Тайный наследник.Том 1 и Том 2 (СИ) - Хай Алекс - Страница 18

Жандармы напряглись.

— Не хочу, чтобы кто-то подслушал, — легкомысленно отмахнулся я, продолжая играть роль законопослушного болвана. — Прошу, присаживайтесь, господа.

Жандармы переглянулись, но, видимо, их главарю уж слишком сильно хотелось задержать аж целого князя, да еще и русского. Поэтому он первым плюхнулся на обитый бархатом диванчик.

— Могу я взглянуть на ваши документы? — попросил Столыпин. А, все же решил мне подыграть.

Я метнул на него быстрый взгляд.

«Я займусь главным, а вы вырубите двух остальных. Пока просто вырубите».

Надо отдать должное Андрею — он сохранял хладнокровие. Ни единым жестом или мускулом не выдал себя.

«На счет три. Раз... Два...»

Все случилось почти мгновенно. Оправдывая специализацию боевика, Столыпин мгновенно оказался за спинами двух младших жандармов. Синхронный взмах обеими руками — и оба уже сползали на ковер. Наверняка видели какие-то глубокие сны, поскольку вырубил их атташе ментальным ударом.

Я же воспользовался моментом и перехватил обе руки жандарма.

— Шьто вы...

Он крякнул, когда я резко взломал его ментальные щиты. Неодаренный, на ним явно поработали — повесили дополнительную защиту. Правда, очень слабую. Либо старая, либо ставил кто-то низкорагновый.

Я погрузил жандарма в транс. Затем медленно вошел в его сознание и принялся перебирать воспоминания. Да уж, тот еще шалунишка — сколько натащил в кладовку конфискованных журнальчиков пикантного содержания... Только это меня не интересовало.

Времени было немного, а действовать требовалось аккуратно. И хотелось выяснить, откуда он получил такой приказ, но сейчас важнее было другое. Поэтому я начал осторожно менять воспоминания и восприятие. Заложил новый диалог, образы. Ирина Алексеевна учила, что важно помнить обо всех ощущениях и органах чувств, чтобы интегрированное воспоминание выглядело достоверным. Пусть ему будет очень жарко и тесно в этом мундире, пусть его дразнит запах кофе, что остался у нас на столике...

Менталистика — одно из самых рискованных направлений работы с Благодатью. Одно неосторожное движение — и человек может остаться инвалидом. Ни мой предшественник, ни я не отличались особыми талантами в этой специализации, поэтому я немного нервничал. Пусть этот жандарм и был неприятной личностью, но превращать его в овоща мне не хотелось.

— А теперь повторите то, о чем мы с вами договорились, — ласково сказал я, глядя в его мутные глаза.

— Вы обязуетесь прибыть в Вену в течение одного месяца после получения информации о дворянском суде, на который вас вызвал граф Людвиг фон Герберштейн, — медленно проговорил жандарм. Забавно, что сейчас никакого акцента у него не было. Говорил на чистом русском, только медленно и заплетающимся языком. — Вы подпишете бумагу о своем обязательстве, и мы позволим вам продолжить путь. Также мы выдадим вам распоряжение об отсрочке...

Он потянулся к сумке-почтальонке, что висела у него через плечо. Достал оттуда лист серой гербовой бумаги, перьевую ручку и принялся выводить каллиграфическим почерком что-то на немецком.

Столыпин наблюдал за моими действиями и никак не комментировал их. Скорее, следил за тем, чтобы я не навредил жандарму. Закончив, тот поправил свой мундир и протянул мне бумагу.

— Этот документ даст вам право перемещаться на территории Австро-Венгерской империи. Однако я должен предупредить вас, что по истечении месяца он утратит свою силу, а вы будете значиться лицом, уклоняющимся от императорского правосудия...

Я схватил бумагу и сунул во внутренний карман своего костюма.

— Благодарю, господин...

— Штейнмеер, — подсказал Андрей.

— Благодарю за понимание, господин Штейнмеер.

Столыпин осторожно дотронулся до лба каждого из младших жандармов, а я аккуратно покинул сознание старшего и напоследок решил улучшить ему настроение. Пусть покинет поезд в отличном расположении духа.

— Николай Петрович, у нас проблема, — атташе тронул меня за плечо. — Один не просыпается.

— Проклятье!

