Варяжское море. Часть II. Ярл (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 35

Впрочем, читать мысли Флоки не умел, и не мог наверняка предугадать действий островитян. Зато вот Хальстен Стенкильссон, по всей видимости, сумел залезть в его голову — ну или просто разделял точку зрения младшего сына Сверкера. Ибо, отправив гонцов к побережью с призывом к бондам бросить рыбацкие поселки у моря, он также призвал местных ярлов в свой хирд. При этом сам Хальстен не особо спешил на встречу к Самсону — отчасти потому, что даже пять сотен выделенных конунгом воинов собрались в Упсале не сразу. Но и после того, как положенное число хирдманов выступило в поход, темп их движения был невелик — средний сын конунга собирал по пути ватаги верных ярлов, очевидно надеясь добиться если не численного превосходства, то хотя бы равенства сил с «восточными викингами».

Очевидно, и Хельстену пришло в голову, что сколь будет слабо его войско, разбойники с Эйсюсла скорее ударят по нему, чем по ненавистному им Самсону, здорово их, однако, запугавшему!

При этом и само число верных ярлов оказалось не столь и велико… И вновь причиной стала борьба христиан с язычниками — только теперь уже собственно в землях свеев и гетев. Сам Стенкиль, как и его сыновья — христиане. А вот тинг, провозглашающий конунга (и способный его низложить!), представлен, в том числе, и множеством влиятельных язычников. Потому государь вынужден сохранять равновесие между представителями старой и новой веры — в том числе, к примеру, он воспротивился желанию епископа Сигтунского Адальварда сжечь языческое капище в столице! Конунг-христианин, коего окружение считает набожным, воспротивился тому, чтобы в его собственной столице сожгли языческое капище — видано ли подобное в иных землях?! Вряд ли… И если на помощь норвежским мятежным ярдам и бондам готовы прийти не менее двух тысяч свеев-язычников, то на под знамя Хельстена встало менее четверти их числа.

По какой-то причине часть ярлов и вовсе не покинуло прибрежных бургов в северном Уппланде. Видимо надеясь, что им или удастся выдержать осаду «восточных викингов», или, что все решится еще до того, когда враг подступит к их стенам. Ну или что время покинуть крепости вместе с воинами еще есть… Что же, Флоки решил убить двух зайцев одним махом: во-первых, доказать, что «восточные викинги» значительно ближе, чем думают в его родных краях, заставив свеев гораздо живее присоединиться к сыну конунга, а во-вторых… Во-вторых, поквитаться с Асбьорном! Гьорд хоть и вышвырнул его, но настоящей подлости не совершил — а потому в будущем, если ярлу хватит мудрости отдать Флоки земли Лудде Старого миром… Что же, тем самым он сохранит свою жизнь и жизнь своих людей.

А вот Асбьорна «Мститель» щадить ни в коем случае не собирался…

— Эй, старый ты кусок гниющего мяса!!! Где ты, Асбьорн Ослиная моча? Выходи и покажись мне, преданному тобой Флоки, сыну Сверкера, чьи земли ты забрал в отсутствие хозяина!

Стражи на воротах бурга удивленно вытаращились на тройку воинов, одним из которых и является кричащий на всю округу Флоки. А поскольку на дворе стоит глубокая ночь, возможно в первые мгновения им показалось, что неизвестные люди, один из которых и есть орущий во всю мощь легких мальчишка — это просто наваждение, посланное не иначе как Хель, богиней мира мертвых… Однако «Мститель» постарался развеять это заблуждение:

— Ну что вы вытаращились, тупые бараны?! Своим скудоумием вы превосходите даже выродка Асбьорна, раз служите этому вонючему козлу!!! Зовите его сюда, передайте, что домой вернулся Флоки, сын Сверкера! Передайте, что он пришел забрать свое по праву — и что несет слово конунга Стенкиля!

Прямого оскорбления стражи не вытерпели, и со стены раздался недовольный голос одного из свеев — а в голосе его сквозила неприкрытая угроза:

— Флоки Мелкий говнюк! Проваливай отсюда как можно быстрее, беги, как бежал осенью, трусливый заяц! Иначе висеть тебе на воротах головой вниз, с распоротым брюхом! Один раз ярл сглупил, не убив тебя сразу, но новой ошибки точно не допустит!!!

