Город имени меня (СИ) - Ру Тори - Страница 18

Подозрительно смотрю в его лицо и с опозданием осознаю, что заказ — для меня. От запаха кофе и картофеля фри съезжает крыша, легкая тошнота предательски подступает к горлу, слюна заполняет рот, но я упрямо мотаю головой и протягиваю ему только что купленную еду:

— Обойдусь. За все надо платить, ведь так? А у меня денег нет.

Юра игнорирует мой жест — прищуривается, выворачивает руль вправо, встраивается в поток транспорта и теряет ко мне всякий интерес.

За окном проплывают ажурные заборы респектабельных жилых комплексов, разноцветные горки и песочницы детских площадок, широкие пустые парковки, аккуратно подстриженные изумрудные газоны во дворах.

Город погружается во тьму, а я, сжимая вожделенный горячий стакан, задумываюсь над приоткрывшейся истиной.

Кажется, я слишком плохо отношусь к людям — наперед вешаю всех собак, извращаю поступки, переиначиваю намерения. Верю в любую очерняющую, удобоваримую ложь, но не принимаю доброго отношения и мгновенно пускаю в ход колючки.

Все мы родом из детства — именно с той поры я ненавижу оладьи, кружевные салфеточки, ободряющие улыбки и обещания, не значащие ничего. Однако у прекрасных самодостаточных ребят нет таких травм. Юра, Света, Ярик, Элина... они просто любят друг друга, и это правильно. Это со мной, вредным сорняком, что-то не так...

Авто плавно тормозит на стоянке элитного многоэтажного монстра, подпирающего блестящим шпилем фиолетовую тучу — хаты в этом шикарном доме пафосно рекламировали несколько лет кряду, и даже на этапе строительства они стоили запредельно дорого.

Юра отстегивает ремень, явно раздумывая, что со мной делать, склоняет набок голову и устало вздыхает:

— Давай начистоту: Оул мне все про тебя рассказал. Поэтому... просто ешь, ладно? А я метнусь до квартиры. — Он светло улыбается, и мысли разлетаются испуганными воробьями. — Только, ради всего святого, не угоняй мою крошку...

Хлопнув дверцей, он уходит, и я завороженно наблюдаю, как его стройная темная фигура минует ворота и входит в подъезд.

Без него пыльным душным мешком наваливается одиночество. Тишина и темнота.

Посторонний взрослый парень вытащил меня из переделки, вынес мозги за провинность — да так, что я едва ли когда-нибудь снова сверну на кривую дорожку. А еще он не забыл, что мой постоянный спутник — мучительный голод и, несмотря на драку при первом знакомстве, запомнил, что именно я ела тогда.

Это ли не забота?.. Не о ней ли с придыханием говорила Света, не про нее ли в отчаянии рассказывала Элина?..

Глаза жжет, я ожесточенно моргаю. Рыдания давят на переносицу, под ребрами горит огонь.

Пакет подрагивает на коленях, кофе сквозь тонкие картонные стенки согревает ладони. Разворачиваю шуршащую упаковку и накидываюсь на еду — она смешана со слезами, царапает горло, но возвращает к жизни. Ничего вкуснее я доселе не ела. Никого не любила сильнее, чем его...

По мере наполнения живота проясняется и в голове, и новые открытия прилетают в лицо ошметками вины и грязи.

Не надо было выпячивать свою испорченность, огрызаться и переходить красные линии — я ни черта не знаю о его прошлом. Зато жру за его счет, неадекватно реагирую, нарываюсь и оскорбляю. Если бы не мой поганый рот, возможно, мы были бы на одной волне...

Теперь же может помочь разве что покаяние. Да я, черт возьми, готова каяться на коленях, лишь бы хоть немного очистить свое реноме в его прекрасных глазах!..

Юра возвращается, занимает соседнее кресло и с щелчком поворачивает ключ зажигания. По приборной панели рассыпаются разноцветные огоньки, из динамиков раздается тихий сонный трип-хоп.

Выпиваю остатки кофе, поспешно прячу стакан в пакет и, набрав в грудь побольше воздуха, решаюсь:

— Юра. Извини. За каждый раз, когда не уследила за словами. Я не хотела задевать или лезть не в свое дело. Просто... у меня всегда так. Что в уме, то на языке...

— Забей. У меня тоже.

