Франция. Магический шестиугольник - Щербина Татьяна - Страница 40

…история, достойная древнегреческих мифов о родовом проклятии, про царя Эдипа, про Электру и Ореста, мифов, где дети, родители, сестры и братья убивают друг друга.

Чувствуете, что творится – история, достойная древнегреческих мифов о родовом проклятии, про царя Эдипа, про Электру и Ореста, мифов, где дети, родители, сестры и братья убивают друг друга. По сей день, уже больше десяти лет, чета Вильменов с четой Вильменов-старших общаются исключительно через адвокатов и исполнены ненависти друг другу. Жан-Мари не простил родителям обвинения его супруги.

Франция – не Россия, у нас родители убивают детей пачками: выбрасывают на помойку младенцев, кухонным ножом справляются со зрелыми отпрысками. Пьянка, нищета, собачья жизнь – все это вместе делает внутрисемейные убийства делом житейским. Для Франции весть о том, что мать убила сына, стала экстраординарным событием, и знаменитая писательница Маргерит Дюрас разразилась убийственной статьей в адрес Кристины Вильмен. Авторитетное мнение ныне покойной Дюрас (оно было аналогично мнению, скажем, академика Лихачева, если бы речь шла о России) всколыхнуло французов, которые были готовы растерзать детоубийцу подобно тому, как расправился ее муж с шурином. И вдруг следствие объявляет, что Кристина освобождена «за отсутствием состава преступления», так же, как был прежде освобожден Ларош.

В молодежных барах коктейль «маленький Грегори» стал одним из самых популярных: в напиток помещается оливка, привязанная к кусочку сахара. Сахар тает, оливка всплывает – прямо как тело мальчика.

Нетрудно представить себе, что чувствовала несчастная женщина, когда одного за другим потеряла сына, брата, мужа, свекровь, а теперь ее ненавидело и все население Франции: вердикт Дюрас оказался гораздо убедительнее первоначального приговора суда. Как ни странно, подо зреваемых больше не нашлось. Лет через девять вернулся из тюрьмы Жан-Мари, а дело маленького Грегори закрыли за давностью лет. Всплеск этой истории произошел как раз в годы моей жизни во Франции, когда следователь, который вел это дело, выпустил книжку под названием «Всего лишь следователь». В ней он рассказывал о самой истории, о своем «объективном» бессилии, а побудило его издать книгу то, что его после девяти лет «ошибок», разрушивших жизнь нескольких человек, его отстранили от работы. Не посадили, а просто отстранили.

Для молодежи, называемой во Франции «поколением “Боф”» (по-нашему «пофигистами»), маленький Грегори увековечился в коктейле. В молодежных барах коктейль «маленький Грегори» стал одним из самых популярных: в напиток помещается оливка, привязанная к кусочку сахара. Сахар тает, оливка всплывает – прямо как тело мальчика.

Из-за смерти Грегори пострадали пять членов семьи, в какой-то степени – репутация Дюрас, в большой степени – репутация французского правосудия. Мы, с нашим вечным отсутствием законности, часто идеализируем законность западную. После дела Дрейфуса французское правосудие «дало течь» именно на этой истории. За ней последовало еще несколько, поставивших под сомнение в глазах общества всю правоохранительную систему.

Фраза, ставшая во Франции крылатой: «Omar m’a tuer» – «Меня убить Омар», именно так, с грамматической ошибкой. Означает она несправедливость по отношению к какому-нибудь лицу. Магребинец Омар Раддад работал садовником у некой госпожи Маршаль. Однажды ее нашли убитой восемнадцатью ударами «неустановленным предметом» в собственном доме. На стене осталась надпись, сделанная окровавленным пальцем г-жи Маршаль: «Меня убить Омар». Родственники богатой, одинокой, бездетной г-жи Маршаль настаивают на уважении к памяти убиенной, которая сама указала на преступника. Процесс был на редкость быстрым.

Бесплатно защищать Омара Раддада, который не имел средств платить адвокату, берется один из самых знаменитых французских адвокатов мэтр Вержес. У него, так же, как у прессы, много вопросов к следствию. Зачем садовнику на постоянном жалованье, содержащему семью, убивать хозяйку, в доме которой могло находиться максимум 350 долларов наличными (минимальная зарплата во Франции – тысяча долларов)? Ни в одной его просьбе авансировать жалованье она не отказывала, если предположить, что он попросил денег, а она не дала. Почему следствие не стало искать орудие убийства, сочтя его «неустановленным»? Почему следствие поначалу записало день убий ства субботой, а потом перенесло его на воскресенье? Почему следствие не располагает вообще ни одной уликой, кроме кровавой надписи? Почему высокообразованная г-жа Маршаль написала слово «убил» с грамматической ошибкой – «убить»? Предположим, перед смертью у нее помутился рассудок (хотя обычно в экстремальных состояниях всплывает автоматизм), но как представить, что убийца, нанеся 18 ударов, не добил и ушел, оставив жертву в состоянии, когда она еще может написать целую фразу?

После дела Дрейфуса французское правосудие «дало течь» именно на этой истории.

Суд постановляет: осудить Омара Раддада за умышленное убийство «по внутреннему убеждению судей». В законе такая возможность существует: за неимением улик – внутреннее убеждение, но практически это не применяется. Эдак можно любого кинуть за решетку. От такого исхода дела убежденный в невиновности Омара адвокат говорит суду: «Вы осудили его только потому, что он араб, это напоминает дело Дрейфуса. Француза при отсутствии доказательств вы бы никогда не осудили». В ответ на адвоката Вержеса немедленно заводят дело «за оскорбление суда». Находясь под следствием, он пишет и издает книгу о деле Омара, дело это порождает и две другие книги – написанную журналистом, следившим за расследованием, и женой Омара Раддада.

Я была свидетельницей этой поразительной общественной драмы, и по моему «внутреннему убеждению», история была проста: бедные родственники решили наконец попользоваться солидным состоянием госпожи Маршаль, подкупив следствие. После убиения несчастной взяли ее мертвую руку, окунули палец в кровь и начертали ту самую знаменитую фразу. Непосредственный убийца был явно малограмотен.

Через год-другой Омара тихо отпустили, не сняв обвинения, и история временно ушла в песок. Временно, поскольку, несмотря на «неполадки» с законностью, во Франции существует так называемая «прозрачность», которая рано или поздно делает все тайное явным. То, как это сейчас произошло с делом маленького Грегори. Казалось бы, через столько лет все равно ничего не найти, однако новые возможности анализа ДНК побудили след ствие снова открыть закрытое было уголовное дело. Если марки на посланиях наклеивались при помощи слюны, «ворон» будет идентифицирован. Если нет, возьмут и другие пробы. При помощи новых технологий измененный голос на пленке может раскрыть истинный. Родители Грегори оказались наконец единодушны с Вильменами-старшими: те и другие сообщили через своих адвокатов, что согласны на все экспертизы и удовлетворены такой возможностью. Так что задним, виртуальным уже, числом, убийца, скорее всего, будет найден.

А если кого возмущает коктейль «маленький Грегори», тот должен признать, что поколения пофигистов возникают тогда, когда несправделивость, безнаказанность и иже с ними становятся негласным общественным договором. Если «жить не по лжи» невозможно, то веселее – простебаться над «крокодиловыми слезами» неправедного общества, чем проливать настоящие слезы самому.

2001