Моё сводное наваждение (СИ) - Семёнова Наталья - Страница 2

Странно, но именно сейчас, находясь в кольце маминых рук, я вдруг понимаю, что перестала нервничать. Совсем.

Но вот надолго ли?

Мама почему-то не выпускает меня из объятий до тех самых пор, пока последняя коробка не выгружается из багажника машины. Вот тогда она, мазнув по моей щеке губами с дорогой помадой и открыв заднюю дверцу, напутствует напоследок:

— Будь умницей, милая. Не делай того, что я бы не одобрила. Я обязательно навещу тебя на новый год и буду очень по тебе скучать. Помни о своих занятиях балетом, хорошо питайся и почаще бывай на свежем воздухе. — Тут она с некоторым презрением оглядывает территорию и замечает: — Благо места тут предостаточно для прогулок.

На мои плечи неожиданно ложатся теплые ладони папы, его пальцы ободряюще сжимаются, а над головой звучит его слегка насмешливый голос:

— Мы не пропадем, Эвелина.

Мама мерит его надменным взглядом и забирается в машину:

— Я позвоню тебе, детка, как только мой самолет сядет в аэропорту.

— Буду ждать, — успеваю я откликнуться, прежде чем машина срывается с места.

Уехала.

Это не первая наша разлука, но тогда они были короче, а со мной нехотя возилась бабушка. В смысле, мы жили в одном доме, но каждая занималась своими делами.

Как будет проходить эта разлука с мамой, я не имею ни малейшего представления. Я даже не знаю, что чувствую по этому поводу.

Мужчина убирает руки с моих плеч и ловит мой взгляд:

— Пойдем. Никита с нетерпением ждал встречи с тобой. Сдается мне, он заранее проникся любовью к своей старшей сестре. И если тебя не затруднит, будь с ним потерпеливей. Так вышло, что они с Мироном по сей день ищут общий язык.

Последнее предложение мужчина произнес с какой-то усталостью и обреченностью. Или недовольством? Впрочем, у меня еще будет время разобраться в отношениях людей, с которыми я вынуждена жить.

— Конечно, — говорю я, чтобы не казаться невежливой.

Отец знакомит меня со своими женой и сыном. Меня вновь охватывают волнение и робость. Кажется, Никиту тоже. Галина же, напротив, вся светится радушием и даже делает попытку меня приветливо обнять. Впрочем, заканчивается этот жест моими неловкими движениями и глухим «спасибо». Надеюсь, она не решит, что я бестактная грубиянка.

Мы проходим в огромный холл с широкой бетонной лестницей, покрытой коврами, посередине, и я вдруг отчетливо понимаю, что хочу остаться одна. Я ощущаю себя невыносимо одинокой среди этих незнакомых людей, и абсолютное одиночество кажется спасением.

— Я покажу тебе твою комнату, — предлагает мужчина и приглашает взмахом руки в сторону лестницы.

— Я с вами! — невысоко подпрыгнув на месте, улыбается Никита.

Комната действительно оказывается очень просторной и светлой. Здесь даже имеется лоджия, двери которой распахнуты настежь; легкие занавески в пол, что обрамляют выход на нее, колышутся от легкого ветерка. Кровать ужасно огромная, большой шкаф-купе под одежду, кресла, туалетный столик, рабочий стол... И, кажется, та дверь ведет в собственную ванную комнату. Столько всего... И я опять не знаю, как к этому относиться.

— Люба, тебе нравится твоя комната? — осторожно интересуется Никита.

— Очень, — выдыхаю я и опускаю глаза в пол, не представляя, что делать или говорить дальше.

Нутро все еще грызет желание остаться одной.

— Давай, Никит, мы оставим Любу осваиваться, а сами, может быть, пойдем поныряем в бассейне? — предлагает мужчина сыну, вновь быстро мне подмигивая.

Неужели у меня на лице все написано? Мне мгновенно становится неловко, и я чувствую, как все сильнее горят щеки.

— Да! — радуется мальчик. — И Любу возьмем с собой! Люба, ты же пойдешь с нами?

— Я...

— Ник, твоя сестра только приехала, ей нужно отдохнуть с дороги. Вы еще успеете нарезвиться в бассейне.

Плечики Никиты слегка поникают, но он все равно мне улыбается:

— Отдыхай. Но только недолго — я хочу показать тебе свою комнату и железную дорогу!

— Хорошо, — улыбаюсь я, вдруг искренне желая посмотреть на эту самую железную дорогу.

