Единственный цветок в этой говноклумбе (СИ) - "Holname" - Страница 1

«Кем я был до своей смерти? Да, никем. Уличным хулиганом, беспризорником, вором и порой тем еще ублюдком. Опасностей в моей жизни было не счесть, но каждый раз мне удавалось выйти сухим из воды. Принимая это как должное, я даже думать не хотел о том, что когда-нибудь мне не повезет».

Резкий удар по голове эхом отозвался в ушах. Сознание помутнело, боль сменилась тяжестью и слабостью. От головокружения парень рухнул на пол, словно мешок с костями.

— Эрскин! — прозвучал взволнованный женский крик, а следом и сдавленное мычание.

Приоткрыв глаза, Эрскин попытался хотя бы немного рассмотреть обстановку, но из-за болезненного удара по голове перед ним будто витал туман. Изображение плыло, погасало и вновь появлялось, словно экран старого сломанного телевизора. В ушах стояло не то шипение, не то писк.

Помимо этого все тело изнывало от боли и усталости. Руки и ноги были покрыты огромными синяками. Ребра, также получившие свою дозу тяжелых ударов, в некоторых местах вызывали такую боль, будто бы их поломанные осколки врезались в саму плоть изнутри.

Спустя несколько секунд видимость вновь начала проясняться. Эрскин увидел перед собой несколько незнакомых мужчин, руки которых были покрыты каплями крови. Его крови.

— Ха, — прозвучал знакомый мужской голос где-то в отдалении, — псиной был, псиной и остался!

Эрскин перевел взгляд за спины людей, окружавших его. Там, буквально в нескольких шагах, стоял знакомый несуразный мужчина в спортивном костюме. Это был довольно худощавый, нескладный и несомненно отталкивающий тип. Эрскин не видел его лица, только лишь очертания фигуры, но и без этого он мог сказать, что этим человеком был его старший брат.

Рядом с этим мужчиной, будучи схваченной кем-то со спины, стояла девушка. Ровесница самого Эрскина и, возможно, единственный человек, действительно беспокоившийся о нем. Лицо ее было видно расплывчато. Лишь одно было ясно точно: некто более сильный, чем она, удерживал ее левой рукой за талию, а правой зажимал рот.

Эрскин попытался приподняться, но неожиданно ощутил пинок со спины. Этот удар вновь заставил его сжаться и обхватить руками живот.

— Вот что бывает, — прозвучал голос человека, медленно приближавшегося к Эрскину, — когда детишки ввязываются в дела взрослых.

Прозвучал щелчок. Эрскин приоткрыл глаза. Отведя взгляд влево, прямо к говорящему, он с удивлением для себя увидел направленный на него пистолет. Ни произнести слова, ни попытаться сделать что-либо он не успел. Прозвучал звук выстрела, а следом и резкая невыносимая боль.

***

«Кем я стал после перерождения? Никем был, никем и остался».

Очередной удар по животу вызвал кашель смешанный со слюной и кровью. Шейн, он же Эрскин в прошлой жизни, лежал на полу будучи связанным. Прямо над ним возвышалась девушка в короткой полупрозрачной сорочке. Длинные прямые волосы этой незнакомки имели необычный серебристый цвет. Пряди челки, намеренно разделенные на две части и уложенные дугообразно в разные стороны, казалось, были влажными из-за пота. Фиалковый взгляд был похож на взгляд маньяка, восхищавшегося пытками своей жертвы, а дикая улыбка на губах, вызванная видом крови, казалась безумной.

Руки Шейна были связаны за спиной. Странный препарат, введенный в него еще до начала всего этого, не позволял даже мыслить нормально. В своем новом обличии, в обличии члена благородной семьи, он ощущал себя не более, чем временной игрушкой. Игрушкой сестер и матери, так безжалостно обращавшихся со всеми членами семьи противоположного пола.

Очередной удар хлыстом вызвал невероятную боль. От всех этих неприятных ощущений Шейн перевернулся на спину и сдавленно замычал. Нет, рот его не был стиснут ни веревкой, ни кляпом, но чувство гордости, которое так долго подвергалось пыткам, просто не позволяло ему разомкнуть зубы и даже закричать от боли.

— Давай! — возмущенно кричала девушка, в очередной раз замахиваясь хлыстом. Прозвучал звук удара, а затем следующий и следующий. — Продолжай кричать и извиваться! Не смей останавливаться!

