Закон негодяев - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/61
• Следующая

– У вас целая философия, – сказал Джафаров.

– А вы поезжайте со мной в лагерь, посмотрите, как мои люди живут, – окончательно расхрабрился Гумбатов, – в палатках на земле, больные, раненые, дети, старики. Дети полгода в школу не ходили. Кому нужна была эта война, я вас спрашиваю? Я же здесь всю жизнь живу – мне газеты не нужно читать, чтобы знать о карабахской войне. Да, нам очень плохо. Столько убитых, столько пропавших, дома наши разрушены. А что, армянам очень хорошо? Они живут теперь на этих землях? Ничего подобного. Тоже не живут, уезжают, не хотят вечно на войне жить, понимают: мира здесь уже не будет.

– Не мы первые начали эту войну, – сухо заметил Джафаров. Он уже начал жалеть, что коснулся этой темы. Но Гумбатова не так легко было остановить.

– Когда убили в Аскеране двух наших парней, я предложил: поедем в Степанакерт, договоримся по-хорошему. Не можем мы жить как кошка с собакой, соседи ведь, столько тысяч лет живем рядом друг с другом. Но все словно голову потеряли. Потом Сумгаит был. Я и тогда говорил и теперь – бандит не имеет национальности. Нужно было об этом сразу сказать. А потом начали выгонять азербайджанцев из Нагорного Карабаха и из Армении. Можно было остановить все тогда, но поджигали, кричали о справедливости, людей на митинги звали. А кто войны хотел – засевшие в Степанакерте люди, которым нужно было спасать свои миллионы. А потом к ним подключились сидевшие в Баку мерзавцы, сразу понявшие, что можно заработать на этой войне. Вы правда не знаете, сколько людей миллионерами стали во время этой войны? Неужели не знаете?

– Это к делу не относится, – Джафаров потерял терпение, – давайте говорить о нашем конкретном деле.

– Давайте, – снова потух Гумбатов и вдруг произнес: – Я, знаете, что недавно понял? Любая война, даже самая справедливая, начинается негодяями, которые втравливают в нее свои народы. Вообще, любая война – это заговор негодяев против честных людей, это война негодяев против нас с вами. Вот что я вам скажу.

Джафаров отвернулся. В душе он был согласен с Гумбатовым и понимал его излишнюю горячность – беженцы действительно жили в нечеловеческих условиях.

– Так могли оказаться в горах объединенные банды с обеих сторон? – уточнил Джафаров.

– Конечно, могли. И не обязательно банды. Ино-гда встречаются и порядочные люди, приходят на встречу, узнать о пропавших родственниках, найти тела погибших. Не вижу в этом ничего дурного. Но раз чабана убили, значит, бандиты были. В последнее время их много стало, пользуются несчастьем обоих народов.

– Свидетель утверждает, что Курбан-киши узнал одного из армян, назвав его по имени – Армен. Вы не знаете, кто это может быть?

– Не знаю. Может, его знакомый. Это не мой чабан, поэтому всех его знакомых я знать не могу.

– Среди убийц был и азербайджанец по имени Омар. Вы о таком тоже не слышали? Имя довольно редкое для этих мест.

– А как фамилия? У нас в колхозе были два Омара, и человек пятнадцать с фамилией Омаров.

– Нет, судя по всему, это его имя. Фамилию не знаю. Черноусый, все время улыбался. А рядом с ним был другой азербайджанец – маленького роста. Не ваши?

– Не может быть, – растерянно произнес Гумбатов, – Омар уехал в Баку, звонил нам оттуда.

– У вас есть такой Омар?

– Был похожий. Черноусый. Я его родителей знаю. Отец его раньше егерем был, все горы обошел со своей винтовкой. И сын собирался егерем стать.

– Он хорошо знал горы?

– Неплохо. Но он уехал в Баку, – снова повторил Гумбатов.

– Значит, вернулся, – тихо произнес Джафаров. – Где можно найти его фотографию?

– Не знаю. Родители его вряд ли семейный альбом захватили, когда бежали из своего дома. Тогда не до этого было.

– Скажите, Вагиф-муэллим, а чем занимался этот Омар?

– Работал в какой-то коммерческой фирме в Баку, я так слышал. Ничего определенного не знаю. Родители и сестра у нас в лагере живут. Очень хорошие люди.

– А второго вы назвать не можете? Не было у Омара друзей маленького роста?

