Франция. Магический шестиугольник - Щербина Татьяна - Страница 55

Фредерик Бегбедер – это я

«Вы повсюду со мной. Я переживаю все это, только чтоб вам потом рассказать».

Нет, я не родилась в Нёи-сюр-Сен (по-нашему – на Рублевке), как Фредерик. Не училась в парижском МГИМО, не работала криэйтером в рекламном агентстве и не написала о нем разоблачительной книги («99 франков»). У меня нет пристрастия к кокаину, ночным клубам, водке, светской жизни и светской хронике, которую вел Бегбедер на телевидении и в журналах, и я никогда не выступала в качестве диджея. Я не могу мысленно представить себя на месте богатого буратины, проводящего избирательную кампанию Зюганова, как Бегбедер – коммуниста Робера Ю, и все же Бегбедер – это я. У него, кстати, была успешная реклама лифчиков Wonderbra: «Посмотрите мне в глаза. Я сказала – в глаза».

Бегбедер и герои его книг – одно и то же лицо. По-французски этот жанр называется autofiction, автофикшн, документальный вымысел, автобиографическая литература. В своем последнем романе «Романтический эгоист» Бегбедер написал: «мне становится все труднее читать книгу, автор которой не является одновременно и ее персонажем». Иногда герой раздваивается, как в «Windows on the world»: один – американец, проводит 11 сентября полтора часа в горящем ресторане башни ВТЦ, от момента, как в нее врезался самолет, до момента обрушения, другой, по имени Фредерик Бегбедер, пишет об этом, сидя в ресторане башни Монпарнас. Герои практически идентичны, но американец – на волосок от смерти, своей и двух своих сыновей, и смерть эта неминуема, о чем мы знаем, а он нет, а Бегбедер – под впечатлением от трагедии, которую он прокручивает в голове, каждый день поднимается на верх Монпарнасской башни вместе со своей дочкой. То, что у него возникла потребность поставить себя под видом американца с детьми в эти чрезвычайные обстоятельства, – это я, и переживания по поводу – мои. Хотя, в отличие от раздвоенного героя-автора я не сноб, не сорокалетний прожигатель жизни, и не отмечаю про себя, что влюбленная пара в обреченном ресторане одета: он – в «Ральфа Лорена», она – в «Кеннета Коула». Или наоборот. Да нет, почему же – бывает, что отмечаю. В этом, собственно, и заключается эффект «Бегебедер – это я». Он записывает и описывает всё, что мозолит глаза, останавливает взгляд, бесит, восторгает, расползается мурашками по коже. Бегбедер, по его признанию, описывает мир, в котором нет Бога. Соответственно, все позволено и все смешалось. Бегбедер чувствует, но не знает, что такое Бог. Не знает даже, нравится ли ему больше мир с Богом или без него. Но вопрос его беспокоит, поэтому он выпустил книгу диалогов (она еще не вышла по-русски) со священником.

В одну минуту Бегбедера или его героя тошнит от мира (а может, от водки), в другую – он в него влюблен (может, влюбился. «Знаешь, почему заметно, что ты влюблен? – Нет. – Ты стал таким занудой, охренеть можно»). Бегбедер сам себе то отвратителен, то смешон, а то и в полном восторге от себя. Кто-то из читателей назвал его творчество «систематическим нарциссизмом». Читая Бегбедера, осознаешь, что нарциссизм и пристальное внимание к человечеству – одно и то же: «Странное ощущение, что вы, не будучи участниками моих историй, которые я тут рассказываю, все-таки там были. Вы повсюду со мной. Я переживаю все это, только чтоб вам потом рассказать. Если бы вы меня не читали, я бы и не переживал. Я пишу, чтоб не потерять память; вы помогаете мне вспоминать. Без вас моя жизнь стала бы еще бесполезнее».

Нерв (как назывался первый сборник стихов Высоцкого) – это ключевое слово и для Бегбедера. Где нерв воспалился – там и Бегбедер. А социум испускает одни и те же волны: цунами, как 11 сентября, или сюжетно не оформленные тайфуны и землетрясения, и ощущают эти толчки и пинки все примерно одинаково. Остальное – декорация, которая потеряла в XXI веке принципиальное значение. Из какой среды, каких привычек. Он – всякий, Бегбедер, такой же, как мир. Потому Бегбедер – это я.

