Новая Инквизиция 3 (СИ) - Злобин Михаил - Страница 35

Собственно, так я и решил поступить. Почему-то во мне возникла истовая убежденность, что нельзя давать злоумышленнику ни единой минуты на раздумья. Иначе случится полный и непоправимый аллес. Отдать свою мать в руки неизвестного инфестата, как по мне, было равносильно тому, что ее убьют прямо на месте. Или даже хуже.

Стараясь не думать ни о чем плохом, я прыгнул в течение чужой боли, как в морскую пучину, и помчался вперед, развивая с места умопомрачительную скорость. Зрение мое обострилось до таких пределов, что ночная темнота расцвела невидимыми в обычном восприятии цветами и деталями. Я в мельчайших подробностях успел рассмотреть каждую буковку на затворной раме оружия и помолиться, чтобы руководящий действиями покойника одаренный не заметил той маленькой ошибки, которую он на моих глазах совершил уже дважды.

Находясь в состоянии тактического ускорения, я видел, как пистолетный боёк, подчиняясь нажатию на спусковой крючок, медленно отполз назад, а потом устремился в обратную сторону. Кто бы там не стоял за этим неудавшимся похищением, а блефовать и тянуть резину было явно не в его интересах. Однако неизвестный инфестат не обладал тем специфическим опытом, который был у Изюма. Именно мой бывший напарник рассказал мне о маленькой особенности, присущей большинству «короткостволов».

Когда расстояние между мной и куклой сократилось до пары метров, боёк все же добрался до своего изначального положения, но выстрела так и не последовало. А секрет крылся в том, что неживой гаденыш столь неистово пихал маму в висок стволом, что затворная рама пистолета всякий раз при этом отходила назад на пару-тройку миллиметров. Именно об нее вхолостую и стукнулся боёк, так и не достав до ударника.

Грубо говоря, я воочию увидел самую буквальную из возможных иллюстрацию к выражению: «На волосок от смерти». Ведь детали ударного механизма оружия от капсюля патрона сейчас как раз толщина волоса и разделяла.

«Ха-ха, ублюдок!» — злорадно подумал я. — «Неуд» тебе по огневой подготовке! Я обязательно прочитаю тебе лекцию по обращению с огнестрелом, но только когда буду видеть свое отражение в твоих тускнеющих глазах».

На краткое мгновение недоумение кукловода отразилось на лице его мертвеца. Но пока он соображал, почему оружие не выстрелило я уже добрался до последнего воскрешенного трупа. Прежде чем инфестат догадался отвести ствол от головы заложницы, чтобы рама встала на положенное место, я подбил его руку с пушкой вверх, а на второй повис всем своим отощавшим телом. Покойник вступил со мной в борьбу, выигрывая в силе, но проигрывая в скорости, но самого главного я все же добился. Он таки выпустил матушку из захвата, обеспечивая мне гораздо большую свободу действий.

— Ма-а-ама-а, — растягивая гласные проревел я, не слыша собственного голоса, — бе-еги-и-и!

Контролировать то, насколько точно она исполняет мое распоряжение, я сейчас не мог, будучи целиком сосредоточенным на противостоянии с нежитью. Однако действие «форсажа» постепенно выветрилось, оставив меня один на один с неутомимым мертвецом, а потом и звуки выстрелов молотками вдарили по барабанным перепонкам. Это кукла настойчиво жала на спуск, упорно направляя пистолет в мою сторону, а я извивался подобно пьяному акробату, повисая на руке мертвеца всем весом. Пока, вроде, получалось неплохо. По крайней мере, подстрелить меня у злоумышленника так и не вышло.

Но даже в этой непростой ситуации я считал, что окончательно переломил ход событий в свою пользу. Воскрешенный успел промазать по мне всего трижды, а потом упал на землю, когда серповидное формирование из моего некроэфира разорвало пуповину, объединяющую кукловода с мертвым разумом. Чужая тьма излилась из тела покойника, и теперь я стал полноправным хозяином этой плоти…

Как только я внедрился в ментальную связь и переключил ее на свое сознание, в мой мозг тут же хлынули целые потоки информации о прошлой жизни бедолаги, ставшего жертвой неведомого инфестата. Детские воспоминания, обрывки каких-то разговоров на незнакомом языке, лица друзей, врагов и родственников, видения родных горных пейзажей и ощущения горячих прикосновений палящего солнца к моей смуглой коже… Тьфу ты! Конечно же не моей, а его!