Его дружелюбие подкупает настолько, что я готова броситься ему на шею и скоропостижно скончаться от счастья.

— Спасибо тебе. Спасибо, что выручил! Спасибо за еду! — меня несет, а Юра до хруста костяшек сжимает руль и взвивается:

— Забей уже, а? Не мешай вести машину!

Внимаю его разъяренному воплю, откидываюсь на теплую гладкую спинку, удовлетворенно замолкаю, но не могу сладить с довольной улыбкой — хорошо, что в салоне темно.

Не каждый день удается растопить тысячелетнюю мерзлоту. Не каждый день наступаешь на горло собственной песне ради того, кто тебе важен, и ощущаешь радость.

Историческая часть встречает нас пустыми темными дворами, слепыми, наглухо заваренными оконными проемами заброшенного универмага и одиноким фонарем над припаркованными как попало автомобилями гостей. В веренице огромных окон второго этажа мелькают тени. Мотор смолкает, в наступившей тишине слышатся голоса и монотонный писк сверчка.

У лобового стекла загорается голубоватая лампочка, бледное отражение Юры в нем завораживает и отнимает последние силы.

— Я не доставлю тебе неприятностей! — обещаю со всей искренностью, и Юра нервно кивает:

— Просто не отсвечивай. И, да: увижу с бутылкой — вылетишь без раздумий. Окей? — его волшебный взгляд скользит по моему лицу и шее, задерживается на декольте, а на точеных скулах вдруг проступают розовые пятна.

Черт знает что. Он точно пялится — это как прикосновение, и я чувствую его тепло.

В ответ в груди разливается горячая волна, приятная... до эйфории, до желания закричать во все горло.

— Я догоню. Вали уже! — судорожно запустив в каре длинные пальцы, умоляет Юра, и я, нашарив в темноте ручку, в первобытном ужасе вываливаюсь из салона.

В глазах двоится, сердце колотится у горла, широкая лестница, освещенная неверным светом уличного фонаря, качается и плывет. Я высказала Юре далеко не все, что накопилось и тянуло за душу, но он точно услышал.

Он... услышал, и теперь мы как минимум не враги.

Неловко перепрыгивая ступеньки, на ватных ногах спешу на второй этаж. Огромный детина в футболке с изображением самореза на сей раз без вопросов отступает с дороги, и я оказываюсь в искаженной реальности флэта — в окружении множества красивых и ярко одетых людей, веселых улыбок, громких голосов и музыки, орущей из колонок.

Концерт еще не начался, у барной стойки наблюдается скопление гостей, среди них напропалую звездит хозяйка, и ее блондинистые букли озорно пружинят в такт смеху и развязным движениям. Как по наитию, она оборачивается, замечает меня, и густо подведенные глаза вспыхивают хищным интересом, а черные губы разъезжаются в милой улыбке.

Прищуриваюсь, закусываю изнутри щеку и дивлюсь очевидному, но возмутительному факту: эта сводня специально отправила на помощь именно Юру.

"Вот черт!.."

Она могла преспокойненько прыгнуть в машину и в считанные минуты добраться до секонда, уболтать или подкупить красномордого орка и вытащить меня из передряги. Когда у Светы есть цель, не существует никаких препятствий.

Вместо этого она закатила истерику и сбила с толку самого Юру — холодного темного эльфа, держащего чувства на коротком поводке.

Впрочем... не такой уж он и холодный. По коже до сих пор ползут мурашки, в венах кипит адреналин, набекрень съезжает крыша.

Я ни с кем не готова обсуждать наше обоюдоострое, чересчур нервное общение и, поняв, что Света решительно направляется именно ко мне, усиленно расталкиваю локтями выросших на дороге людей и запираюсь в туалете.

Включаю воду, прислоняюсь к шершавой плитке и пытаюсь дышать.

Итак...

Я страшно опозорилась перед Юрой.

Он вытащил меня из безвыходной ситуации.

В его словах были раздражение, злость, сочувствие — все что угодно, но только не ледяное презрение...

Ума не приложу, что со мной — внутри будто одновременно разладились все системы. Я и рада бы прийти в себя, стать прежней — рассудительной, спокойной и гордой, но не могу. Как и не могу решить, прикрыть слишком глубокое декольте олимпийкой, или снять ее, расправить плечи и вернуться в зал.