Его романы состоят из той же материи, из которой прежде состояла поэзия. Короткие, лаконичные, афористичные, они – концентрат, «болевые точки эпохи». «Романтический эгоист» – как бы и не роман вовсе, просто дневник. Но не просто. Дневник лирика, сатирика, оригинального мыслителя, светской пустышки в одном лице. Отношения между всеми этими «подлицами» или альтер эго – и есть сюжет. Вернее, напряжение, сюжет заменяющее, а может, и прорисовывающее в голове читателя, именно оно заставляет читать дальше, а не бросить на десятой странице (я лично раньше десятой страницы никакую книгу не бросаю). «Будь собой. Ладно, но каким собой? Сколько меня? И кто из них – я?»

В «Романтическом эгоисте» – обычное раздвоение: герой Оскар и герой-автор. Фредерик периодически отодвигает локтем подчиненного ему (персонаж все-таки) Оскара и занимает его место. «Я представляю собой все то, что ненавижу, только потому, что, по-моему, критиковать то, чем ты не являешься, – слишком простой выход из положения».

«Романтический эгоист» пестрит именами писателей, артистов, светских персонажей, с которыми то и дело сталкиваются то Оскар, то Фредерик. Два раза Бегбедеру звонит Уэльбек. Портрет, сделанный двумя мазками, но потрясающе узнаваемый. «Мне позвонил Мишель Уэльбек. Когда я спросил его, хорошо ли он поживает, он мне ответил (помолчав пару минут): “Глобально говоря, нет”». Через три страницы звонок (и пассаж) повторяется буквально, только в конце Уэльбек отвечает: «Как ни странно, да». «Может, он начал принимать прозак?» – задумывается Бегбедер. Уэльбек, кстати, заявляет, что он не прозаик, а поэт, который пишет романы. Бегбедер мог бы так о себе сказать с большим основанием. Просто Уэльбек долго писал стихи.

«Сейчас мы вынуждены выбирать между цинизмом и паранойей. Одни думают, что поскольку нам все равно хана, то с паршивой овцы хоть шерсти клок: это коммерсанты, финансисты, телеведущие, рекламщики, гедонисты и нигилисты. Другие, опасаясь конца света, пытаются уберечь то, что еще не уничтожено: это писатели, противники глобализации, экологисты, поэты, зануды и брюзги». Если спросить, а кто из них сам Бегбедер, то он – все они. То вместе, то поврозь, а то попеременно. И я.

2006

Нострадамус

Мишель де Нотрдам, известный под псевдонимом Нострадамус, родился 14 декабря 1503 года в городке Сен-Реми, в Провансе.

Мишель де Нотрдам, известный под псевдонимом Нострадамус, родился 14 декабря 1503 года в городке Сен-Реми, в Провансе. Юг Франции, между Альпами и Пиренеями, – мистическая родина христианской цивилизации. И будто бы где-то тут тамплиеры спрятали документ, адресованный потомкам, – «прованское завещание». Оно так и не было найдено, но от него будто протянулась цепочка: в Провансе родился и жил самый знаменитый из пророков нового времени, Нострадамус.

Сен-Реми – городок, основанный еще кельтами. Они селились вокруг источников – здешний источник, обнаруженный кельтами в V в. до н. э., по сей день не иссяк: из земли постоянно сочится вода, образуя небольшой бассейн. Кельтов вытеснили древние греки, греков – римляне, построившие город Гланум, от которого сохранились в целости триумфальная арка и башня, а уличный водопровод I века работает до сих. Остальное – в развалинах и фрагментах, потому что Римскую империю сгрызли варвары, Гланум захлебнулся в наводнении – стихийные и человеческие бесчинства часто следуют друг за другом. Нострадамус предсказывал, что Гланум еще явится миру, и его, действительно, откопали в XX веке. Сен-Реми начал строиться в пригороде Гланума, там, где были римские сельхозугодья. Оглядываюсь вокруг: город Гланум – меньше, чем нынешний квартал, его пригород – дорогу перейти (еще ту, римскую), все в пределах видимости. Пространство в наших глазах постепенно съеживается.