Тайный наследник.Том 1 и Том 2 (СИ) - Хай Алекс - Страница 14

— Точно не будете внушать мне свою волю? — улыбнулся я.

— В этом нет никакого смысла. Вы же согласились. Поверьте, я сама некогда была жертвой внушения. И несмотря на то, что я могу это делать, предпочла бы никогда этим не пользоваться.

Я сел на прохладный бортик бассейна. Оказывается, в этом фонтанчике плавали золотые рыбки.

— Что мне нужно делать?

— Ничего. Просто закройте глаза, дайте мне руку. Постарайтесь расслабиться и впустите в свое сознание. У каждого сознания есть ментальные блоки — врожденные и надстроенные. Мне будет проще работать, если вы снимете защиту.

Ага, знать бы еще, как...

Но ладно, посмотрим, что из этого получится. Я закрыл глаза и ощутил, как к моей руке прикоснулись прохладные пальцы цесаревны. Приятно журчала вода, птицы снова начали петь. Почти медитация.

А затем голова взорвалась такой болью, что я не выдержал.

— Ау! Черт!

— Это блоки, — шепнула Ирина Алексеевна. — Все в порядке, просто расслабьтесь и слушайте мой голос.

Она что-то говорила, точнее, шептала по-гречески. Я не понимал языка, но звучало красиво, как ритмичный напев. От ее голоса я и правда едва не погрузился в транс. Тело почти не ощущалось, а сам я витал где-то над поверхностью земли...

А потом пошли образы.

Я видел нападение турецких янычар на сербских князей — почти всех вырезали. Они устроили резню, хотели обезглавить сербскую аристократию, но убили не всех... И те, кто выжил, подняли восстание.

Я видел битвы, видел пытающие стены Белграда, который захватили восставшие. Видел мирные переговоры. Видел, как нарастали споры и противоречия между союзниками.

Я видел двух мужчин — предводитель восстания Карагеоргий, он же Черный Георгий, которого так нарекли османы за жестокость. А рядом его сподвижник — воевода Милан Обренович. Быстро росла популярность воеводы Милана, славно он воевал и отличился так, что молва говорила о нем не меньше, чем о Карагеоргии. Люди начали к нему тянуться... И я видел, как Черный Георгий пристально наблюдал за союзником.

Видел Милана Обреновича в Бухаресте, столице Дакии. Он отправился туда, чтобы собрать добровольцев для помощи повстанцам в Сербии. Я видел, как российский император Александр Первый награждал воеводу Милана саблей...

И я видел яд. Яд, который поднесли Милану в чаше вина. Восстание еще не окончилось, но он был уже слишком значим. Слишком много внимания перетянул на себя воевода, и предводитель не смог с этим примириться. Там, в Бухаресте, я видел, как страдает, погибая, воевода, что прославил мой род, род Обреновичей. Видел, но ничего не мог сделать.

Я только знал, что приказ отравить отдал Карагеоргий. Тот, чьи потомки сейчас восседали на троне Сербии. Тот, чьи потомки уничтожили и мою родню.

И я услышал зов силы. Род требовал мести. Род требовал убить их всех.

— Ја сам кнез Николај Бринскиj из Русије. Живео сам у Петропољу, али имам имања у Пољској и Финској. Сада сам заинтересован за куповину властелинства у Београду и спреман сам да спонзоришем занимљиву производњу...

А сербский язык оказался проще, чем мне казалось. Не знаю, что именно повернула в моих мозгах цесаревна, но работать голова стала как швейцарские часы. После того странного сеанса у подножия Великого Осколка я вышел обновленным человеком. Все воспоминания упорядочились, и я стал схватывать новые знания на лету. По крайней мере, простые предложения мне уже более-менее удавались.

Сложнее было разбираться с падежами и временами, но мысль, что я заинтересован в покупке имения в Белграде и вложении средств в промышленность, я донес верно.

— Все еще сильный акцент, ваше сиятельство, но уже гораздо лучше.

О, это мой новый цербер. Верица Добриевич — представительница обрусевшего сербского рода, культуролог-балканист и по совместительству та еще заноза в заднице.

