Чужая жизнь - "Сержант Леший" - Страница 43

Лето, жарко. Процесс нагноения происходит значительно быстрее, чем в холодное время года. Ну а дальше прогрессирующее с каждой прожитой политруком минутой воспаление повреждённых сосудов и мышц, высокая температура, общее нагноение всего бедра и как результат этого – очень быстрая гангрена нижней конечности. И неминуемая мученическая смерть.

Можно было бы попробовать вскрыть раневой канал, то есть разрезать кожу вдоль всего повреждения, чтобы поставить дренаж и обработать рану, но как это сделать без наркоза и стерильных материалов? В этом случае полит рук может умереть от обычного болевого шока. Самогоном его напоить до невменяемого состояния? И что это даст? Я не врач. Что делать, я знаю только в поверхностной теории. То есть знать, что делать, чтобы Яковенко не умер, знаю, а как это сделать – нет.

Недаром хирурги ценятся во всех странах мира. С подобной операцией справится и любая квалифицированная медицинская сестра, но я-то не хирург и не медсестра, а коновал от медицины. Таблетку могу выдать по назначению врача да порезанный палец бинтом замотать. Это я, конечно, упрощаю. Знаний у меня несколько больше, но за остро отточенный нож однозначно не возьмусь. Я просто не знаю, как резать и как, чем и какие сосуды сшивать, и политрук просто умрёт у меня под ножом от потери крови или того же болевого шока.

Одна надежда, что мы каким-то чудом перебьём всех приехавших егерей, захватим и ограбим их санитара. Но есть ли у него тот же скальпель и морфий? Или что там у немцев сейчас вместо морфия для обезболивания? У меня вообще кроме двух шприцев, пятака рулонов бинтов, немецких перевязочных пакетов[9] и йода ничего нет. Даже перекись водорода отсутствует. Кто его знает, существует ли эта самая перекись сейчас в военно-полевом медицинском комплекте или нет. Даже это для меня тёмный лес.

Появление на нашей позиции новых людей я, задумавшись, пропустил. Вернее, не так. Первым, и это само собой разумеется, услышал тихонько подходивших к нам людей Степан. Я чухнулся много позже. Да и то только после того, как Стёпка, перехватив поудобнее свой автомат, перекатился в сторону приближающегося шума. Впрочем, я успел только развернуться и тихонько удивлённо присвистнуть.

Первыми практически бесшумно подходили жена Шатуна и его дочка, вооружённые немецкими карабинами, которые совсем недавно уехали на телеге вместе с раненым политруком. За ними так же бесшумно двигался достаточно пожилой мужчина с карабином имени капитана Мосина, а следом за ним топали четверо красноармейцев, среди которых были красноармеец Уздов, двое артиллеристов и Рябой. Последние четверо издавали столько шума, что хватило бы на приличное стадо так нелюбимых мной крупных млекопитающих, вчера днём обгадивших всю поляну перед таким красивым озерцом.

Увидев знакомых людей, я сразу расслабился, но Степан ствол своего автомата не опускал, недобро уставившись на подходящего к нам мужчину. Видя, что ещё чуть-чуть, и мой напарник поприветствует мужика очередью из автомата, я, ни слова не говоря, положил руку на ствол прямо около мушки и направил автомат в землю.

Степан посмотрел мне в глаза и зло и отрывисто заговорил:

– Это полицай. Он у них старшим был. Не местный. Сопротивлялся до последнего. Нас с Шатуном обзывал по-всякому. Над пленными издевался. Никонова оглушил. Я его прямо на месте хотел кончить, да Шатун не дал.

– Разберёмся, Стёпа, – тут же ответил я, мгновенно оценив подходящих к нам людей, и продолжил:

– Алевтина с Настей за спиной его держат. Если бы ему не доверяли, то в трёх метрах позади него бы шли. И Шатун не дал тебе его прибить. Не спеши. Сначала выслушаем хозяев. Как ни крути, а мы с тобой здесь гости.

Степан что-то хотел мне возразить, но, видно, в последний момент передумал и, на мгновение крутанув желваками, отчего лицо его на пару секунд перекосилось, нехотя опустил оружие.

Подошедшая к нам жена Шатуна заговорила первой:

– Ты, Степан, желваками не играй. Сначала послушай. Николаю ты сразу поверил. Теперь поверь мне. Нет в Никодимыче гнили. Своя правда есть, а гнили нет. Такой он человек. Мы с ним давно знакомы. Считай, что Никодимыч наш родственник. Поверил нам, поверь и ему. Не по своей воле он финнам помогать пошёл.

