Линейцы - Белянин Андрей Олегович - Страница 24

– Вот, к примеру, а как они все двигаются? – задумчиво бормотал Барлога, пока их с Зауром аккуратно подталкивали копчиками и коленными чашечками пройти на другой конец аула, ближе к кладбищу. – Ведь для любого самого маленького шажочка мозг должен послать команду мышцам, а у этих ребят ни мышц, ни мозга, всё в труху.

– Вася, вам оно действительно кажется безумно важным?

– А чего?

– Шикардос, по вашему же выражению, – господин Кочесоков с трудом удержался, чтоб не толкнуть приятеля локтем. – Получается, тот факт, что мы застряли чёрт знает где, но даже не знаем, зачем, и не можем вернуться домой, вас не напрягает?!

– Слушай, вот не надо о грустном, а? Допустим, напрягает. Может даже в душе я жутко рефлексирую по этому поводу, и что?! Чем нам это поможет?

– Я не в том смысле…

– А я вот именно в том! – наконец-то прорвало Василия. – Да, мы можем тут орать, рыдать, страдать, умолять небеса и всех богов вернуть нас домой, но толку с этого! Ты достал меня своим нытьём! Ах, мы несчастные, ах, как нам вернуться, ах, что же теперь с нами будет, ах, где искать выход?! Ищи где хочешь! Лично я думаю, что если мы попали сюда неожиданно, против нашей воли, то и вернут нас точно так же! Всё?

– Сам дурак…

– И фантазия у тебя хромая на обе ноги, даже ругаться толком не умеешь!

Столь эмоциональный диалог непременно должен был бы кончиться очередной дракой с выяснением отношений на кулаках, но, заболтавшись, парни не заметили, что процессия остановилась. Кладбище располагалось на окраине аула и спускалось по склону почти до речки, а за ней сразу начинался столь густой смешанный лес, что продраться сквозь деревья не было никакой возможности. Вот прямо здесь, среди наполовину ушедших в землю могильных камней с почти стёртыми надписями на арабском, и началось основное действие…

– Заурбек, дорогой, если я тебя чем обидел, бог меня простит! – несколько нервозно, а потому путаясь в посылах, начал Вася. – Чего они все на нас смотрят и зубами щёлкают?

Молодой человек неопределённо пожал плечами: как владикавказцу, ему были знакомы определённые традиции черкесских или чеченских свадеб, но вот как происходит бракосочетание у живых мертвецов, он знать, естественно, не мог.

– Понял, не осуждаю, сам такой. Эй, шепелявый, хоть ты скажи, что нам делать-то надо?

– Будешь обзыватьця, вообсе нисего не буду говорить!

– Ого, да ты фанат «Места встречи»?

Ахметка громко фыркнул и, не оборачиваясь, выдал минимальные объяснения:

– Я-то шам женитця не хосу, молодой иссё, не нагулялся. Но инасе никак, инасе они вас жагрыжут, а кунаков жениха ешть нелься – примета плохая…

– Командуй, – тихо предложил господин Кочесоков, и подпоручик согласно кивнул.

Маленький шайтан подтянулся, поправил наборный пояс черкески, важно выпятил небритую нижнюю челюсть и чудесным образом умудрился подмигнуть направо-налево одновременно:

– Мештные расговаривать не могут, у них яжыка-то нет, но я их и так понимаю. Фы мои кунаки, фам нушно рядом со мной итти, родителям подарки дарить, нефесту украсть, мне передать, потом иссё плясать надо, фино пить, ф зфёзды штрелять…

– Никаких ругадзе, только веселидзе? А чего, огнище! Меня всё устраивает. – Господин Барлога в предвкушении потёр ладони. – Когда кормить-то будут?

– На швадебном пиру, но фам это лусше не кушать. Штарое мясо, швежего на кладбище нету. Нефкушное оно, а фы фкусные, но фас ешть нелься – кунаки жениха, да?!

– Да, да, мы такие, – поспешно закивали оба будущих историка.

После чего они мысленно прикинули все возможные пути бегства, признали, что до сарая с лошадьми не доберутся, поскольку на пути слишком много скелетов, а опыта в разгоне шумных толп что у того, что у другого кот наплакал. Меж тем от общей массы жителей аула в сторонку выдвинулись две группы, агрессивно клацающие друг на друга уцелевшими зубами.

– Шпорят меж шобой, какую невешту для меня фыкапывать. У отних богатая, у тругих лучше шохранилась.

