Страна туманов - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 49

• Предыдущая
• 49/50
• Следующая

— Оно касается порошка.

— Да, слушаю.

— Серого порошка.

— Да, ясно.

— Эти двое хотят, чтобы я передал: Вы не убили нас.

— Тогда спросите их — да-да, спросите их, как они умерли, — профессор едва мог говорить, он весь дрожал от волнения.

— Они умерли от болезни.

— От какой болезни?

— Нев… нев… Что бы это могло быть? …От пневмонии!

Челленджер, издав вздох облегчения, откинулся на стуле. — Боже мой! — вскричал он, отирая пот со лба. — Мелоун, позовите остальных!

Все устремились в комнату. Челленджер поднялся им навстречу. Первым делом он обратился к Тому Линдену. По его тону было видно, что он глубоко потрясен и готов — хоть на миг — смирить гордыню.

— Имею ли я право судить вас, сэр! Сейчас со мной произошло нечто настолько странное и в то же время не подлежащее сомнению, — если мои чувства на этот раз не изменили мне, — что я не могу не принять объяснений, проливающих свет на ваши поступки. Прошу вас не принимать на свой счет оскорбительные замечания, которые я, возможно, позволил себе. Том Линден был истинным христианином. Он без долгих колебаний от всей души простил профессора.

— Теперь я вижу, что моя дочь обладает удивительными способностями, и у меня нет оснований сомневаться во многом из того, о чем вы говорили, мистер Мейли. Надеюсь, вы не станете оспаривать мое право на научный скептицизм, но сегодня вы представили мне настолько неопровержимые доказательства, что их нельзя ставить под сомнение.

— Все мы через это прошли, профессор. Сначала сомневаемся мы, потом сомневаются в нас.

— Вряд ли кто-нибудь усомнится в моем свидетельстве на этот счет, — с достоинством ответил Челленджер. — У меня есть все основания утверждать, что сегодня я получил такие сведения, какими не может располагать ни один из живущих на земле: уж слишком все сходится.

— Наша юная леди приходит в себя, — сказала миссис Линден. Энид в недоумении озиралась вокруг.

— Папа, что случилось? Кажется, я спала.

— Все в порядке, любовь моя, мы после об этом поговорим. А сейчас идем домой, мне нужно многое обдумать. Мелоун, не составите ли вы нам компанию? Мы должны объясниться.

Придя домой, профессор отдал распоряжение Остину ни под каким предлогом никого к себе не пускать и прошел в библиотеку. Там он расположился в своем огромном кресле: Мелоун сел слева, а Энид — справа от него. Профессор протянул руку и накрыл маленькую ручку дочери своей огромной клешней.

— Любовь моя, — начал он после долгого молчания, — сегодня я убедился, что ты обладаешь поразительными способностями, которые открылись мне с удивительной ясностью и полнотой. Но раз они есть у тебя, значит, могут быть и у других, и вот благодаря тебе я расширил свои представления о реальном и постиг роль медиума в спиритизме. Я не готов пока обсуждать этот вопрос, поскольку сам еще не во всем разобрался и мне нужно будет кое-что обсудить с вами и вашими приятелями, Мелоун, чтобы составить окончательное суждение по данному поводу. Скажу лишь, что мой разум получил новый импульс и передо мной открылись новые научные перспективы. — Для нас большая честь помочь вам, — отозвался Мелоун. Челленджер криво усмехнулся:

— Да уж, не сомневаюсь, что заголовок Обращение профессора Челленджера. в вашей газетенке произведет фурор. Не обольщайтесь, это не так.

— Мы не будем торопиться с оглаской, и ваша точка зрения останется в полной тайне.

— У меня всегда хватало мужества открыто заявить о своих убеждениях, когда они окончательно оформлялись, но в данном случае этого еще не произошло. И тем не менее сегодня я получил два послания и склонен приписывать их происхождение внематериальным факторам. Конечно, я исхожу из того, что ты, Энид, действительно была в бессознательном состоянии. — Уверяю тебя, отец, я ничего не знаю.

