Ненавистная жена (СИ) - Логвин Янина - Страница 35

Или я схожу с ума, обнимая эту молодую женщину.

Свою женщину, уж это я сейчас хорошо понимаю, потому и руки оторвать не могу. Только сдержать в себе силу желания, чтобы не оттолкнула.

Я целую ее, поглаживаю грудь, и она сама прижимается ко мне. Поднимает руку на шею и сгибает ноги в коленях… Ч-черт! Мой пах буквально скручивает от боли, так я ее хочу. Не знаю, каким был с ней ее первый муж, но последний будет идиотом, если не даст ей сейчас забыться.

Я заслужил. И совершенно не заслужил ее.

Я снимаю с нее бикини, стягиваю с себя боксеры, и провожу ладонью по гладким бедрам. Раскрываю их, давая своей напряженной плоти ощутить контакт с ее кожей. Касаюсь Марины между ног пальцами, лаская и успокаивая… продолжая сходить с ума от желания. Я сейчас готов кончить просто от движения своих пальцев в ней, настолько она горячая и тесная.

Ладони жены поднимаются на мою спину, и я опускаюсь ниже. Наши голые бедра встречаются… и для всего уже поздно. Только бы не пустить жадность в руки. Я упираюсь в нее, готовую меня принять, поднимаю под ягодицы и вхожу глубже, тут же встретив ударивший в мои губы жар ее дыхания.

Эта близость, словно первая, такая же острая и необходимая. Когда секс не поиск удовольствия, а глоток воздуха, возвращающий к жизни. И нам хватает одного длинного поцелуя и нескольких движений навстречу друг к другу, чтобы, прижавшись телами, кончить.

Я накрыл ее собой и слышу под грудью стук ее сердца. Я не насытил желание, только разбудил. Мне хочется вжаться в нее, сделать своей, узнать ее тело и полнее почувствовать вкус. Услышать голос… у Марины красивый голос. И улыбка, я помню… Но сегодня ее доверие остужает меня.

Надеюсь, я хотя бы согрел ее.

Я приподнимаюсь на локте, и она открывает глаза. Они еще мокрые от слез, но удивительно ясные, из которых исчезла сталь, но появилась голубизна — словно дождь очистил осеннее небо. Мы смотрим друг на друга, и я вдруг боюсь, что она отпрянет. Закричит, оттолкнет меня или ударит… Но она все смотрит и смотрит, словно впервые видит.

— Не карие. У тебя синие глаза, Борзов… — негромко произносит. — У Сашки тоже были синие.

Я смещаюсь с нее — выдержать меня на себе непросто, и ложусь рядом. Все во мне противится отпускать Марину.

— Спасибо, — выдыхает она, и только потом опускает ресницы. Отворачивается, повернувшись на бок, разрешая мне ее обнять.

Я протягиваю руку и выключаю светильник — мне больше некуда идти и не к кому. Я притягиваю жену к себе, и она тихо лежит у моей груди, пока мы не засыпаем.

И это тоже для меня впервые.

«Я улетел. Самолет в шесть утра. Рабочая поездка, надо быть. Вернусь послезавтра. Яр».

И все. Что еще написать, когда уходил поздней ночью, оставляя эту короткую записку на прикроватной тумбе — не знал. Не привык я отчитываться о личном времени никому, даже деду, но и безмолвно уйти, глядя на спящую Марину, не мог.

Возможно, эта поездка и к лучшему. Я понимал, что после встречи в «Утином кряже» и нашем возвращении домой, ей нужно время побыть одной, и все равно оставить жену оказалось трудной задачей. Если бы смог, то отменил поездку, но в моей спортивной жизни часто случались подобные перелеты — и этот не был последним. Если все пройдет по плану, я уже следующей ночью в это время буду возвращаться из гостиницы в аэропорт и лететь обратным рейсом. День — это все, на что мог рассчитывать клуб. Иногда — два.

В этих поездки я выкладывался досуха, когда смотрел и тренировал молодых, перспективных ребят. Договаривался о будущих поединках в приватной обстановке или встречался с теневыми промоутерами. Я и сам попал в мир миксфайта из тени и многим был ей обязан. Первые деньги, первые ставки и первые бои. Прошло время, но Ярый ничего не забыл. Ни то, как пробивал себе имя силой и наглостью, бесконечными часами тренировок, ни свой первый профессиональный бой. Я продолжал возвращать долги клубу, который однажды в меня поверил. Хотя сегодня, пожалуй, если бы подписал контракт с завидной промоутерской компанией, мог купить его целиком.