Учитывая, что в данном вопросе «лучшая сохранность» обозначала лишь большее количество полусгнившей плоти на костях, студиозусы дружно отдали бы предпочтение «богатой». Но их мнения покуда никто не спрашивал.

Меж тем скелеты разгорячились, и в ход пошли кинжалы. Пару минут шестеро или семеро покойников упоённо резали и тыкали друг дружку. Потом, вспомнив, что толку с этого ноль, все как-то успокоились и вместе принялись раскапывать чью-то заброшенную могилу. Потом вторую, потом третью, потом…

– Ставлю на богатую.

– А я на красивую.

– Да вы извращенец, батенька…

– Я эстет!

– Эй, фы сего? Фы ж о моей нефсте сейсяс говорите! Прояфите фежливость, э-э…

Заур с Василием мгновенно заткнулись, делая вид, что прониклись важностью момента.

Оба семейства скелетов с почётом выдернули из каменистой земли почти целый позвоночный столб, из другой ямки принесли череп, и под добрую мелодию неубиваемой лезгинки с разбегу пошёл внахлёст конструктор «Лего». Кто-то подавал рёбра, кто-то собирал по пальчикам руки, кто-то ноги, кто-то фаланги и предплюсны, какая-то безносая женщина в обрывках платья, крайне смущаясь, принесла две тазовые кости.

Работая шумно и по-кавказски эмоционально, управились со всем этим добром, включая одеяния и украшения, примерно за полчасика, после чего новоявленную «красавицу» в сопровождении братьев-джигитов представили дорогому жениху. Типа, вот, компромиссный вариант!

Ахметка важно поклонился и шепнул:

– Надо кинсалами приподнять фуаль на лице нефесты. Только шмотрите, черепушку ей не посарапайте!

– Мы осторожненько…

Парни взяли себя в руки, Заур вытащил из ножен длинный однодольный кинжал, Василий за неимением оного потянул офицерскую саблю. Зурна стихла на протяжной, полупридушенной ноте, и под барабанную дробь два стальных клинка деликатнейшим образом приподняли полуистлевшую длинную тряпочку над жёлтым челом брачующейся. Приподняли и… опустили.

– Мы не в силах смотреть на такую красоту, – громко объявил Барлога, прикрывая спиной приятеля, которого едва ли не вытошнило прямо при свидетелях на черкеску жениха. – Боимся ослепнуть! Как это по-вашему… э-э… мамой клянусь, да?!

Толпа мертвецов в едином порыве захлопала в ладоши, затопала ногами и разразилась восторженной стрельбой в воздух. Видимо, Вася умудрился найти единственно правильные слова, понятные и приемлемые для услады слуха истинных горцев. И похвалил, и отвернулся, не оскорбив девичьей чести, не задел ничьей гордости и не подвёл жениха, сохранив перед всеми его высокое достоинство! Даже сам маленький шайтан одобрительно поцокал языком, словно бы подтверждая удачный выбор кунаков.

Двое прихрамывающих мертвецов с длинными седыми обрывками волос на нижней челюсти с поклоном встали перед ребятами. Один протянул Зауру узкий кинжал в серебре, а второй передал Васе длинный шнурок, сплетённый из разноцветных шёлковых нитей, с петелькой на конце.

– Это что?

– Это старейсины аула, подарки фам дают, поклонитша надо, – подтолкнул Ахметка.

– А почему ему кинжал, а мне какая-то верёвочка?! – простонал подпоручик, но господин Кочесоков быстро заткнул ему рот:

– Молчите и кланяйтесь! Это не верёвочка, а вручную сплетённый шнур для пистолета. Дорогая вещь, между прочим! Один конец цепляете к ремню, другой к рукоятке, и если в бою оружие упадёт, то не потеряется – всегда подтянуть можно.

– Ага, – вырвался Вася, – если он такой ценный, давай меняться!

– Вам кинжал по форме не положен. И вообще, что за детсадовские капризы? Дарёное не дарят, бэ-э-э…

Скелеты, убедившись, что подарки приняты, зачем-то полезли обниматься. Василий и ухом не повёл, а более впечатлительному Заурбеку от одного трупного запаха вдруг резко стало плохо. Старейшины аула пожали плечами и отошли в сторону. Маленький шайтан поклонился им вслед и обернулся к парням.

– Что дальше? – деловито спросил подпоручик, убрав шнурок в карман.

– Нефеста пражднует ш мужчинами, а мы с женсинами.