Никита, удовлетворенно кивнув, выбегает из комнаты, а отец, прежде чем отправится вслед за ним, предлагает:

— Спускайся вниз, как будешь готова. Обед обычно подают в два часа, — подмигивает он напоследок.

Я киваю и, наконец, остаюсь одна. Еще раз осматриваюсь, а затем иду к кровати и укладываюсь на ее краешке, сворачиваясь клубком.

Глаза начинает щипать, но я не позволяю себе плакать. Две недели назад я пообещала себе, что справлюсь с чем угодно. Я не разочарую вновь ни бабушку, ни маму, ни вообще кого-либо в принципе.

У меня нет желания разбирать свои вещи, но я все равно это делаю. Я так привыкла делать то, что не хочется, что, наверное, это стало моей второй натурой. Мама часто повторяла: делай то, что должен, и никого не подведешь. Ее собственная интерпретация крылатого выражения.

Затем я выхожу на лоджию и долго смотрю на фонтан в центре ухоженных лужаек.

Все же здесь очень красиво.

И уже ближе к двум часам дня решаю, что не явиться на первый в этом доме обед будет невежливо.

Осторожно выхожу из своей комнаты и спускаюсь на первый этаж. В какой стороне находится столовая, я не имею ни малейшего представления. И как же мне быть?

— Полагаю, будет не лишним, — раздается за моей спиной голос отца, отчего я чуть вздрагиваю и разворачиваюсь в его сторону, — после обеда устроить тебе экскурсию по дому. Что скажешь?

— Я буду очень признательна, — улыбаюсь я робко.

— Проголодалась? Я шел как раз за тобой.

— Да. Спасибо.

Мужчина еще секунду пристально разглядывает меня, а затем невесомо касается ладонью моих лопаток, указывая направление в столовую. По пути он мне рассказывает о назначении некоторых комнат. Вот открытая дверь в библиотеку, книги в ней собирались годами, начинал еще мой прапрадедушка. Рядом с ней бильярдная.

— Играешь? — интересуется папа, пока мы идем дальше.

— Нет. Не пробовала даже.

— Могу как-нибудь научить, если хочешь.

— Да, конечно.

Отец замолкает, и я вновь чувствую на себе его пристальный взгляд, словно я диковинка, которую он пытается изучить. Все наши предыдущие встречи проходили исключительно при маме — она не хотела, чтобы мы с ним оставались наедине. Может быть, ревновала? Или же поступала так из вредности. В любом случае, познакомиться как следует нам с ним не удавалось ни разу. И мне тоже интересно, что он за человек. То есть самой понять, какой он, а не полагаться на речи мамы.

— Люба, — вдруг останавливается он. — Понятно, что для тебя переезд в новый дом, к почти незнакомым людям — это стресс. Но я хочу заверить тебя, что готов сделать что угодно, чтобы ты как можно скорее здесь освоилась и почувствовала себя как дома. Договорились? Обращайся ко мне по любому поводу. Мне очень хочется, чтобы мы с тобой подружились.

— И мне, — говорю я искренне, потупив взгляд. — Хочется.

— Отлично, — слышу я улыбку в его голосе. — Ну, пойдем.

Столовая оказывается раза в два больше, чем была в нашем с мамой доме. Но я не успеваю как следует осмотреться, потому что, едва мы с папой входим в помещение, Галина очень громко меня приветствует, кажется, давая мне понять, каким статусом я обладаю в ее глазах:

— А вот и наша гостья! Никита, можешь сесть за стол, раз все, наконец, собрались.

Возможно, ей все же не пришлось по душе наше неловкое знакомство?

— Боюсь, это я виноват в задержке обеда, — улыбается папа. Как по мне — немного натянуто. — Провел своей дочери частичную экскурсию. Знакомься, Люба, это — Мирон. Мирон, а это наша Любовь.

Я еще раньше заметила сидящего за огромным столом рядом с Галиной светловолосого парня. Ее сына. Он бесцельно смотрел в панорамное окно, за которым от легкого ветра дрожали листья березы, но как только папа произнес представил нас, парень, зевая, повернул голову в нашу сторону. Его невероятно ярко-синий взгляд сначала мазнул по моей фигуре: от носков балеток до самых плеч, а затем впился в мои глаза. Совсем ненадолго. Но я успела разглядеть в его взгляде пренебрежение. Грудь царапнула обида — я ему заранее не нравлюсь. То есть, я хочу сказать — ему абсолютно ровно от моего присутствия. А вот я сама чувствую, как от волнения начинает ускоряться пульс. Потому что он, мой сводный брат, оказался ужасно красив.