Затишье. Легенда Гнилого князя. Начало (СИ) - Ожигина Надежда - Страница 25

— Ох, любишь ты сказки, Ники, — Варька растрепала голову брата. Никогда не могла устоять, а этот бродяга пользовался. Но к теплому морю самой хотелось, чтоб дом и сад, как у людей. После интерната и сгнившей комнаты, выданной администрацией вместо отдельной квартиры, только на чудо и был расчет.

— Все будет круто, сеструха! — Ник чмокнул ее в бледную щеку и закружился по комнатке, закидывая вещи в рюкзак.

К чаю у Элеоноры Карповны в этот раз был клубничный пирог. А еще оладушки со сметанкой, кизиловое варенье и рогалики обсыпные, с маком.

Чаевничать Элеонора любила и гостей принимала радушно.

— Сереженька убежал, — пожаловалась на Старшину. — Власенька вышла, он и рванул. Ох, такой деловой. А вот Аристарх Серафимович — это другой коленкор. Душа человек и ценитель слова! Он скоро в гости заглянет, ты ведь с ним познакомился, Майкл? Обещал принести романс. Ах, милый друг, слово и музыка — вот оружие круче формул. Нет, я Власеньку не принижаю, но все-таки наша сила в искусстве, в особом сердечном ритме, ей, увы, недоступном. Только логика, только наука. А ведь любовь творит чудеса!

Аристарх Серафимович заявился, когда Майкл готов был лопнуть от чая, по самое горло заправленный оладушками и пирогами. Аристарх принес букетик пушкерии и зачем-то бутылку шампанского. Костюм-тройка, белоснежная бабочка, начищенные до блеска ботинки. Под мышкой седеющий ловелас придерживал нотную папку.

— Ах, — щебетала Элеонора. — Мон ами, как это мило!

Майкл выскочил из-за стола, едва она отвлеклась. Пока старики возились с нотами и томно вздыхали над текстом романса, написанным под заказ, успел посетить уборную, ужаснулся кафелю в нежный цветочек и тихонько пристроился на диване, прихватив старый альбом.

Романс был спет раза четыре, с разными вариациями, что-то в нем было, какой-то смысл вне напечатанных букв, но Майкл не мог его уловить. Как говорится, на ухо ему наступил пресловутый медведь. И вообще, весь этот треш с классической музыкой и вокалом был от него бесконечно далек. Вот если б сахарная Элеонора забацала соло из русского рока! Тут и Майкл бы, пожалуй, проникся.

Фотографии были старые. Что-то из ранних советских времен. Что-то военное, фронтовое. Он едва признал Элеонору в белокурой девушке лет шестнадцати, в форме, с пилоткой на волосах, с орденами и медалями на груди.

— Вы не думайте, вьюноша…

От неожиданности Майкл подпрыгнул. Оказалось, он так увлекся, что не заметил, как в комнате стихло, и Элеонора подошла к дивану.

— Сама я не воевала. К началу войны я как раз поступила в консерваторию. И меня вместе с другими артистами отправляли на концерты к нашим солдатам. Музыка — великая сила, она помогла дойти до Берлина.

«Сколько ж ей лет?» — Майкл устал удивляться: не получалось привыкнуть, что люди вокруг куда старше, чем кажутся. Или гораздо моложе.

— А здесь на карточке? Узнаете?

Мужчина в погонах майора, с короткой стрижкой, с суровым взглядом. Выправка, стать, все при нем. Никаких наград и отличий, кроме двух звездочек по плечам. Плотно сжатые губы и взгляд. Рентген. Выстрел в упор. Даже от фотографии жутко. Смершевец или гэбист. А может, и кто похуже.

Рядом с ним миниатюрная Элеонора казалась ангелом, цветочной феей и бесстрашно держала майора под руку, улыбаясь детской улыбкой.

Этот рост и взор, и тонкие губы. Щеки впалые, как у черепа.

— Гордей? — догадался Майкл.

Старушка восторженно закивала:

— Мон ами, ах, что за воин! На него весь западный фронт молился. Он же разведчиком был, героем, сорок ходок за линию фронта! И всегда возвращался живым.

Ну еще бы! Хотя Гордей вполне способен вернуться мертвым. Доложить начальству о результатах и пойти себе могилку копать. Таких даже смерть боится!

Элеонора листнула альбом:

— Вот его рота, тоже разведчики. Смотрите, какие герои!

Майкл посмотрел и вздрогнул. Он сразу узнал фотографию.

