Случай в интернате - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 2
- Предыдущая
- 2/8
- Следующая
Хайдеггер поступил ко мне в школу два года назад с самыми лучшими рекомендациями, но человек он был молчаливый, хмурый и не пользовался особенной любовью ни среди школьников, ни среди учителей.
Сегодня у нас четверг, и со вторника мы не узнали ничего нового о беглеце. Разумеется, первое, что я сделал, — я снесся с Холдернесс-холлом. Поместье герцога находится всего в нескольких милях от школы, и у нас была надежда, что, затосковав по дому, лорд Солтайр вернулся к отцу, но там его не оказалось. Герцог страшно взволнован, а что касается меня, так вы сами могли убедиться, до чего доводят человека тревога и чувство ответственности за своего питомца. Мистер Холмс, умоляю вас, не щадите своих сил! Это дело заслуживает того, чтобы вы отдались ему всецело.
Шерлок Холмс внимательно выслушал рассказ злополучного директора. Нахмуренные « брови, глубокая складка между ними свидетельствовали о том, что он не нуждается в уговорах и положит все силы на расследование дела, которое, помимо своей серьезности, будило в нем его всегдашнюю любовь к задачам необычным и запутанным. Он вынул из кармана блокнот и записал в нем что-то себе для памяти.
— Вы совершили большую ошибку, что не обратились ко мне сразу, — строго проговорил мой Друг. — Это сильно осложнит расследование. Я, например, уверен, что и лужайка и плющ на стене могли бы о многом порассказать опытному глазу.
— Я тут ни при чем, мистер Холмс. Его светлость всеми силами старался избежать огласки. Он опасался, как бы его семейные неурядицы не стали предметом сплетен. Это ему всегда претило.
— А местные власти занимались расследованием бегства лорда Солтайра?
— Да, сэр, но — увы! — это ни к чему не привело. Сначала мы как будто напали на след беглецов — нам сообщили, что с нашей станции утренним поездом выехал какой-то молодой человек и с ним мальчик. Но вчера вечером их задержали в Ливерпуле, и ошибка сразу выяснилась. Вот тогда-то я уж совсем отчаялся и после бессонной ночи с первым же поездом выехал к вам.
— Как только полиция направилась по ложному следу, расследование дела на месте, вероятно, велось уже не так ретиво? — Его попросту прекратили.
— Значит, три дня прошли впустую. Это возмутительно! — 'Да, каюсь. Вы правы.
— А ведь загадку можно было распутать. Я с удовольствием возьмусь за это дело. Скажите, вам удалось установить какую-нибудь связь между исчезнувшим мальчиком и учителем немецкого языка?
— Никакой связи между ними не было. — Учитель преподавал у него в классе? — Нет, и, насколько мне известно, он даже ни разу с ним не говорил.
— Странно, очень странно! Велосипед, у мальчика был? — Нет.
— А другие велосипеды все на месте? — На месте. — Вы в этом уверены? — Совершенно уверен.
— Надеюсь, вы не думаете, что немец уехал глухой ночью на велосипеде, с мальчиком на руках? — Разумеется, нет. — Тогда как вы все это объясняете? — Может быть, они взяли велосипед для отвода глаз, припрятали его где-нибудь, а сами пошли пешком.
— Может быть. Но, согласитесь сами, это странный способ отвести глаза. Ведь в сарае стояли и другие велосипеды ? -Да.
— Не лучше ли ему было спрятать два велосипеда, если он хотел навести вас на мысль, что они уехали, а не ушли пешком?
— Да, вы правы.
— То-то и оно. Нет, эта теория никуда не годится. Но сама по себе пропажа велосипеда может послужить отправной точкой для дальнейшего расследования. В конце концов, это не такая вещь, которую легко спрятать или уничтожить. Еще один вопрос: кто-нибудь навещал мальчика накануне его бегства? — Нет.
— Может быть, на его имя были письма? — Да, одно письмо было. — От кого? — От его отца.
— Вы вскрываете почту своих учеников? — Нет.
— Почему же вы думаете, что письмо пришло от его отца?
— Конверт был с гербом, и адрес написан угловатым почерком герцога. Кроме того, герцог сам вспомнил, что писал сыну.
— Когда мальчик получал письма до этого? — Последние дни на его имя ничего не было. — А из Франции ему писали? — Ни разу.
