Двойник (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 25

Итак, мое жалованье составляет двести рублей в месяц. Как я полагаю, это соответствует жалованью гвардейского поручика. Возможно и с каким-то доплатами. Думаю, Николай Александрович наследника не балует, но и в черном теле не держит. Наверное, берет пример со своего предка Петра Великого, тратившего на личные нужды только то жалованье, что полагалось ему как офицеру флота.

Значит, мне выплачивают двести рублей. Много это или мало? Кто ж его знает? Средняя зарплата в нынешней России составляет семьдесят рублей в месяц, но что такое «средняя» — это я хорошо знаю. В моей истории средняя зарплата учителя составляла сорок три тысячи рублей, правда, в Москве она сто тысяч, а в глубинке двадцать, разница всё же есть.

С учетом того, что меня кормят, поят, предоставляют крышу над головой, обеспечивают всем необходимым, включая прислугу, двести рублей так и вообще шикарно. Хватит, чтобы купить билеты в театр, сходить в ресторан с э-э … лучшим другом, поиграть в карты, хоть я и не игрок.

Услышав шаги, я ухватил два конверта, вытащил их содержимое, сунул в карман и закрыл тумбочку.

— Здравия желаю, ваше высочество! — вытянулся передо мной фотограф.

— Полноте, господин Федышин, — сдержанно кивнул я, поведя рукой. — Мы ведь не в строю. Проходите, присаживайтесь, — указал я в сторону стула.

Дождавшись, пока фотограф умостит свою толстую задницу на хрупком антикварном стуле (из первых венских!), сказал:

— Не напомните вашего имени-отчества.

— Какое имя и отчество? — засуетившись, привстал фотограф со стула. — Да меня все только по фамилии и зовут. Вон, только вы и говорите — господин Федышин.

— Вот это-то и плохо, — сказал я, пристально и в то же время мягко глядя на мужчину. — Не ценим мы работу российских фотохудожников.

— Как вы сказали? Фотохудожников? — приоткрыл рот Федышин.

— А что такого? — изображая удивление, приподнял я брови. — Разве, вы никогда не слышали такой термин?

— Ни разу в жизни, — помотал головой фотограф. — Никто же не думает, что наш труд сродни работе художника… Думают, мы так, ремесленники.

— Так вот и я про то. Всё ведь с малого начинается. По имени-отчеству не называют, персональные выставки не устраивают, а надо. Давайте-ка мы с самого начала пойдем. С имени-отчества.

На самом деле, я сейчас строил диалог на основании нашего разговора с энциклопедистом. Выходит, как бы хорошо не было, всегда найдутся те кто недоволен. В моём времени всё началось из-за дефицита хлеба. Здесь огонь может вспыхнуть из-за простого недостатка уважения. Ну или из-за недопонимания и отсутствия хоть какого-то подобия диалога с простыми людьми.

— Федот Федотович меня зовут, — отчего-то заикаясь, произнёс фотограф. — Я-то поначалу Пьером хотел называться, но Пьер Федышин — совсем худо.

— А чем плох Федот Федотович? — пожал я плечами. — Ничем не хуже, чем Александр Борисович, или Николай Александрович.

— Так всякие дразнилки есть — Федот, да не тот

— Глупости, — отмахнулся я. — Вон, у вас тезка есть Федот Попов. Первопроходец. Он что, своего имени стеснялся? Так что, милейший Федот Федотович, плюньте-ка на всех дураков, а свое имя называйте с гордостью. Поверьте — если вы сами к своему имени с уважением подходить станете, то и все остальные его уважать будут.

От моих слов фотограф даже приосанился. Да, я в два раза моложе его, и мои поучения выглядели бы комично, но я наследник престола. Ценность моих слов очень высока.

— Ну-с, Федот Федотович, как ваши успехи? — перешёл я к делу, потом уточнил. — Надеюсь, князь Сангушко остался доволен своей разведкой?

— Скажете тоже, разведкой, — фыркнул фотограф. — Роман Владиславович только и интересовался — двойник вы или нет, а больше ничего. Я, вчера вечером, к его высокопревосходительству, господину князю пришел, да все изложил. Дескать, подозрительно ведёт себя наследник, но так вот, сразу определить непросто — двойник вы или нет, требуется дополнительное время.

— А что князь?