От каждого удара хлыста на теле парня, скрытого лишь легкой ночной рубашкой, оставались глубокие кровавые раны. Шейн, будучи еще молодым юношей, от такой боли не мог даже подняться.

— Мор, — внезапно прозвучал женский голос со стороны входа в комнату, — прекращай.

На пороге появилась женщина средних лет. С виду ее внешность была очень похожа на внешность Шейна и его мучительницу. Серебристые волосы, прямые черты лица, миндалевидный разрез глаз и тонкие губы. Правда, было также и то, что отличало их. В отличие от матери и старшей сестры он имел оттенок глаз не фиалковый, какой был у тех, а насыщенный, неестественный, золотистый.

— Мам… — протянула девушка, оборачиваясь ко входу в комнату. — Я ведь только разошлась.

Женщина быстро осмотрела тело лежавшего на полу сына и вновь подняла взгляд на свою дочь. Внешний вид той был достаточно откровенным даже для сна: через полупрозрачную короткую сорочку были видны не только изгибы ее точеной женственной фигуры, но и очертания ее нижнего белья, состоявшего только из тонкой линии трусов, и ее пышная, практически ничем не скрытая, грудь. Хотя, нужно было сказать, сама матушка выглядела не лучше. Поверх ее тонкого хлопкового платья, глубокий треугольный вырез которого обнажал пышную грудь, была накинута лишь белая легкая шаль.

— Закон запрещает убийство членов семьи, — произнесла женщина спокойным ровным тоном. — Еще немного, и он сломается. Не видишь?

Девушка недовольно оглянулась и посмотрела на Шейна. Парень лежал весь в крови. Многочисленные удары хлыста не просто оставляли на его коже красные следы, они разрывали ее, проникая в самую глубь плоти.

— Ладно, — протянула девушка раздраженно, — ты права.

Повернув голову влево, Мор или так называемая Моржана Дориан взглянула на соучастника всех этих пыток — дворецкого. Мужчина хладнокровно стоял в дальнем конце комнаты, лишь изредка покидая это место и выполняя приказы своей госпожи.

— Дворецкий, — произнесла Моржана строго, — вынеси эту псину на улицу. — Приподняв ногу, девушка внезапно наступила своей босой стопой на лицо Шейна. Намеренно надавив на него, она довольно улыбнулась. — Пусть освежится.

Ощущения от давления на собственное лицо вызывали больше не боль, скорее гнев. Всевозможные пытки, боль от ударов и издевательства на протяжении двух недель с момента его попадания в новое тело стали к этому моменту просто невыносимыми. Шейн, окончательно отбросивший в сторону чувство самосохранения, недовольно произнес:

— Как же меня уже достал…

— Что? — прозвучал удивленный и даже какой-то взбудораженный голос Моржаны. Девушка начала давить на лицо собственного младшего брата еще сильнее, чем прежде, будто бы пытаясь своей ногой размазать на нем что-то. — Ты еще говорить способен? Может быть нам тогда продолжить?

Шейн слегка наклонил голову влево. Взгляд его стал зловещим и пугающим.

— Весь мусор, — продолжил свою фразу парень, — что льется из твоего поганого рта.

Неожиданно Шейн вновь повернул голову вверх и вцепился зубами в женскую ногу. Он уже не просто кусал, нет, вцепившись, словно голодный зверь в кусок мяса, он резко дернул голову влево, перевернулся на бок и потянул вместе с собой Моржану.

Девушка потеряла равновесие и с громким визгом рухнула на спину, а Шейн, оставшись с куском мяса в зубах, вырванным из женской стопы, вскочил на ноги. Выплюнув из своего рта остатки плоти, он быстро побежал к окну. Где-то за спиной зазвучали громкие женские крики и плачь.

Оказавшись рядом с окном, единственным выходом для него из этого места, Шейн развернулся боком и с разбега выломал стекло. Его тело рухнуло в кучу снега прямо со второго этажа.

В это же время Шанна Дориан — мать семейства Дориан, испуганно бросилась к дочери. Моржана лежала на полу, руками удерживаясь за собственную ногу. От боли она практически извивалась. Кровь ее быстро начала растекаться, пачкая собой и ковер, и пол.