Но поздно о чем-то жалеть, я отказался и перевернул страницу. Как только Стальной Босс обзавелся зятем — я больше себе не принадлежал. Вот только с некоторого времени не выходило сожалеть о данном факте, и причина была не в старом черте и его хватке, взявшей меня за жабры, а в его дочери.

Моей жене.

Задержаться вышло на два дня, и все это время Марина не выходила из мыслей. В последнее время я привык о ней думать, видел и представлял всякой, но почему-то чаще домашнюю — в очках и с легкой косой на плече, когда она, молчаливая и задумчивая, готовила на кухне, не подозревая, что я, как дурак, пялюсь на нее. Или какой она была, когда тащила меня на себе в спальню после боя, справедливо сердясь и отказавшись от моих денег.

Тогда Анжелка брякнула глупость, и Марину это задело. Я видел боль в ее глазах, знал, что обидел, но впервые, помнится, подумал о том, что никого не хочу. Что у меня уже есть семья, и это она. Светловолосая, гордая девчонка, не побоявшаяся поставить Ярого на место.

Я никогда не умел скучать, не по ком было. Но тогда что же чувствовал сейчас, когда, засыпая в гостиничном номере, лежа с закинутыми за голову руками, возвращался к ней мыслями?

Что она делает одна? Работает за своим ноутбуком или уже спит. Во что одета? Если в ту шелковую сорочку, то я убью любого, кто ее в ней увидит. А днем? С кем говорит и о чем думает? Такая сосредоточенная внешне и раненная в душе, хоть раз вспомнила о своем нынешнем муже?.. Понимала ли, что назад дороги нет, и я не смогу сдержать дистанцию? Теперь, нет.

Я не был в этом уверен.

Черт, но я хотел, чтобы думала! И я хотел ее.

Как же долго длятся эти чертовы дни…

Я просыпаюсь после нескольких часов сна и принимаю холодный душ в отеле в три часа ночи, пытаясь остынь от суеты чужого города и чужих людей. От мыслей, которые все время возвращают домой. Дед в телефонном разговоре перед сном сказал, что вечером Марина спрашивала, где я и почему не вернулся. И если это так, то…

То, что?

Не знаю, просто захотелось вдруг ее услышать. Еще раз поймать губами теплый запах на коже и увидеть внимательный взгляд умных глаз. Но вместо этого поймал собственную усмешку в отражении зеркала незнакомого номера. Я ведь даже не знаю, что она любит.

И как любит…

Твою мать, я свихнулся, если думаю только об одном!

Я прилетаю в город рано утром. Все это время мой «Порше» ждет меня на стоянке, я сажусь в него и еще час добираюсь домой.

Дед встречает меня у ворот, уже успев выгнать из гаража свою машину. Я перебрасываюсь с ним парой слов и отпускаю к Боссу, пообещав сам отвезти Марину. Иду в дом, захожу и оставляю сумку и обувь в прихожей. Прохожу дальше…

Я знаю, где жена — запах кофе не дает ошибиться. Она на кухне. На ней молочного цвета банный халат, чуть выше стройных колен; длинные, вьющиеся волосы, еще влажные после душа, лежат на плече. Она в тапочках и в очках, стоит возле плиты и что-то готовит. Кофемашина, наполнив чашку свежемолотым кофе, еще не успела отключиться, поэтому Марина не сразу слышит мои шаги. Я успеваю войти в кухню и найти ее взглядом, когда она поворачивается.

— Привет… жена.

На мне темная куртка и джемпер, щеки успела затянуть щетина. Я будто темный ангел, который внезапно вышел на свет, и Марина, моргнув от неожиданности, слегка приподнимает подбородок.

— П-привет, — не очень уверенно отвечает. Взгляд не прячет, но на скулах при виде меня появляется румянец. Я понимаю почему. Мы оба помним, чем закончилось наше расставание. — А ты… вернулся? — спрашивает немного удивленно. — Данил Егорович сказал, твой самолет прилетает в десять утра.

— Так и есть. Но я рискнул приехать к первому рейсу — ужасно хотелось домой. Мне повезло взять билет.

— Ты задержался, я ждала тебя раньше. — Значит, прочитала мою записку.