— В чем дело? — Взволнованно произнес жандарм. — Что вы сделали с моими коллегами?

«Держите старшего на прицеле и не дайте поднять шум», — обратился я к Столыпину.

Попробую разобраться, что к чему. Ну почему, блин, мне постоянно приходится заниматься вещами, которые не предусматривает моя специализация?

Я присел на корточки возле молодого мужчины, на которого указал Андрей. Блондин лет двадцати пяти спал богатырским сном и ни в какую не желал просыпаться. Я осторожно коснулся его сознания Благодатью.

Понятно. Столыпин переусердствовал. Этот парниша был неодаренным, но к тому же имел очень слабые от природы защиты. У Столыпина тоже не было времени рассчитывать силу удара, поэтому он вломил импульс по первое число. И ментальный план несчастного просто этого не выдержал.

Иными словами, Столыпин ввел молодого жандарма в подобие комы. Только теперь этот бедолага блуждал по закоулкам своего бессознательного и не мог найти дорогу обратно. Что ж, нехорошо. Утешало, что не один я в нашей свите косячу, но все-таки дело требовалось уладить.

Вообще-то применение Благодати в поезде было запрещено. Наверняка мне еще аукнется, но протекция Романовых позволит замять вопрос. И все же до международного скандала доводить не хотелось. Так что давай, Коля, засучи рукава — и вперед. Все по заветам цесаревны-менталистки. Не зря же она провела со мной почти целый день, посвящая в тонкости своего искусства.

— Сейчас все поправим, — пообещал я и дотронулся до лба молодого жандарма. — НЕ беспокойтесь, с ним все будет в порядке.

Мне и самому в это верилось с трудом. Башка — штука тонкая, а работать с таким ментальным слабаком — и вовсе большой риск. Но я должен был завоевать безусловный авторитет в глазах Столыпина. Мне нужно превратить его из надсмотрщика в преданного товарища. А он явно был из тех, кто верил не словам, а делам.

Я сосредоточил небольшой импульс силы в руках и медленно, по капельке, начал проходить сквозь грубо проломленные щиты. В голове тут же визуализировалась картинка — кстати, это тоже была подсказка цесаревны. Используя визуальные образы, работать было куда проще.

Сейчас передо мной оказался лес. Настоящая такая тайга. И где-то вдалеке скользил между деревьями огонек сознания молодого жандарма.

— Иди на свет, — сказал я и запустил небольшой светящийся шар. — Иди сюда, я тебя выведу.

Его дух был бесплотным — лишь контуры человеческого тела. Он не сразу понял, чего я от него хотел. Пришлось повторить трижды.

А затем, когда он начал пробираться через лабиринт тропинок, я вышел ему навстречу и осторожно повел за собой.

— Вот так, нам сюда.

Я оставил его на пороге на несколько секунд, и за это время решил подлатать пробитую защиту. Все же негоже служителю правопорядка ходить в таком состоянии — так его обладатель любого, даже самого слабого артефакта, облапошит. Срастив природную защиту, я накинул еще один щиток сверху. Так, для надежности. Не благодарите.

А затем аккуратно вывел дух наружу и сам вышел из его ментального плана.

Молодой жандарм тут же открыл глаза и взволнованно заговорил по-немецки, указывая на меня.

«О чем он вещает?» — спросил я Столыпина. Он, в отличие от меня, хорошо владел языком.

«Говорит, не понимает, что с ним случилось. Но сейчас чувствует себя гораздо лучше».

«Всегда пожалуйста».

Старший жандарм перебросился парой фраз со Столыпиным, а затем... Просто пригласил младших коллег на выход.

«И все?» — удивился я. — «Никаких последствий?»

«Пока вы работали над пробуждением юноши, я заложил в его память скорректированное воспоминание. Его коллега просто упал в обморок. Ведь в Дакии нынче так душно...»

Меня окончательно отпустило только после того, как поезд снова тронулся. Столыпин вышел поторопить слуг со сборами, а я вытащил гербовую бумагу.

Что ж, месяц отсрочки у меня есть. Но явиться в Вену все равно придется. Неплохо было бы подыскать себе адвоката. Потому что австрийцы точно попытаются сделать из этого сенсацию. Я прямо видел заголовки венских газет: «Русский князь обесчестил дочь графа!», «Самая странная помолвка года!» и так далее. Ну на фиг, не хочу я в этом участвовать.