Ответить Стёпке я не дал.

– Степан – второе дело. Главное, чтобы вашему Никодимычу поверил я, а мне даже слушать вас ни к чему. Истории бывают разные. Длинные они или не очень, смысла никакого для нас нет. Рассказать можно всё что угодно. Я сам такой сказочник. Будет время, поинтересуйтесь у Степана, он перескажет. Мои сказки ему очень нравятся. Теперь вашему родственнику делом надо доказывать, а самые убедительные доказательства скоро прямо сюда прибудут. Политрук где?

Ответ, впрочем, мне был не сильно нужен. Раз все эти люди уже здесь, значит, Яковенко где-то на околице деревни, а этот партизанский отряд организовался много раньше того момента, когда Шатун доехал до собственного дома, и инициатором создания отряда является именно эта невысокая коренастая женщина, практически спасшая всех нас и полностью поменявшая весь расклад боя. Потому что иначе времени у Шатуна просто не хватило бы.

Почти наверняка сам Шатун со второй частью этого партизанского отряда уже подходит к «засадному полку» на противоположной стороне дороги, но оказалось, что это ещё далеко не всё. Хитрый Шатун шустро выпряг лошадок, отогнал их к соседям и перекрыл въезд в деревню телегой, а поодаль расположил Яковенко с немецким автоматом. Вроде и уважение оказал, и самое безопасное место политруку определил. Потому что втихую наказал жене и дочери довести к нам со Степаном подмогу, а затем вернуться вдоль дороги к посёлку и отсекать возможных прорвавшихся через нашу засаду мотоциклистов. Всё же именно мотоциклистов с Брандтом катается шесть штук, и одним залпом мы их всех не накроем.

При таком раскладе оставлять пулемёт на прежнем месте смысла не было никакого, и оставшееся время я потратил на, как сказал бы гражданин Российской Федерации Агафонов Виталий Сергеевич семьдесят лет вперёд, организационные вопросы и мелкие, но крайне необходимые в нашей жизни подлянки. Посуетиться, конечно же, пришлось, но я почти всё успел сделать и даже с Шатуном свои действия согласовал, проорав через дорогу необходимую ему информацию.

Колонна егерей прибыла без четверти семь. То есть в восемнадцать часов сорок три минуты. Впереди катились четыре мотоцикла, два из них с пулемётами, а за ними неспешно шлёпал гусеницами бронетранспортёр ещё с двумя пулемётами, спереди и сзади, и с двумя торчащими чуть ли не по пояс над бортами пулемётчиками. Память услужливо подсказала: Sd.Kfz. 251, иначе в народе называемый «Ганомаг». Стандартная немецкая колесница на одно отделение пехоты и… Я от неожиданности даже захлопал глазами: хлыста антенны, прикреплённого к борту бронетранспортёра, не было.

Ещё два мотоцикла катились, чуть отстав от «ганомага», видимо, чтобы их пылью не закидывало. Хотя скорость была небольшая, но пыль всё равно за проехавшей колонной клубилась.

Замыкающие мотоциклы были один с пулемётом и только с водителем и пулемётчиком, а второй – только с водителем и без пулемёта. Вертлюг всего-навсего сиротливо торчал на передке коляски.

Понял я всё сразу: немцы приехали снимать секрет! Засадных егерей было семеро плюс пулемёт со всем их хозяйством. Как раз на полупустой бронетранспортёр и пару мотоциклов только с водителями. При этом, раз антенны на борту «ганомага» нет, то нет и самой рации, и радиста, и так необходимого мне санитара с его медицинской сумкой. И гауптштурмфюрера СС Густава Брандта в этой колонне тоже нет. Нечего ему здесь делать.

Вот что такое не везёт и как с ним бороться? Не воткнись Яковенко со своими спутниками в полицаев, мы сегодня вечером втихую бы из посёлка уплыли, и махать красным флагом гауптштурмфюреру СС нам бы не пришлось. Зато теперь начнётся испанская коррида в карельских лесах. Взбешённый, как бык, Густав Брандт, которого мы со Степаном периодически колем в задницу зубочисткой, здорово похожей на шпажонку испанского тореадора, будет гонять нас по местной арене до посинения. Своего или нашего – это уж как пойдёт. Теперь угробить нас для Брандта вопрос принципа, а гауптштурмфюрер СС со своими волкодавами ни разу не бедное парнокопытное животное, замотанное до полусмерти шустрым испанским кабальеро. Мне со всеми моими спутниками до этого кабальеро как до луны, и бегать от егерей мы долго не сможем. Придётся прятаться. Если успеем.