Затишье. Легенда Гнилого князя. Начало (СИ) - Ожигина Надежда - Страница 42

Но за полками кто-то повесил ковер, пыльный, проеденный молью. За ковром обнаружилась просто стена, старательно замазанная штукатуркой.

— Свежая, — дал заключение Влад, настроив зеленые окуляры. — Не мы одни увлеклись ремонтом и художественной покраской стен.

— Я закончил! — заявил Майкл. И гордо представил свое творение.

Не было на стене единицы. Не было и жаргона падонкофф. Зато были лес и река, выведенные углем, стоял на задних лапах медведь, хоронился в тени очкастый Влад. На верхушке елки надрывался Свистун, да так, что вершины гнулись. И устроился в корнях взъерошенный Фан, прикрывая собою брата. А в реке плескалась Ромашка, направляя на них потоки брызг. Все схематично, как наскальная живопись, но вполне узнаваемо.

— Петроглифы, — дал назвище Влад. — Мне нравится, честное слово!

— И мне, — охотно согласился Веник. — Это ты правильно придумал, Михей. Все по уму, по обычаю. Так и будет, ставлю свой зуб свистящий!

— Кстати, Семен проснулся.

Малыш выбрался из кучи тряпья, сладко позевывая и что-то бурча. Вразвалку прошелся по подземелью, цапнул с полки фигурку жука, сунул в рот, сморщился, сплюнул. Поковылял по проходу.

— Покормить бы, — озаботился Веник. — Там Фан кашку сварил для любимого брата.

Братик каши откушал, срыгнул. Повертел в ручонках листочек с планом, попробовал на вкус, не понравилось.

Майкл не спрашивал, он верил друзьям, а те крутились возле Семена, словно он сам был артефактом, способным спасти Ромашку.

Сеня по-кошачьи мурлыкнул и пополз вглубь подземелья, активно перебирая руками-ногами. Педантичный Влад шел рядом с ним, убирая с пути ребенка острые камни и кости. Сенька дополз до конца подвала. Здесь была уютная комнатка, с гобеленами на стенах, с диваном и креслами. Кто-то из старших учителей любил посидеть с фолиантом под лампой в виде огромного черепа. Плюхнулись на диван и они, призадумались, что делать дальше. Выбираться наверх, к Монаху и иноку? Прорываться отсюда в поместье?

Семен же в себе не сомневался. Потянул в рот гобелен, сморщился и чихнул, да так, что древняя тряпка упала, накрывая собой ребенка. Майкл с трудом вызволил малыша из-под тяжелой ткани. За гобеленом пряталась дверь. Обычная, с облупленной краской, запертая на висячий замок.

— Врата! — крикнул Венька, взлетев с дивана. — Сеня, ты крут, дай поцелую!

— Я открою, — вызвался Влад, доставая из кармана отмычки. Где он хранил объемную связку, осталось загадкой черного тренча. А что проделал с замком, Майкл рассмотреть не смог, лишь слышал, как шелестели заклятья. Но когда скрипучая дверь приоткрылась, и пахнуло болотом, Влад восторженно подтвердил: — Парни, мы на краю Лоскута! Поворот стрелки на десять часов!

— Объясняйте! — не сдержавшись, потребовал Майкл.

— А что непонятного? — удивился Влад. — Здесь штопка двух Лоскутов. Путь из монастыря в болота. В те самые, по которым недавно прошли ролевики. Сеня чует такие штуки, лазейки, скрытые и забытые, неподвластные взору Гордея.

— Не поможет ему наливное яблочко, нарисованное на мониторчиках! Ну что, идем? Владька, ты с нами? Или останешься книжки читать?

Они шагнули на самый край. Монастырская кладка кончалась внезапно, обрывом на расцветающий луг. Тот был где-то внизу, в сизом плотном тумане. А может, они стояли на облаке и видели тонкую нитку Тишинки, миниатюру Кунсткамеры, Заставу и заповедный Лес. Жмурилось на солнце Затишье, подмигивало стеклами окон. Пролетали обалдевшие птицы, чирикали и каркали на пришельцев.

Чуть в стороне, дальше к северу, темнел другой Лоскуток. Там по краю росла осока, свешивался зеленый сфагнум, вились тонкие веточки клюквы с алыми бусами ягод, оттаявших после зимы.

— Мне не допрыгнуть! — закричал Майкл, дергая за курточку Веньку.

— Тебе и не надо! — ответил тот. — Просто держи Влада за руку!