– Не помню, но, кажется, не было. А что, Омар сам убил этого чабана?

– Судя по всему, да. Он боялся, что старик их опознает.

– Какой позор! Несчастная мать Омара. А может, ошибка? – с надеждой спросил Гумбатов.

– Не знаю. Нам нужно будет это проверить. Вы утром уезжаете в лагерь? Можно, я поеду с вами?

– Конечно, можно. Я в семь утра за вами заеду.

– Договорились. Спасибо вам за помощь, Вагиф-муэллим.

Он протянул руку председателю колхоза. Тот смущенно ее пожал.

– Вы меня извините, – сказал на прощание Гумбатов, – просто не могу об этой войне спокойно говорить. У меня вчера в лагере мальчик умер. Прививку не смогли сделать от дифтерии. Не было лекарств. А в Баку на «Мерседесах» полгорода разъезжает. До свидания.

После его ухода Джафаров долго не мог заснуть, вспоминая слова Вагифа Гумбатова. Любая война, сказал председатель, это заговор негодяев против честных людей. Наконец Мирза заснул и впервые увидел во сне своего племянника, погибшего полтора года назад. Он почему-то улыбался.

Прилетев в Москву, он почти полдня пытался оторваться от назойливого любопытства нескольких молодых людей. Оторваться для него не было проблемой, он легко мог уйти от наблюдения. Но ему важно было проверить уровень подготовки своих преследователей, их адекватное реагирование на его действия, их реакцию и прогнозируемые поступки. Лишь получив все данные, он спокойно ушел от преследователей, так и не сумевших понять, куда он исчез, словно внезапно растворившись в воздухе.

До назначенного времени было несколько часов, и он успел пообедать, даже немного пройтись, прежде чем отправился звонить на телефонную станцию. Разговор с Нью-Йорком ему пришлось заказывать, но связь работала неплохо, и он почти сразу услышал, как ему предлагают пройти в пятнадцатую кабину. На том конце трубку поднял сам Пьер Дюнуа.

– Здравствуй, Дронго, – радостно сказал Дюнуа, – извини, что так назвал тебя, сорвалось. Можешь не беспокоиться, я включил помехи, нас не могут прослушать.

– Добрый вечер, вернее день, – ему было приятно слышать голос старого друга, – как поживает ваша супруга?

– Ты позвонил узнать только это? – засмеялся Дюнуа. Смех у него был прежний, почти мальчишеский.

– Вы уже знаете, что случилось?

– Знаю, Лаутон мне рассказал. Судя по всему, у тебя крупные неприятности. Не волнуйся. Я уже связался с национальным бюро Интерпола в Москве, они предупреждены о тебе. Можешь позвонить по телефону... – Дюнуа продиктовал телефон, – там тебе выдадут документы и сделают все, что нужно.

– Мне возвращаться обратно?

– В первые три дня нет. Тебе ведь нужно отмечаться каждые три дня. Лаутон правильно расшифровал твое сообщение?

– Да. Но боюсь, что одним им будет крайне сложно.

– Не волнуйся, они будут не одни. Мы окажем им необходимую помощь. Ты считаешь, им не стоит выходить на чиновников в твоей республике?

– Ни в коем случае, там все куплено.

– Но нам в любом случае нужен кто-то из официальных лиц. Нельзя работать, игнорируя полностью местные власти.

– Тогда пусть обращаются к министру национальной безопасности. Он кажется более порядочным человеком, чем остальные. К тому же он недавно назначен, не успел обрасти связями.

– Ты рекомендуешь его?

– Думаю, да. Я уже продумывал этот вариант. Но предупредить нужно и его. Он профессионал, все поймет верно.

– Договорились. Тебе передадут наши инструкции. Старайся не рисковать.

– Это уже от меня не зависит. Они начали первыми, – сказал Дронго на прощание.

Выйдя из здания, он минут двадцать делал контрольные круги, проверяя, не появились ли новые «хвосты». И лишь затем позвонил по указанному адресу. Еще через полчаса он был уже на месте.

В квартире, куда он приехал, его встретил уже немолодой человек, лет шестидесяти, передвигавшийся по комнате с помощью тяжелой полированной палки. Дронго обратил внимание на посох хозяина, едва вошел в квартиру, но ничего не спросил. Видимо, это был вышедший на пенсию бывший сотрудник КГБ или МВД, теперь помогавший Интерполу в его нелегкой деятельности.

• Предыдущая
• 14/61
• Следующая