Кое-как отгородившись воображаемой стеной от неживого разума, я быстро огляделся, опасаясь увидеть новых противников. Но нет, на первый взгляд пока все было тихо. Только любопытные соседи высовывали головы в форточки, силясь рассмотреть, что за переполох происходит в их дворе.

— Мам, ты как?! — взволнованно подбежал я к трусящейся родительнице. — Эти твари что-нибудь сделали тебе?!

— С-со мной в-все в п-порядке, Юр-рася, — заикаясь от испуга, кое-как произнесла она. — Ч-что эт-то за л-л-люди?!

— Куклы это, — сплюнул я на землю, немного успокаиваясь. — Поднятые мертвецы. Но вот кто их к тебе отправил: пока для меня большая загадка. Но я сейчас попробую их разговорить, а ты держись поближе ко мне.

Задвинув матушку за спину, я накачал оставшиеся на тротуаре тела тьмой и приступил к допросу. К сожалению, повторно умершие уже не были пригодны к созданию кукол. Поскольку я не перехватил их связь с инфестатом изначально, а просто выжег ее, из них получились лишь обычные умертвия. Ну да ладно, попытка не пытка. Буду работать с последней куклой…

Просеивая через себя сознание мертвеца, словно песок сквозь сито, я узнал, что его звали Хуршеджон, и что он некогда был уроженцем маленького городка Сарбанд. Там, на юге Таджикистана, он вырос и жил до тех пор, пока судьба не свела его с одной ослепительной красавицей, с которой у них закрутился бурный роман. И несмотря на то, что мужчина имел на нее крайне серьезные планы, родня девушки этому союзу яростно воспротивилась. Сначала братья Иклимы, так звали возлюбленную Хуршеджона, сильно избили его, мотивируя тем, что тот обесчестил их сестру. Но этого им показалось мало, и спустя некоторое время они решили повторить процедуру. Мужчины снова подкараулили несостоявшегося жениха по пути домой, и на этот раз поколотили куда сильнее. Герой-любовник провел больше месяца на больничной койке, оправляясь после сложного перелома ребер и закрытой черепно-мозговой травмы.

Однако Хуршеджон отнесся к произошедшему философски, с пониманием. Он посчитал, что сам виноват в случившемся. Что не следовало сближаться с девицей, не спросив на то разрешение у ее родственников. Соответственно и обращаться в правоохранительные органы не стал, а просто сбежал из своего маленького городка. Вроде как по его прикидкам в Душанбе скрыться от молодых и злых братишек Иклимы было гораздо проще. А то Хуршеджон небезосновательно опасался, что третьей встречи с ними он уже не переживет.

В столице же мужчина скитался по разным ночлежкам, обеспечивая себя мелкими подработками, и в целом перспективы на будущее имел весьма кислые. Но тут словно божественное провидение на него сваливаются слухи о том, что какая-то фирма из России нанимает людей на стройку. Поговаривали будто платят там не просто хорошо, а прямо щедро, да и квалификацию особо не проверяют.

Вместо того чтобы насторожиться такому неоправданно привлекательному предложению, Хуршеджон решил, что это шанс, посланный ему небом. Иностранец смело отправился в филиал подозрительной организации, сдал документы, а через неделю уже сидел с сотней земляков в салоне чартерного рейса, направляющегося в Москву.

И до тех пор, пока трудовые мигранты не приземлились в нашей столице, все у них шло прекрасно. Но стоило им только выйти из аэропорта и загрузиться в двухэтажный туристический автобус, как нить внятных воспоминаний обрывалась. А дальнейшая мешанина из звуков, образов и болезненных ощущений в голове Хуршеджона не поддавалась расшифровке. Он не понимал, где он находится, что с ним делают и куда перевозят.

Самая последняя относительно читаемая картина, запечатленная в сознании покойника, оказалась связана с каким-то плохо освещенным помещением. Там было холодно, но на удивление сухо. Тусклый свет низких ламп практически не пробивался к глазам сквозь плотную ткань мешка, натянутого ему на голову. Связанные за спиной руки затекли до такого состояния, что Хуршеджон перестал их чувствовать…