Китайцы. Моя страна и мой народ - Юйтан Линь - Страница 52

Чтобы понять смысл Протекции, нужно осознать привлекательность первородной простоты жизни китайцев в течение тысячелетий. Китайским идеалом общества всегда были «простая администрация и легкие наказания». Персонализм и гуманность всегда были отличительными чертами традиционной китайской концепции закона и власти. Китайцы с подозрением относятся к законам, адвокатам и к усложненным современным общественным отношениям в целом. Их идеал — мирная, привольная жизнь, сохраняющая, в известной степени, первобытную простоту нравов. В такой атмосфере возникла Протекция, а вслед за нею — самое прекрасное качество древних китайцев — благодарность, оборотная сторона Протекции. Чувство благодарности за оказанное покровительство среди простых китайцев, в особенности крестьян, чрезвычайно распространено. Китайский крестьянин, которому вы сделали доброе дело, будет всю жизнь помнить вас и вашу доброту. Вполне возможно, что он у себя дома установит деревянную табличку, чтобы почитать вас, или в вашу честь совершит обряд «воды и огня». Людям, которых не может защитить конституция, остается надеяться на милосердие местных чиновников. И если чиновник милосерден, то люди будут горячо любить его, потому что он милосерден без надежды на вознаграждение. Очень часто коленопреклоненные крестьяне со слезами благодарности на глазах окружают паланкин только что оставившего свой пост чиновника. Вот лучший пример чувства благодарности китайцев в ответ на благосклонность чиновника. Люди знают только, что им уделили внимание, но им неведомо, что чиновник лишь исполнял служебные обязанности.

Человек во власти протежирует человека, нуждающегося в защите. Протекция, однако, может заменить правосудие, и часто так и происходит. Если китаец, возможно по ошибке, арестован, то инстинктивной реакцией родственников будет не поиск защиты у закона и обращение в суд, а поиск некоего «Лица», знакомого с высокопоставленным чиновником, с тем чтобы просить его о Протекции. Так как китайцы придают чрезвычайно большое внимание личным взаимоотношениям и Лицу вообще, то проситель добьется успеха, если его Лицо стоит достаточно высоко. Так поступить гораздо проще, чем тратить большие деньги и много времени на судебные разбирательства. Так проявляется социальное неравенство Лиц во власти, богачей, людей со связями — и неудачников, бедняков, людей без связей.

Несколько лет назад в провинции Аньхой двух профессоров посадили в тюрьму за опрометчиво высказанные пустячные критические замечания. Родственники не нашли ничего лучше, как отправиться в провинциальный центр просить военного губернатора о Протекции. Тогда же нескольких молодых людей в той же провинции схватили на месте за участие в азартных играх. Так как молодые люди располагали связями в одной из властных структур провинции, их немедленно освободили, они даже отправились в административный центр и потребовали уволить арестовавших их полицейских. Полицейские одного из городов на берегу реки Янцзы обыскали лавки с опиумом и конфисковали найденное. Однако телефонный звонок нужного человека заставил полицейское управление принести извинения и вернуть опиум под охраной полицейских. Один дантист однажды удалил зуб одному влиятельному генералу. Генерал был очень доволен и наградил дантиста высоким титулом, и врач потом пользовался правами, которые ему даровал генерал. Как-то раз телефонист некоего ведомства позвонил дантисту, назвав лишь его имя без титула. Врач пришел в ведомство, разыскал телефониста и в присутствии сотрудников отвесил ему пару оплеух. В июле 1934 г. в Учане женщину арестовали за то, что та спала в жару на улице, одетая в короткие штаны; через несколько дней она умерла в тюрьме. Оказалось, что женщина была женой одного чиновника, и арестовавшего ее полицейского расстреляли. И т.д. и т.п. Месть — вещь сладкая. Но не все арестованные женщины — жены чиновников. Выходит, месть не всегда сладка. Конфуцианство одобряет подобные различия. В «Ли цзи» есть такая фраза: «Обходительность не распространяется на простолюдинов, а наказание — на почтенных лиц».