— Вы, разумеется, понимаете, к чему я клоню. Либо лорда Солтайра увели силой, либо он убежал по собственной воле. Последняя гипотеза подсказывает, что мальчик не мог бы отважиться на такой поступок без воздействия извне. Если к нему никто не приходил, следовательно, воздействие оказывалось при помощи писем. Бот почему мне важно знать, кто были его корреспонденты.
— Вряд ли я могу тут чем-нибудь помочь вам. Насколько известно, ему писал только отец.
— И отцовское письмо пришло в день побега. Какие отношения были между отцом и сыном: хорошие, дружеские?
— Его светлость никого не удостаивает своей дружбы — он поглощен важными государственными делами. Вряд ли ему доступны обычные человеческие чувства. Но по-своему он относился к сыну неплохо.
— Однако сердцем мальчик был всецело на стороне матери? — Да. — Он сам так говорил? — Нет. — Кто же? Герцог? — Ну, что вы! Конечно, нет! — Тогда откуда вам это известно? — Мне приходилось раз-другой беседовать с секретарем его светлости, мистером Джеймсом Уайлдером. Он и осведомил меня по секрету о настроениях лорда Солтайра.
— Понятно. Кстати, последнее письмо герцога нашли в комнате мальчика уже после побега?
— Нет, он взял его с собой… Мистер Холмс, а не пора ли нам на вокзал? — Сейчас я велю вызвать кэб. Через четверть часа мы будем к вашим услугам. Если вы собираетесь телеграфировать домой, мистер Хакстейбл, пусть там у вас думают, что расследование все еще ведется в Ливерпуле. Ведь, кажется, туда занесло вашу свору гончих? А я тем временем спокойно, без помех, поработаю у самых дверей вашей школы, и, может быть, чутье не подведет двух таких старых ищеек, как ваш покорный слуга и Уотсон, и мы ухитримся кое-что разнюхать на месте.
Вечером на нас пахнуло бодрящим холодным воздухом графства Дерби, где находилась знаменитая школа доктора Хакстейбла. Когда мы подъехали к ней, было уже темно. На столе в передней лежала визитная карточка. Лакей шепнул что-то директору, и тот, взволнованный, повернулся к нам.
— Герцог здесь, — сказал он. — Герцог и мистер Уайлдер ждут меня в кабинете. Пойдемте, джентльмены, я представлю вас.
Я, конечно, знал по фотографиям этого известнейшего государственного деятеля, но он оказался совсем не таким, как на портретах. На ковре у камина перед нами стоял изысканно одетый, величественной осанки человек с худым, узким лицом и как-то нелепо торчащим длинным крючковатым носом. Он был бледен, как смерть, и эту бледность особенно подчеркивала его длинная яркорыжая борода, сквозь которую на белом жилете поблескивала золотая цепочка от часов. Бывший министр смотрел на нас ледяным взглядом. Рядом с ним стоял совсем еще молодой человек небольшого роста с подвижным, нервным лицом и умными голубыми глазами — как я догадался, его личный секретарь Уайлдер. Разговор начал он, и начал сразу, весьма решительным и даже едким тоном:
— Доктор Хакстейбл, я был у вас сегодня утром, но, к сожалению, опоздал и не мог воспрепятствовать вашей поездке в Лондон. Как мне сказали, вы отправились туда за мистером Шерлоком Холмсо?,1 с тем, чтобы поручить ему расследование этого дела. Его светлость удивлен, доктор Хакстейбл, что вы решились на такой шаг, не посоветовавшись предварительно с ним.
— Когда я узнал, что полицейские розыски ни к чему не привели…
— Его светлость далеко не убежден в этом. — Но, мистер Уайлдер!..
— Как вам известно, доктор Хакстейбл, его светлость не хочет, чтобы это дело получило огласку. Он предпочел бы не посвящать в него лишних людей.
— Это легко исправить, — пробормотал перепуганный доктор. — Мистер Шерлок Холмс может выехать в Лондон утренним поездом.
— Не собираюсь, доктор, не собираюсь! — с вежливой улыбкой сказал Холмс. — Северный воздух так приятен и так благотворен для здоровья, что я решил провести несколько дней здесь, на равнинах, а уж развлекаться буду как могу. Найду ли я пристанище под вашим кровом или в деревенской гостинице, это, разумеется, зависит только от вас.
- Предыдущая
- 2/8
- Следующая
