Сокровище храма - Абекассис Элиетт - Страница 34
- Предыдущая
- 34/56
- Следующая
Я гравирую этот свиток буквами округлыми, как стрельчатые своды оконных переплетов и сквозных арочных проемов прекрасного аббатства, где я жил когда-то до той встречи, которая изменила весь ход моей судьбы. Хорошо, если бы мое повествование никогда не попало в руки духовенства и дворянства этой эпохи, потому что его сразу же уничтожат. Так что я очень надеюсь, что оно будет прочитано умными людьми далекого будущего.
Итак, 21 октября 1319 года, в тюрьме Лувра, я выслушивал признания человека, исповедником которого мне довелось быть. Обвиненный в ереси, приговоренный к смерти, он открыл мне нечто важное, что могло бы изменить ход человеческой Истории. Этот человек был рыцарем и монахом. Вместо щита у него было терпение, вместо доспехов — смирение, милосердие заменяло ему копье, и с таким вооружением он приходил на помощь всем и каждому и бился во имя Господа.
В тот день, 21 октября 1319 года, меня позвали в темную камеру луврской тюрьмы, кишевшую крысами, живыми и мертвыми, тяжелый воздух был пропитан чадом факелов. Этот день я не забуду никогда. За тяжелым столом сидели люди с лицами, ожесточившимися от ненависти: легисты судебной палаты. Перед ними стоял человек, молодой и доблестный рыцарь, с гордой осанкой, высокий, сильный телом и с удивительно тонкими чертами лица, волосы его были черны как смоль, черные глаза горели не совсем обычным огнем: вот каков был Адемар Аквитанский. Во времена, когда происходила эта сцена, я находился в составе инквизиции, поэтому мог видеть, как этот человек отвечал на вопросы своих палачей и как страдал он, когда его члены погружали в кипящее масло. Я видел, как один из прелатов, Режи де Монсегюр, пузатый, со стальными глазами и беззубым ртом, подносил факел к измученному лицу.
— Значит, Адемар Аквитанский, — говорит он, — вы настаиваете, что состоите в ордене Храма.
— Конечно, — отвечает Адемар.
— Скажите нам, Адемар Аквитанский, являются ли тамплиеры гностиками и докетами?
— Мы не гностики и не докеты.
— Скажите нам, не являетесь ли вы манихейцами, признающими Христа высшего и Христа низшего, земного?
— Мы ни в коем случае не манихейцы.
— Являетесь ли вы капрократами?
— Нет.
— Николаистами?
— Мы тамплиеры.
— Еще скажите нам, не свободомысляща ли ваша секта?
— Мы христиане.
— Вы христиане? — с явным изумлением переспросил пузатый. — И вы никогда не принимали религию Магомета? Так утверждают.
— У нас нет союза с исламом.
— И вы никогда не говорите, что Иисус лжепророк или, хуже того, преступник?
— Иисус наш пророк и наш Господь.
— Разве вы не отвергали божественного происхождения Иисуса?
— Мы этого не отвергаем.
— И, тем не менее, внутри официального ордена вы создали общество со своими магистрами, доктринами и тайными замыслами?
— Действительно.
— Правда ли, что нужно попрать крест, чтобы стать членом вашего ордена?
— Все это клевета, — сказал Адемар, испытывая жестокие страдания.
— Не собираетесь ли вы завоевать весь мир?
— У нас нет такой цели.
— Нам известно, что вступление новых членов происходит за закрытыми дверями, в церквах и часовнях ордена, и по ночам…
— Это верно, — пробормотал Адемар.
— Говорите громче, — приказал пузатый, — нам не слышно.
— Это верно, — повторил Адемар, — посвящение кандидатов происходит за закрытой дверью.
— Скажите нам, не заставляют ли новообращенного отрекаться от Бога, от Сына Божия или Пресвятой Девы, а также от всех святых?
— Это ложь.
— Скажите нам, не учите ли вы, что Иисус не настоящий Бог, а только лжепророк и что на Кресте он страдал за свои преступления, а не ради спасения человечества?
— Мы этому не учим.
— Скажите нам, — продолжил пузатый, повысив голос, — не вынуждаете ли вы новообращенного трижды плевать на крест, подставляемый ему рыцарем?
— Сплошная клевета, — вздохнул Адемар.
— …не снимаете вы одежды, заставляя себя бесстыдно целовать: во-первых — в губы, во-вторых — между плеч, в третьих — в пупок!