Однако юношу, прошедшего неплохую ратную выучку у могучего Виглафа, закаленного оскорблениями ближников Беовульфа и уже столько раз ставившего жизнь на кон, что сразу и не сосчитать, смутить было совсем нелегко. Выслушав ответ стража с глумливой улыбкой на губах — которую, впрочем, они не могли увидеть — он ответил с ядовитым презрением в голосе и такой убежденностью в своих словах, что у говорившего с ним хирдмана по спине поползли мурашки:

— Мертвец не может грозиться, что убьет живого. А ты мертвец, хоть и не догадываешься об этом… Вряд ли кто из вас, в усадьбе, встретит закат следующего дня, клянусь Тором!!! И если ты все же хочешь жить, воин, быстрее зови сюда внебрачного сына скота и шлюхи, выродка Асбьорна! Пусть примет поединок — а когда я вытру клинок от еще парящей крови этого осла, может, я кого-то и пощажу… Но лучше бы вам сразу принести его голову! Тогда я точно буду более милостив!

Не дождавшись никакого ответа от замерших на стене свеев, Флоки и вовсе зашелся яростным ревом:

— Зови ярла и открывай ворота, побери тебя Хель, глухой дурак! Разве ты не слышал, что я несу слово конунга Стенкиля?!

Впрочем, стражу не пришлось идти далеко. Крики «Мстителя» перебудили половину усадьбы и воинов, находящихся в ней, так что и сам Асбьорн уже знал, кто явился к воротам его бурга. Неспешно поднявшись на стрелковую галерею, защищающую ворота, он злобно ухмыльнулся, глядя всего на троих пришельцев, застывших у основания короткого мостка:

— Не иначе, как Флоки Безумец вернулся в мой дом! Что же, будешь просить о помощи — или лучше сразу взмолишься о пощаде, скуля, словно побитый пес?!

Однако яд в голосе мерзавца, некогда действительно державшего сына Сверкера на цепи, будто какое животное, нисколько не тронули юношу. Коротко усмехнувшись, он уже вполне спокойно ответил:

— Спускайся, Асбьорн. Спускайся и сразись со мной на хольмганге. Победишь, и мои родовые владения твои по праву. Как и владения Лудде Старого — я ведь его единственный уцелевший родственник. Проиграешь — и я заберу твою землю и твою дружину. А твоя дочь станет моей женой — и когда-нибудь в этом бурге будет править твой внук, твоя плоть и кровь. Спускайся, и сразись со мной — тем самым сохранив жизнь всем своим людям! Или ты, свирепый викинг, боишься какого-то немощного сопляка — так кажется, ты называл меня в прошлый раз?!

Асбьорн несколько мгновений действительно колебался. Мелкий засранец дарил ему возможность предъявить свои права на владения Лудде, и это было заманчиво — а то, что он сумеет победить мальчишку в поединке, сомнений не вызывало… Ровно до этой минуты. Уж как-то слишком спокойно Флоки вызвал его на хольмганг — со спокойствием человека, уверенного в своей победе. Да и насколько смогли разглядеть при тусклом свете факелов глаза немолодого уже свея, юнец, как кажется, вытянулся за зиму и возмужал — а значит, мог и поднатореть в искусстве владения клинком… И потом, ведь Гьорд ни за что не отдаст приобретенные уже владения Лудде без боя — а силы обоих ярлов пока что равны! Потому в итоге владелец усадьбы ответил с этакой чванливой ленцой в голосе:

— Сражаться на хольмганге можно с равными, но не с паршивыми псами, чей удел лишь лизать мои пятки! Что мне наследное право на твои владения, если они достались мне по праву сильного?! И потом, насколько я знаю, младший сын Сверкера давно уже мертв — а со мной говорит самозванец, что также не увидит наступающего рассвета, хахахах!

— Ахахахахахах!!!

Разразившись глухим, натужным смехом, ярл с удовольствием теперь слушал, как откровенно ржут его хирдманы — словно бы шутка была действительно хороша. А вот у Флоки ответ Асбьорна вызвал неожиданно острое сожаление. Он вдруг понял для себя, что был бы рад попытать свои силы в поединке с настоящим викингом — несмотря на подлость и излишнюю расчетливость, пришедшую с годами, враг был действительно опытным налетчиком, сражавшимся не в одной битве... А еще ему вдруг стало жаль всех собравшихся в бурге людей — пусть на мгновение, но искренне жаль. Впрочем, он тут же вспомнил, что когда сидел избитый, на цепи во дворе бурга, никто не бросил на него даже короткого, жалостливого взгляда... И уж тем более не подал воды, не подбодрил пусть и единственным утешительным словом! А как знать — может, научившийся за последнее время ценить именно человеческое отношение Флоки приказал бы пощадить хотя бы того, кто проявил к нему простое людское милосердие... Или даже его тень.