Целый отряд по стойке смирно, видимо, однополчане. Все, как один, смотрели на Майкла, чудесно воскреснув на старом снимке, не оскверненном алым. Вот он, Гордей, самый высокий. Как такой дылда ходил на задания? А рядом с ним ветеран, от которого ждал неприятностей Майкл. Чей мундир испортил по наводке Актива.

— У меня мама пропала, — невпопад пожаловался старушке. — Уехала в грозу, и в городе нет. Наверное, отчим припрется в Затишье. Как думаете, ее найдут?

Элеонора всплеснула руками, присела рядышком на диван:

— Ох, Настенька, как же так! Древо поможет, Иванов сын.

Аристарх тоже отвлекся от чая:

— Настенька — она пробивная, выражаясь современным сленгом. Она дружит со всеми тропами и открывает любые двери. Обязательно сыщет путь.

— Гой еси, — согласился Майкл. А что ему оставалось?

Может, вправду пойти в волонтеры?

Вдруг, работая на Гордея, он задобрит его фронтового друга и отмажется от суда? Маму разыщет? Ведь Гордей — разведчик, должен уметь искать! Выпросит пропуск к беловолосой…

Майкл огляделся, ища жучки, пытаясь вычислить их в светлой комнатке, украшенной кружевными салфетками.

Отчаявшись, просто сказал в пространство:

— Я буду волонтером. Согласен.

— Очень хорошо, мон ами! — сломала паузу Элеонора. И хитренько заулыбалась: — Как патетично обставлен выход, а, Аристарх Серафимович? Раз уж вы волонтер, Мишель, вот вам задание номер два. Здесь список продуктов, их нужно купить. Скажите продавцу, что покупки за счет Кунсткамеры, — тут старушка заливисто рассмеялась. — А потом отвезите их на Заставу, там Ниночка мается без свежего хлеба. Сделаете? По дружбе?

— Конечно, по дружбе, Элеонора Карповна! — не стал раздумывать Майкл. — Безо всякого волонтерства.

Продуктов в списке набралось с избытком, хватило на тележку с горкой. К свежему хлебушку добавились крупы. И сахар, и маслице, и колбаска. И крепкий местный квасок. А еще увесистый мешок картошки и три огромных пакета корма для вездесущих котов.

Видно, Ниночка была кошатницей, и Майкл от себя добавил шесть пакетиков влажного корма: побаловать пушистых любимцев. Он уже понял, что коты в Затишье — объект поклонения и почитания, культовые животные. Значит, подношение будет кстати. Не домашним, так уличным подадут.

— Картой расплатитесь али как? — улыбнулась молоденькая продавщица.

— А как обычно здесь платят? — Майкл улыбнулся в ответ.

— Ну, бывает, достанут мешок, сыпанут на прилавок мелочь, а ты полдня пересчитывай и гадай, откуда металл.

— Запишите на счет Дома-на-сваях.

Продавщица хихикнула:

— Я догадалась. На Заставу потащите? Или в Кунсткамеру? Кто-то классное назвище этой жести придумал! Чисто Кунсткамера, чур меня, чур! И по фасаду, и по жильцам. Одни бабки-дедки паранормальные!

Она согласилась присмотреть за покупками, пока Майкл сгоняет за велосипедом:

— В угол задвиньте и вся печаль. Никто у Гордея украсть не рискнет!

«Я бы точно не рискнул!» — согласился Майкл, но не стал озвучивать очевидное. Просто представил, как безногий старик наказывает за воровство. Как препарирует вора, отрезает пальцы, кишки вынимает. И вешает на крыше Кунсткамеры, чтоб другим неповадно было.

Он сбегал домой за великом, сверкающим новой краской, вознес хвалу Петькиному батяне за приделанную сзади грибную корзину. Все, что не влезло в плетенку, Майкл упихал в рюкзак, вспомнил уроки Илайши, сосредоточился на собственной силе, на ресурсах тела и конечной цели. Прокрутил педали разок, другой и поехал, вызвав восхищенный вскрик помогавшей ему продавщицы.

Заставой, как она объяснила, называли в Затишье дом у Тишинки, тот, что между Кунсткамерой и изгибом реки. Майкл его помнил: кривые яблони и среди них избушка. Интересное название: Застава. На заставе должны жить пограничники, а не старушка с котами. Впрочем, все старики в Затишье были как на подбор, с аномалиями! А на котов тут вообще молились, даже в магазине подарили пакетик лакомства для котят. Девица сказала: на счастье!