Франция. Магический шестиугольник - Щербина Татьяна - Страница 7

Парижские официанты – это была сказка.

За неделю своего пребывания в Париже я питалась исключительно в городе, заходя также и кофе выпить или минеральной воды. Обошла все свои любимые и знакомые места. И была ошарашена не меньше, чем в аэропорту. В один вечер я пошла в самый старый ресторан Парижа возле площади Одеон, «Прокоп», фигурирующий во всех туристических справочниках как достопримечательность, кроме того, он и вправду великолепен. Специализируется на морской еде. Пожалуй, единственный вид пищи, который вызывает у меня вожделение, – это свежие морепродукты: устрицы и всякие другие ракушки, по большей части, не имеющие русского названия за их отсутствием в наших краях. «Обслуживание 15 % включено», читаю я в меню, как и во всех нынешних парижских ресторанах. Народу, как всегда, много, слышится разноязыкая речь. Столиков, как мне показалось, стало больше: они теперь стоят вплотную, так что все отлично слышат беседы друг друга и чуть не толкают локтем (столики крохотные, что для Парижа обычно). Это вызывает некоторую нервозность. Вижу, как одна пара – француз и его иностранный гость, – просят их пересадить, поскольку им явно пришлись не по душе развеселившиеся соседи. Рядом со мной – тоже француз с гостем-англичанином. Я закуриваю, и тут сосед срывается на меня, говоря очень грубо, что моя сигарета его достала (хоть я и сижу в «курящей зоне»). Я опять ошарашена.

…мне кажется, что интерес смещается 9 сторону вещей базовых, соответственно, искусство и наука могут вернуть себе пьедестал, отнятый у них культом неземной красоты (90-60-90) и больших денег.

Некогда, в первые месяцы моей жизни в Париже, издатель вызывал меня на ковер после презентации моей книги, которая, как мне казалось, прошла успешно. Мне объяснили, что я вела себя непозволительно, прибегнув к иронической тональности по поводу вечного недовольства автора переводами, отношений автора, думающего о своем, и издателя, заботящегося о рынке. И то, что всем было весело, – это вовсе даже не хорошо. Моя задача была – объяснить публике, что мое издательство – лучшее в мире, что выбранный им переводчик – тоже лучший во Франции, в противном случае, я своим «юмором» бросаю тень на их репутацию. «Мы понимаем, – сказали они, – что вы русская, что у вас так принято, что вы не нарочно, но запомните: Франция – страна нежная». Определение это взято из одной классической французской песни с припевом: «Douce France» – «Нежная Франция». У меня была возможность в этом убедиться. Даже ненавидя вас, вам будут улыбаться и говорить комплименты, вам никогда не скажут неприятной правды, оберегая вашу чувствительность, что у нас всегда трактовалось как лицемерие. Собственно, и Мольер трактовал это так же, написав «Тартюфа».

Так что хамство, с которым я столкнулась в этот парижский вояж, поразило меня своим несоответствием нежной Франции. Такое впечатление, что парижане стали более нервными и часто себя не контролируют. Официанты же в «Прокопе», в отличие от прежних лет, обслуживают по минимуму: принять заказ, принести еду и счет. А чего стараться, если чаевых все равно не будет? В другом ресторане, «Le Bar a huitres» на бульваре Монпарнас, тоже известном и особенно привлекательном своими умеренными ценами на морепродукты, мы решили поужинать с моей подругой Везьян в мой последний вечер. Пришли рано, в семь (время ужина – с 19.30), но ресторан уже функционировал. Только мы двинулись вперед, чтоб выбрать местечко, как нас грубо препроводил к дверям официант и велел ждать. Подошел метрдотель, сказав, что если мы не заказывали столик заранее, нам придется постоять в дверях, пока он выяснит, есть ли у него два места. Подруга с раздражением заметила, что они обращаются с клиентами по-хамски, ей ответили, что клиентов у них больше, чем мест. И точно, когда нас усадили и настало время ужина, всё было заполнено, а на улице, под проливным дождем, выстроилась большая очередь страждущих. Официант не мог точно ответить на вопросы о том, что это за блюдо (в советские времена отвечали: «Не знаю, не пробовала»), чего я не встречала в Париже прежде нигде, и в этом ресторане, в частности. Везьян объяснила мне, что это связано с тем, что правительство увеличило налоги на работников. То есть, если работодатель платит сотруднику 10 тысяч франков, то государству он отчисляет еще 12 тысяч. Поэтому хозяевам стало выгодно держать как можно меньше работников и платить им тоже как можно меньше. Соответственно, часто это оказываются непрофессионалы. Если так пойдет дальше, о высоком звании парижского официанта можно будет забыть.

