины несчастного громилы, все же не выдержал. — А коли не твой маскарад, то перед тобой бы уже вся площадь выстроилась! Горожане помнят, кто их защищал. И не один раз. А за спиной всегда шептаться будут — слышал поговорку про тысячу мостов и один вылизанный хрен? Вот это оно и есть.

Не каждая женщина променяет все свои цацки и деньги, дабы мужику бронежилет купить. Да и вопреки здравому смыслу, люди в городе действительно поминают старого поганца добрым словом. Так что даже не соврал.

Пару долгих секунд серые глаза буравили меня похлеще того злополучного камня. Но, видимо, так и не найдя подобострастной фальши или привычной лести, Аарон громко выдохнул и, вспомнив про свое лордство, быстро сменил тему:

— Во! — как ни в чем не бывало, палец указал на пекарню и ее злополучный переулок. — То мать построить повелела! По малохольству братья на свои потешные «турниры» не брали, вот и придумала. Утешить пожелала, будто пироги пекут волшебные. А я, дите неразумное, поверил — аж стены тряслись, как щеки набивал! И веришь, нет — года не прошло, как с седел всех повышибал! Им, бестолочам, пони запрягали, а подо мной уж и скакун спиной трещал — отец первому рыцарского даровал да к герцогу в оруженосцы отправил! Ох и рожи у старших были…

Так чтож их так на откровения прет?! У меня табличка к спине прибита «психотерапия для феодалов»?! В мире тысячи рыцарей, так и мечтающих услужить какому-нибудь придурку с замком, а этот падишах липнет именно к тому, кто срать на титулы хотел! И князь с герцогиней такие же!

Поглядев на просиявшего лорда, принявшегося с удвоенной силой тыкать в каждый дом и устраивать сеансы ностальгии, я нехотя пошел следом. Хрен с ним, пусть погуляет по площади, раз такой сентиментальный. Капитана отравили, стюард вены перегрыз, внучка уехала, прихватив в эскорт большую часть гвардии — не с горничными же дураку трепаться? К тому же, если инспектор правда в городе, он лорда еще вечером срисовал. А так, — авось подумает, что пузан просто в очередной раз на прогулку да за низменными удовольствиями приперся, а не планы по сокрытию преступлений городить. В конце концов, в этом и заключается предложенный мною план — большие грехи за малыми прятать. Конечно, если инспекторы хотя бы в половину так дотошны, как люди болтают — хрен чего скроешь, все разнюхают. Но тут вопрос стоит в растягивании расследования — усложнить его настолько, что особист просто рукой махнет, не желая тратить прорву времени на заштатного феодала.

Гена еще, блин… Брать несчастного бастарда в эскорт лорда, озабоченного своим престижем — так себе затея. Но озвучивать пацану подлинные причины почему он не может «следовать за сиром», хочется того меньше. Пущай лучше в кабинете тусит, выслушивая нытье возвращающихся в город беженцев и требования богатых извращенцев. Даже «оказанным доверием» доволен остался, дурилка.

Остается только молиться, чтобы пацан не особо напортачил. Или, того хуже, не слишком превзошел, ибо мало кто в этом мире подходит для управления городом еще меньше, чем лейтенанты с посттравматическим расстройством во всю жопу.

По мере приближения к торговым лоткам и суетящейся толпе, Грисби все громче распинался о генеалогии своей офигенно важной династии и истории города. Но даже поставленный властный голос с трудом перекрывал визг металла о камень.

При соприкосновении с длинным клинком, диск точильного станка заставлял добрую половину площади скрежетать зубами. Закусив от натуги язык и сгорбившись над примитивным аппаратом с деревянной педалью, краснощекий кузнец бережно водил посеребренным мечом по колесу, пока пара его подмастерьев недоверчиво поглядывала на низкого мужичка, чьи грязные сапоги да застиранный камзол слабо сочетались с роскошными узорами на полируемом оружии. Факт, что клинок ворованный, был очевидным даже для стайки чумазых детишек, наблюдающих за блеском диковинной стали из-за колесных спиц монструозной повозки.