— У нас нет бесстыдных целований.
— Имея огромные богатства, не отрицаете ли вы Христа, который был беден? — спросил прелат, в третий раз задававший этот вопрос.
Тогда Адемар сверхчеловеческим усилием поднял голову и выпрямился:
— Мы кормим одного бедного в течение сорока дней, когда умирает наш брат, и мы сто раз читаем «Отче наш» на неделе, следующей за его кончиной. Несмотря на военные расходы, в каждом доме тамплиера три раза в неделю оказывается гостеприимство всем бедным, желающим им воспользоваться.
— Еще раз спрашиваю: не отрицаете ли вы нашу веру?
— По поводу крепости нашей веры, — сказал Адемар, — я могу назвать славных рыцарей из Цфата, которые были взяты в плен Султаном после падения этой крепости. Их было двадцать четыре. Султан обещал им жизнь, если они отрекутся от своей веры. Все отказались, и всем двадцати четырем отрубили головы.
— Не пытаетесь ли вы восстановить Храм в целях завоевания мира?
— В этом мы чтим слова Иисуса. Разве же возмутился Иисус против торгашей, что торговали в части Храма, доступной неверным? Не он ли бил их бичом, опрокинул столы меновщиков и скамьи торговцев голубями? И сказал он им всем: «…возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли. Мой долг есть дом молитвы, а вы сделали его вертепом разбойников». Потом он сказал: «Я разрушу храм сей рукотворенный, а чрез три дня воздвигну другой нерукотворенный».
В моем присутствии прелаты с удвоенной силой старались изобличить в чем-нибудь грешника.
— Не утверждаете ли вы, — спросил один из них, — что Иисус не страдал и не умер на Кресте?
— Мы говорим, что он страдал и умер на Кресте, — ответил Адемар.
— Не носите ли вы идолов на веревочках между рубашкой и телом?
— Нет, братья носят пояса или веревки из белого льна на рубашке, без идолов.
— Для чего они носят этот пояс?
— Чтобы отделить тело от разума, нижнюю часть от верхней.
— Отрицаете ли вы божественное происхождение Иисуса?
— Я люблю Господа моего Иисуса Христа и почитаю его. Наш орден, орден Храма, был основан в святости и одобрен на Апостольском заседании!
— Однако каждый член ордена после вступления в него вынужден отрицать распятого Христа, а также всех святых, допущенных к Божьему Лику; таков приказ тех, кто их принимает.
— Это ужасные преступления, идущие от Дьявола, и мы этого никогда не допускаем.
— Не утверждаете ли вы, что Христос лжепророк?
— Я верю в Христа, принявшего мученическую смерть, и считаю его своим Спасителем.
— Вас не заставляли плевать на Крест? — спросил инквизитор, сделав знак палачу добавить кипящего масла на члены Адемара.
— Нет! — завопил несчастный.
— Клянись!
— Клянусь! Только чтобы почтить Христа, его страдания я и ношу белый плащ нашего ордена, на котором вышит красный крест в память о крови, пролитой Иисусом на Кресте.
— А этот белый плащ вы случаем носите не в память иудейской секты, которая обосновалась на берегу Мертвого моря и члены которой носили одежду из белого льна?
— Иисус, наш Господь, был иудеем!
При этих словах прелаты переглянулись.
— Этот человек еретик! — сказал один из них.
Прелаты с удовлетворенным видом смотрели друг на друга. Они отлично сделали свое дело. Некоторые поздравляли Режи де Монсегюра, который так хорошо вел допрос, что выявил скрытого еретика. Тогда Режи де Монсегюр вышел вперед и объявил:
— Адемар Аквитанский, суд святой инквизиции приговаривает тебя к сожжению живьем на костре. Есть ли у тебя какая-либо просьба до исполнения наказания?
— Да, — пробормотал Адемар. — Я хочу исповедаться.
Тоскливой ветреной ночью я исповедал Адемара Аквитанского по поручению Режи де Монсегюра. В мрачной камере зловещей тюрьмы Лувра я нашел мужчину, гордого, надломленного пытками, которые ему пришлось претерпеть, и, тем не менее, он светился изнутри, будто от огня, вошедшего в него свыше. В темной камере, где размножались и умирали крысы, этот страдающий от ран человек, которого ждал костер, улыбнулся мне такой доброй улыбкой, с такой признательностью, что взволновал меня до глубины души.
- Предыдущая
- 34/56
- Следующая
