На расстоянии поцелуя (СИ) - "Lieutenant Lama" - Страница 18

Я подъехал к аэропорту, чувствуя себя королём, вышел из своей крутой и только что помытой тачки, лучезарно ухмыльнулся уже не по-весеннему яркому солнышку, словно это были вспышки камер, а я вылезал из лимузина на красную ковровую дорожку, и направился внутрь.

Я красиво уселся на скамейку и принялся нервно скроллить мемы, не забывая то и дело поправлять причёску. Когда в зал стали выходить люди с чемоданами, встал, бегая глазами по толпе, и, кажется, что-то случайно напечатал в чате со своим научным руководителем (теперь уже бывшим, слава всем существующим богам).

Амина я узнаю не по его походке, не по смуглой коже и даже не по необычному для местных прикиду. Я вообще его не вижу поначалу: среди множества разнообразных лиц, прибывающих в столицу, он легко теряется, но (и тут нужно сказать, что для меня это — довольно шокирующее обстоятельство, о котором я в душе не ведал) реагирует метка на моём плече. Реагирует слабо, она уже почти сошла, аннигилировав секрет с клыков альфы, но я всё равно чувствую уже знакомую радостную пульсацию в том нашем секретном местечке (хотя кого я обманываю, Минс всё успел в деталях рассмотреть).

Я прикусываю щёку изнутри, но внешне остаюсь невозмутим. О свойстве меток угадывать своего хозяина я не слышал. Меня это никогда не интересовало, но... я и не думал, что могу быть настолько тёмным человеком касаемо альфа-омега отношений, учитывая наличие гиперопекающей мамы и гиперебливого дружка.

Что ж.

Я ныряю в толпу, безошибочно угадывая направление.

Амин и будет тем, кто меня всему обучит. Он-то по любому должен многое об этом знать.

Я позволяю пошловатой ухмылочке скользнуть по своим губам. Когда я наконец вижу Амина, улыбка невольно становится шире, намного шире, а метка начинает «повизгивать» — вибрировать быстро-быстро, посылая сигналы в мой организм. Сигналы эти до ломоты приятны и неудобны одновременно. В узких джинсах становится тесновато, а между ягодиц — влажно. Тело на Амина реагирует однозначно. Оно жаждет спаривания с подходящим самцом. Я тоже, но, к сожалению, я связан приличиями и не могу встать раком прямо посреди переполненного людьми аэропорта.

А ещё Амин для меня — не просто красивая игрушка. Он достоин того, чтобы уважать его культурные заморочки (я так называю их дурацкую целомудренность), пусть и ценой страданий от воздержания.

С улыбкой от уха до уха я бросаюсь к нему ещё прежде, чем он успевает меня заметить.

Амин охает и вздрагивает, когда я крепко обнимаю его, наконец-то вдыхая его настоящий запах и, о боже, этот запах практически сводит меня с ума. Он тихий, очень тихий, но такой... словно цветочный бутон — должен раскрыть свои лепестки, чтобы позволить увидеть всю свою красоту.

Я кладу голову ему на плечо, цепляясь руками за спину и радостно смеюсь, потому что мгновения, которого достаточно для того, чтобы Амин мог узнать мой запах, да и меня в целом, проходит, и я чувствую его лёгкие руки (действительно могли бы быть руками хирурга!) на своих плечах, и его губы касаются моих волос — прощай, идеальная укладка!

Вечно бы так стоял с ним. Вдыхал едва заметный запах с его плеча, сжимал его в своих руках... но у Амина явно другие планы. Только я собираюсь нагло облапать его бока, как меня мягко отстраняют, и это... весьма неприятно. На короткий миг я даже проворачиваю в своей голове сценарий, где Амин посылает меня на все четыре стороны, завуалированно обзывая шлюхой, и весь аэропорт смотрит на это зрелище, и через день в газетах уже появляются заголовки о моём позоре...

Но на губах Амина улыбка, и видно, что он чем-то смущён — ладно тебе! мы же в моей стране, здесь можно! — поэтому я проглатываю своё неудовольствие и страх и снова улыбаюсь, хотя уже не так искренне.

— Привет, — говорю я тихо.

— Привет. — Амин, смотрит на меня сияющими зелёными глазами, и ради того, чтобы он смотрел так на меня и дальше, я готов простить ему что угодно. Он скромно держит мои пальцы в своей руке, и я чувствую, ещё немного, и я лужицей стеку ему под ноги от этого нехитрого касания, когда кто-то из толпы толкает меня в плечо. — Эмиль... — В зелёных глазах Амина слишком много глубинной нежности и обожания, хотя, подумать только, это наша вторая встреча...

Я сжимаю его пальцы своими, и, посмотрев в сторону, наконец осознаю причину настолько церемонного поведения Амина, и это — не его культурные заморочки. За спиной моего сексуального божка стоит весело наблюдающий за нами молодой человек, подозрительно на этого божка похожий.

Умение держать лицо я впитал с молоком матери, поэтому, не дрогнув ни одним мускулом, изучаю младшего брата Амина с вежливой, формальной улыбкой и лёгким прищуром, который должен дать человеку невербальный сигнал, заменяющий несколько фраз вроде: «че лыбишься, скотина» или: «а ну отвернулся, дай мне побыть со своим парнем», а ещё: «ну я тебе это припомню!».

К слову, братец у Амина тот ещё кадр. В хорошем смысле. Из тех альф, по которым с первого взгляда видно, что они альфы: мощный, высокий, с тяжёлой челюстью. Да тут и смотреть не надо — я могу почувствовать его запах даже стоя на расстоянии. Сильные феромоны, я бы даже сказал, кричащие. Парень даже выглядит старше Амина, хотя я знаю, что он должен быть моложе на два или три года. И он не так хорош с лица, как Амин, однако, в отличие от Амина, не раскрывается постепенно, а сразу бросается в глаза, как и его запах: заметный, насыщенный.

— Эмиль, это мой брат, Умид. — Амин отходит чуть в сторону, чтобы представить нас, но не отпускает мои пальцы, а я просто наслаждаюсь звуками его голоса, пока меня осматривают с едва заметной ехидной усмешкой.

И зачем он вообще взял своего брата? Может быть, у него дела здесь? Да какие могут быть дела у ненаследного «принца» в другой стране? Судя по его мускулатуре, он всё свободное время проводит в спортзале, а никак не в офисе. А может, Амин просто решил показать брату мир или типа того? Но у них, насколько я знаю, довольно натянутые отношения, так что...

— Привет. — Я протягиваю Умиду руку, вежливо улыбаясь. — Надеюсь, полёт прошёл хорошо.

— О, кто-то всю дорогу жаловался... — Он ехидно покосился на старшего брата, осторожно сжимая мою ладонь, словно она фарфоровая (я бы закатил глаза, если бы это не было верхом неприличия). Голос Умида был похож на голос брата, но акцент чувствовался сильнее. — Но в целом отлично, спасибо за беспокойство.