Они встали цепочкой: Семен, Венька, Влад. Майкл пристроился замыкающим. Взялись за руки, сцепили ладони. Сеня весело рассмеялся и прыгнул. Со всей детской дурью и верой в бессмертие, со всем неумением беречься и трусить. Оттолкнулся от облака, проскакал дальше, потянул за собой Свистуна, тот схватил Влада, а Влад сдернул Майкла. И вместе полетели за Сенькой, будто разом потеряли вес, как физическую единицу, которой пренебрегли в расчетах. Пронеслись по облакам до болота, плюхнулись в черную вязкую жижу к искренней радости малыша.

— Слышали? Нет, вы слышали? — жужжало, летело по городу.

— Анечка в Тихом Лесу! И еще двое, и там маньяк!

— А полиция даже не чешется? Да все куплены, что вы хотите! Продались этой сосланной хтони!

Простецы в Затишье никогда не верили в сказки о красной гнили. Что-то скрывали в заповедном лесу эти, которые Навь. Наверняка скорешились с бандитами и устроили схрон награбленного. Проворачивали темные делишки и схемы, а местные менты крышевали. А нормальным людям в лес не сходить, грибов-ягод на зиму не собрать! Шашлычки не пожарить на майские праздники на берегу Тишинки!

Молодежь Затишья никому не верила, ни хтони, ни простым старикам. Да тут всем промыли мозги в девяностых! А при Сталине психушку построили, чтоб номенклатурных психов лечить. Подумаешь, аномальная зона! Даже в интернете писали, что экстрасенсы проверяли Затишье, а подтверждения не нашли.

От местной администрации правды вовек не дождешься. Вы прикиньте: в лесу маньяк, а от населения скрыли!

— Девки-то запросто по улицам ходят, к Зеленым святкам готовятся!

— Ну а что же им не готовиться? С телевиденья обещали приехать!

— А то, что не будет праздника, раз маньяк в лесу прописался.

Кто-то крикнул, что Анькин отец, как проспался, взял у соседа машину и рванул прямиком к мосту, пробиваться в Заповедник на поиски.

— Ага, так его и пустили!

— Сгинет, дурак, ни за что!

Обсуждали, что и папаше хана, попадет, болезный, в руки маньяка. Потому как что может алкаш супротив злобной воли убивца?

— Так а мы на что, люди добрые? Неужели не поможем родителю?

Как сердитые осы в разоренном гнезде, жужжали, звенели призывы по городу.

Находились поисковики-добровольцы, подскакивали с мест любопытные и охочие до драки молодцы. Доставали охотничьи ножи и ружья, биты для игры в городки, молотки, веревки. Кто-то откопал гантели в сарае, трехкилограммовые, чистый чугун, еще от деда остались!

И ехали, шли, спешили к мосту, согревая себя алкоголем.

— Цепью нужно идти! — кричал знаток. — Я видел по телеку, как ищут людей. Цепью строятся и бредут по лесу. Никуда он от нас не денется!

Старшина выслушал доклад патрулей. Кое-кто уже нарвался на драку, пытаясь разогнать нашествие. Кого-то с ходу пырнули ножом, подвернулся под горячую руку. Еще троих с легкими травмами отправили в клинику к профессору Пряхину.

Сергей Данилыч почесал затылок, сделавшись похожим на воробья, взъерошенного и напуганного, но никто из волонтеров не думал смеяться. Все ждали его распоряжений.

— Позвоните Илье, — приказал Старшина. — Пусть держит мост, сколько сможет. А потом взрывает переправу к Лешему, историческая ценность, да выбора нет. Я на связи с Кунсткамерой, Старики совещаются. Интересно, кто простецов взбаламутил?

Фан шел за толпой, таился в кустах, прикидывался то бревном, то камушком. Фан видел, что начинаются драки, что нервы у простецов сдают, и кипит протестная гниль в крови, столько таившаяся под спудом. Не кончится добром, ой, лихо-лишенько! Разворотил он гнездо осиное, жалят ядовитые мысли людей, гонят прямиком на красную гниль. Ох, страшно выходит, но как иначе? Если Венька о помощи попросил?

Митрофан был из низших, шишак, сколько помнил себя, жил в покорности, никаких надежд не питал, готовился честно служить хозяевам. А тут Венька и Влад, крутые, высшие, взяли в свою компанию и его, и дружка-Петуха. Да за такое любой волшбой, любым подношением, бытовым чародейством — всем готов был жертвовать Фан. Взбудоражил Затишье, поднял ил со дна, зато Старикам не до Веньки! А он дело затеял правое, спасение красной девицы! Да не простой, Моревны.