Этакая каноничная училка — платье ниже колена, туфли без каблука, жемчужные бусики, очки в толстой оправе и зализанные в пучок волосы. Это при том, что она была молода — лет двадцать пять максимум, хотя выглядела старше из-за этого нафталинового образа. Серая мышка, но со стальными зубками. Потому что гоняла она меня по своим предметам в хвост и в гриву.

— Уморио се сам, — ответил я. — Я устал. Нет, правда. Четвертый час занимаемся. Аймо на кафу?

— Потом кофе попьем. Нужно выучить все фразы, — настаивала Верица. — Не представляете, насколько вам поможет знание языка.

Я был бы рад от нее избавиться, но в поезде надолго отвязаться не получится. «Балканский экспресс» на полной скорости нес меня и мою новую свиту в Букурешт. Там, в столице Дакии, мы должны были пересесть на поезд до австро-венгерского Земуна.

Меня поначалу удивил такой кривой маршрут — можно ведь спокойно проехать через Польшу и Австро-Венгрию. Но память услужливо напомнила про бесчинства шляхты. Этот уродливый результат экспериментов с силой, существовал на самом деле. Досталось и Австро-Венгрии, и немцам, и самим полякам — то есть и Империи. Проблема была настолько острой, что на период зачистки пораженных земель запретили пускать поезда.

Так что теперь мы тащились в объезд через места, которые я знал в своем родном мире как Молдавию и Румынию. Ну как тащились — путешествовали с большим комфортом, просто долго.

— Пожалуйста, повторите последнюю фразу, ваше сиятельство, — не унималась Верица. — Местное общество воспримет вас гораздо теплее, если вы будете говорить с ними на родном языке.

— Белградская знать в большинстве своем прекрасно говорит по-русски, — отозвался еще один спутник из моей свиты. — И по-немецки. И по-венгерски... Сложная у них жизнь, приходится учить все имперские языки, ибо никогда не знаешь, какая из империй обретет большее влияние.

Андрей Васильевич Столыпин — мой главный сопровождающий. Из рода тех самых Столыпиных. Высокий, широкоплечий, около тридцати, с горящим взором — фотографию такого можно было сразу ставить на агитплакат. Столыпин трудился несколько лет при посольстве Российской империи в Белграде и теперь понемногу вводил меня в курс дела. Одаренный, он обладал аналогичным моему Пятым рангом Благодати. Только, в отличие от меня, не имел козыря в рукаве в виде родовой силы. Зато прекрасно знал обстановку.

Я украдкой прикоснулся к артефакту-глушилке. Подружки цесаревны постарались на славу, и теперь на моей руке красовался тонкий серебряный браслет с небольшим прозрачным камнем. Насколько я понял, в этот маленький камушек заключили частичку силы Великого Осколка — и она каким-то хитрым образом подавляла мой родовой энергофон, при этом не проявляя себя. Словом, заморочились дамы. Но все пока что отлично работало — родовая сила фонила не выше, чем мой «осколочный» ранг.

— Я закажу кофе сюда.

Столыпин поднялся и, продемонстрировав офицерскую выправку, направился к выходу из купе. Путешествовали мы, надо сказать, по-княжески. С самолетами в этом мире была беда, зато всевозможные экспрессы разной степени элитности рассекали по всей Европе.

В «Балканском экспрессе», что следовал от Петрополя до Константинополя, было все для отдыха самых взыскательных аристократов. Я к таковым не относился, но сервис оценил.

Например, мое купе занимало половину вагона. Господская спальня и небольшая гостиная, несколько купе для прислуги, хранилище для багажа. Собственная ванная комната с настоящей, блин, ванной! С гидромассажем. В поезде.

Что ж, раз за все платили Романовы, я был не против. В конце концов, это их проект.

— Николай Петрович!

Jeбо те... Это я вслух озвучивать не стал — вряд ли госпожа Добриевич обрадуется тому, что мои познания сербской лингвистики несколько вышли за рамки приличной лексики — за это, кстати, спасибо Столыпину.

Я повторил всю фразу быстро и без запинки — лишь бы она от меня отстала.

— Замечательно, ваше сиятельство.

В этот момент в купе зашел Столыпин, а следом за ним продефилировала красотка-проводница с подносом.