Таким образом, Протекция — это важный компонент учения о социальных статусах, порождение конфуцианского идеала «гуманного правления», т.е. патриархального правления во главе с гуманным совершенномудрым мужем. Разве Чжуан-цзы был неправ, говоря: «Пока мудрецы не вымрут, разбойникам не будет конца». Конфуций наивно полагал, что в Китае достаточно гуманных людей, способных управлять страной, однако он явно ошибался. На идиллическом, первобытном этапе жизни общества его теория, возможно, работала, но в век самолетов и автомобилей она терпит и уже потерпела окончательный крах.

Как сказано выше, единственным положительным результатом внедрения конфуцианских доктрин является отсутствие в Китае каст и наследственной аристократии. Это заставляет нас задуматься о Судьбе. Совершенно очевидное для всех социальное неравенство сохраняется веками, и этому способствует то обстоятельство, что в Китае угнетатели и угнетенные часто меняются местами. Мы, китайцы, верим, что у человека всегда есть шанс подняться на ноги и что «путь Неба всегда идет по кругу». Если у человека есть способности, упорство и честолюбие, он может подняться очень высоко. Кто знает? На девушку, которая продает доуфу, может внезапно положить глаз какой-нибудь влиятельный чиновник или полковник, сын которого случайно стал привратником у мэра города. Зять мясника, в прошлом сельский учитель средних лет, может вдруг сдать государственные экзамены на ученую степень, как мы об этом читаем в романе «Неофициальная история конфуцианства». Один городской шэньши пригласил мясника пожить у него дома. Другой обменялся с мясником метрическими выписками и стал его побратимом. Третий, богатый торговец, подарил ему несколько штук шелка и несколько мешков серебра. Градоначальник прислал мяснику двух молоденьких служанок и повара, чтобы его жена-крестьянка не очень уставала у себя на кухне. Довольный мясник переехал в новый дом в городе, совершенно забыв о том, как он раньше третировал зятя. Теперь же он утверждает, будто всегда твердо верил, что зять добьется успеха. Он готов отложить нож мясника и радоваться жизни, находясь на иждивении зятя. Мы ему завидуем, но вовсе не считаем несправедливым счастливый поворот в его судьбе.

Фатализм — это не только устоявшийся образ мыслей китайцев. Он представляет собой составную часть традиционного конфуцианского менталитета. Фатализм, вера в Судьбу тесно связаны с учением о социальных статусах, и это подтверждается присловьями «знать свое место, отдаться воле судьбы», «у Неба и судьбы свой путь». Конфуций говорил: «В 50 лет я познал веление Неба. А в 60 — научился следовать этому велению». Фатализм — источник душевного спокойствия китайцев и их удовлетворенности своим положением. Поскольку никто не может все время быть счастливым, а везение не сопутствует каждому, закономерность такого неравенства общепризнана. У людей способных и честолюбивых всегда был шанс занять более высокое положение в обществе благодаря государственным экзаменам. Если некто благодаря везению или своим способностям сумел подняться из низов общества и войти в число привилегированных, это значит, что такому человеку повезло, когда настал его черед. Войдя в состав привилегированного класса, он будет ему предан, будет считать нормальным социальное неравенство, привыкнет пользоваться привилегиями. Он полюбил свое место наверху так же, как Р. Макдональд (премьер-министр Великобритании в 1924 и 1929—1931 гг.) полюбил дом № 10 на Даунинг-стрит. Когда Макдональд поднимался по ступенькам этого дома и вдыхал его воздух, душа его радовалась. Любой добившийся успеха современный китайский революционер пережил такое превращение. Железной пятой топчет он свободу печати гораздо сильнее, чем милитаристы, которых он обличал, когда еще учился в школе революции.

Теперь у выходца из низов «большое Лицо». Он стоит над законами и конституцией, не говоря уж о правилах дорожного движения и музейных инструкциях. Это Лицо психологическое, а не физическое, оно поистине завораживает и достойно изучения. Это Лицо нельзя мыть или брить, но можно «получить», «завоевать» «поднести в дар». Здесь мы сталкиваемся с самой удивительной чертой китайской социальной психологии. Лицо невидимо, неосязаемо, но это тем не менее самый точный инструмент, с помощью которого китайцы регулируют социальные отношения.