…хозяевам стало выгодно держать как можно меньше работников и платить им тоже как можно меньше. Социалистический элемент есть почти во всех западных странах: это высокая социальная защита нуждающихся, огромные пенсии и, соответственно, красивая старость.

За соседним столиком сидели две дамы, пробежав мимо них (надо успевать поворачиваться, работая за двоих), официант опрокинул ведро с холодной водой, куда ставят белое вино. Вода залила стоявшие на полу сумки и зонты. Раньше было бы невероятным, если бы лужу тут же не убрали и метрдотель не извинился бы тысячу раз. Но здесь ничего этого не произошло. Через пять минут другой официант грохнул об пол груду тарелок, и метрдотель распекал его на весь ресторан. Потом дама из очереди, не выдержав ожидания, ринулась к освободившемуся столику, за ней побежали другие с криками: «Вас тут не стояло», не знаю, что сделал метрдотель, но дама с визгом пронеслась обратно к выходу, за ней ринулся официант, и возле дверей началась потасовка в толпе. Поставив нам в ведро бутылку вина, официант даже не налил его попробовать, как это всегда водилось, а когда мы поели, то почувствовали себя неуютно: нам намекали, что пора выметаться, потому что очередь ждет.

Везьян жаловалась мне на нервы: найти или вызывать такси – проблема, несмотря даже на то, что она пользуется специальным кодом вызова газеты «Фигаро»: журналисты во Франции имеют много привилегий. Им и ужины с героями их статей оплачиваются, и такси, и зарплаты у них высокие, но это само собой разумеется, Везьян же жаловалась на то, что «заел быт». В банке могут запросто не перевести деньги со счета с процентами на счет кредитной карты, и ты вдруг оказываешься в глупом положении, когда не можешь расплатиться, хотя деньги у тебя есть (два счета – это обычное явление: со счета карты банк снимает деньги с клиента «за обслуживание карты», а деньги держат на другом счете, куда идет процент: в результате ты ничего не теряешь).

За неделю быт заел даже меня. В метро каждый день прерывается движение, некоторые станции закрыты по месяцу на ремонт, тротуары то там, то сям стали напоминать российские. Париж привык быть городом эталонным, поэтому там ничто не ветшает: любую царапинку сразу подкрасят, деревянные лестницы в старых домах и по сей день как новенькие. Так что когда я говорю о деградации – это относительно того, что было еще несколько лет назад. Впрочем, есть и другое сравнение – с Москвой. Она становится неуклонно лучше, и возможно, в чем-то мой взгляд стал более критичным именно потому, что здесь хамство почти исчезло, а пожаловаться можно разве что на пробки. Когда-то в Париже в часы пик они казались мне ужасными, но сейчас в сравнении с Москвой по Парижу ездить – одно удовольствие. Я спросила Везьян, не произошли ли ухудшения в городе из-за того, что Жак Ширак (она написала о нем книгу) перестал быть мэром, в его эпоху город был идеален. Она сказала, что безусловно нет, поскольку это происходит по всей Франции и, с ее точки зрения, связано с политикой социалистов. В годы моей парижской жизни президент (Франсуа Миттеран) был социалистом, а правительство и парламентское большинство – правыми. Теперь ситуация ровно обратная. Да и в отличие от эпохи Миттерана, когда правые и левые жестко спорили, Ширак не становится в оппозицию к правительству.