— Охотно верю. Ты не способна на обман. Сначала было послание от твоей матери. Помнишь, я говорил тебе, что слышал характерный стук — так могла стучать только она. Так вот, она сказала, что это она и была. Теперь-то я понял, что ты тогда не спала, ты находилась в трансе. Все это невероятно, непостижимо, поразительно — но похоже на правду. — Крукс, помнится, выражался примерно так же, — заметил Мелоун. — Он писал, что все это абсолютно невозможно и вместе с тем совершенно реально. — Я очень виноват перед ним. Впрочем, я должен извиниться перед многими людьми.

— В этом нет нужды, — успокоил его Мелоун. — Эти люди устроены иначе, чем мы.

— Позвольте мне остановиться и на другом послании, — профессор беспокойно повернулся в кресле. — Дело это очень деликатное, я о нем никогда и никому не говорил, и о нем не может знать ни один человек на земле. Раз уж вы столько знаете, я могу вам доверить и его. Случилось все еще в те годы, когда я был начинающим врачом, и не будет преувеличением сказать, что эта история омрачила все мое дальнейшее существование вплоть до сего дня. Кто-нибудь объяснил бы случившееся телепатией, причудами подсознания, да чем угодно, но у меня нет ни малейшего сомнения в том, что послание пришло с того света.

В те времена обсуждали свойства нового лекарства. Сейчас нет смысла вдаваться в подробности, которые вам все равно не дано понять. Скажу лишь, что делали его из дурмана, из которого можно приготовить и смертельный яд, и целебное снадобье. Я одним из первых получил образцы этого лекарства, ибо хотел, чтобы меня знали как человека, впервые применившего его в медицинской практике. Я прописал его двум больным, Уэру и Олдриджу, как мне казалось, в неопасных дозах (они, как вы понимаете, были моими пациентами в клинике), — так вот, наутро оба были мертвы. Я дал лекарство тайком, никто об этом не знал. Все обошлось без последствий, поскольку их состояние было критическим и ничего удивительного в том, что они умерли, не было. Но в глубине души я очень переживал, я боялся, что ускорил их смерть, и мысль об этом с тех пор омрачала мою жизнь. А сегодня вы своими ушами слышали их признание, что умерли они от болезни и лекарство тут ни при чем.

— Бедный мой папочка, — прошептала Энид, гладя его волосатую лапу. — Бедный папочка! Ты так страдал!

Челленджер был слишком горд, чтобы позволить кому-либо, даже собственной дочери, себя жалеть, — он отдернул руку.

— Я служил науке, — сказал он, — а в ней без риска не обойтись, поэтому я не считаю, что меня можно в чем-то обвинять. И все же… все же у меня сегодня как-то особенно легко на душе!

Мелоун лишился работы и обнаружил, что путь на Флит-стрит ему теперь заказан из-за распространившихся слухов о его независимой позиции. На его место в газету взяли молодого пьяницу-еврея, который сразу же завоевал популярность серией веселеньких статеек, посвященных проблемам спиритизма, от души сдобренных уверениями в непредвзятости и объективности подхода. Большой успех также имела его идея предложить пять тысяч фунтов духу, который угадает трех призеров предстоящего дерби, а также предпринятая им попытка доказать, что эктоплазма — это не что иное, как пивная пена, искусно спрятанная медиумом. Все эти его шутки еще на памяти читателей. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Челленджеру, с головой погруженному в свои эксперименты и воплощение самых дерзких своих замыслов, уже давно был нужен энергичный помощник со светлой головой, который вел бы его дела и контролировал использование изобретений. А таковых у профессора было предостаточно — плоды многих лет неустанного труда, они приносили неплохой доход, но за соблюдением авторских прав нужно постоянно следить. Автоматическое устройство, предупреждающее капитана о том, что корабль попал на мелководье, приспособление для отражения торпеды, новый и весьма экономичный способ выделения азота из воздуха, значительные усовершенствования беспроволочного телеграфа и оригинальный способ обогащения уранита, — все это было весьма прибыльно. Возмущенный поведением Корнелиуса, профессор вверил все эти дела будущему зятю, который ревниво охранял интересы патрона.

• Предыдущая
• 49/50
• Следующая