— А князь только плечиками пожал — мол, уговор в силе, трудись.

Федот высказал это с такой обидой, что стало ясно — обещанных денег князь ему так и не заплатил.

— Неужели он даже проезд вам не компенсировал? — поинтересовался я. — Императорский Кабинет на Невском, а мы в Царском селе. Как ни крути, вам такси нанимать нужно.

— Даже квитанцию таксиста не оплатил, — охотно пожаловался он. Мол — все расчеты потом, после дела. Дескать — копите чеки, квитанции, потом все и оплачу, поверх обещанного.

Ничего у меня не кольнуло, не стрельнуло, стало быть, фотограф не врёт. Жадный господин князь, жадный.

— А накладные расходы? — изображая участие, поинтересовался я. — Не думаю, что вы роскошествуете. Сколько у вас зарплата? Ну, жалованье?

— Жалованье у меня семьдесят рублей в месяц, а это даже меньше, чем иные фотографы в газетах получают, — охотно принялся рассказывать он. — Лаборатория, правда, оплачивается — свет там, вода, фотопленки. Ну, все такое прочее — проявители с закрепителями, фотобумагу. Есть, конечно, ещё и премии, раз в три месяца, по пятьдесят рублей, да по праздникам четвертак получаю. Был бы у меня чин, получал бы под сто рублей, да еще и орденок за выслугу лет, так ещё надбавка сто рублей в год, — вздохнул фотограф.

— У придворного фотографа нет придворного чина? — удивился я.

— Эх, мне бы хотя бы тафельдекера получить, так и то хорошо. Сангушко уже который год обещает меня в штаты вписать, но все недосуг ему, как до дела доходит.

Тафельдекер? Я и чина-то такого не слышал. Какого хоть класса? Но точно, не ниже четырнадцатого, коллежского регистратора, потому что ниже и некуда. Хлестаков был коллежским регистратором, помню. Тафель, вроде бы, означает стол по-немецки. Какой-нибудь скатерник? И он в Табеле о рангах? А там низший чин соответствует армейскому прапорщику, по-нашему, младшему лейтенанту. Но прапорщик-то на поле боя жизнью рискует, а скатерник столы накрывает. Бред какой-то.

— Я бы вам за труды и титулярного советника не пожалел, — сказал я, с досадой покачав головой.

— Тогда уж лучше гоффурьера, — рассудительно сказал фотограф, хотя я заметил как изменилось его лицо. Он едва на месте не подпрыгнул от моих слов. — Гоффурьеру казенная квартира полагается, а титулярный должен сам себе жилье снимать, — как бы невзначай пробормотал он, не решаясь поднять на меня взгляд.

Гоффурьер — это тоже какой-то придворный чин? Буду знать, чему он соответствует. Надеюсь когда-нибудь выучу табель о рангах, а то какой-то фотограф больше высочества осведомлён.

— Так, всё теперь только от вас и зависит, Федот Федотович, — допустив добрую полуулыбку сказал я. — Как говаривал император Наполеон — маршальский жезл в ранце у каждого солдата. А там, чем чёрт не шутит, может и орденок вам обеспечим. Со святым Владимиром пока помочь не смогу, двадцати пяти лет службы у вас даже близко нет, а вот о Станиславе третьей степени, можно подумать.

Огонёк, что лишь тлел в глазах фотографа в начале нашего разговора, разгорался всё ярче. Я уловил как он украдкой глянул на собственную грудь, словно примеряя на нее крест святого Станислава.

— Но пока, любезный Федот Федотович, вы даже на орден сутулого не заработали, — ухмыльнувшись сказал я, будто холодной водой окатив фотографа.

— Какой орден? Орден сутулого? — запричитал Федышин, округлив глаза.

— Ага. С закруткой на спине, — отрезал я и, не теряя время на ненужные объяснения, спросил. — Выяснили, зачем Сангушко понадобилась информация — двойник я наследника, или нет?

— Есть у меня некоторое предположение, — тут же сообщил Федышин. — Его могли об этом французы попросить. И, не кто иной, как посланник Франции в России месье Буше.

Французы попросили? Очень любопытно.

Я потёр висок, вызывая в памяти всё что помнил из своей истории и смог узнать о новом мире.

Есть две версии:

Первая — французы интересуются, ради собственной выгоды; вторая — ради Польши.