Два убийства на вилле «Нескучная жизнь» - Агранянц Олег - Страница 19

— И он поставит диагноз: «Интенсивное покраснение ягодиц, вызванное ударами ремня»?

— Успокойтесь. Сядьте и успокойтесь.

— Я постою. Уж не знаю теперь, когда смогу сидеть.

Я предложила:

— Я вызову машину. Она отвезет вас домой. Хотя машина вам не подойдет. Вам нужен автобус. У нас в парке есть хороший просторный автобус. В нем можно ехать стоя.

Она вспылила:

— Смешно? Я посмеюсь, когда твоему брату-мошеннику влепят десять годков, а тебя отправят директором провинциального музея. Нельзя же иметь министра, у которой брат преступник!

Ну это уже слишком!

— Может быть, достаточно?

— Не любишь правду! А она колючая. Боишься, узнают про твои делишки с Морковко.

Я подошла к телефону. Набрала номер междугородной связи. Москва. Министерство культуры.

— Соедините меня с Василием Кирилловичем.

— Слушаю.

— Это Елена. Узнал?

— Узнал.

— Как у вас в Москве?

— Сегодня дождь.

— У меня к тебе дело. Помнишь, ты мне говорил, у вас есть вакантные должности директоров театров? Есть тут у меня одна дама. Просится на самостоятельную работу.

— Отлично. Мне нужен директор театра. Рекомендуешь?

— Рекомендую. И отпускаю со слезами. Где этот театр?

— В Урюпинске.

— В Урюпинске? Отлично.

— Когда она может начать работу?

— Она готова начать хоть завтра.

— Когда будешь в Москве?

— Через неделю. Как Наталья?

Наталья — это его жена.

— В порядке.

— Передай привет.

Я повесила трубку и повернулась к Дине:

— Сегодня же сдадите дела. И первым самолетом в Урюпинск.

И ушла.

То, что сказала Дина, повергло все общество в полное изумление.

Григорий ее спрашивал, она отвечала, а я слушал и не верил. За последние дни я достаточно хорошо ее изучил. У нее ничего не бывает «просто так». Всегда есть расчет. В каждом шаге, в каждом слове.

Я посмотрел на ее купальный костюм: трусы плотно закрывали то место, по которому ее якобы били. По бокам ни одного красного места. Больно тонкая работа.

Ада спросила:

— Они не насильничали?

Дина ответила, что нет. Странно. Хулиганы попались какие-то целомудренные.

Ада вспомнила про разрисованную задницу Лимоны:

— Тебе ничего не нарисовали там?

— Хотите посмотреть?

Никто не захотел. А зря, можно было бы убедиться, правда ли ее пороли.

А потом начался сеанс правды.

Начала она с меня. Сказала, что документы мои не нашлись и что меня демобилизуют уже завтра! Правда, какое-то время я должен буду пользоваться документами на имя Робинзонова Кузьмы Платоновича. Но буду свободен. Ах, это сладкое слово «свобода»! А я чуть было в подводный флот не напросился!

Я слушал и одним глазом смотрел на министершу. Я видел, что она нервничает. А не придумала ли Дина эту идиотскую историю специально для нее?

Министерша предложила вызвать машину и ядовито добавила, что лучше вызвать автобус, так как на нем можно ехать стоя. И тут Дина сорвалась. И начала и про брата-мошенника, и про какие-то мне неизвестные делишки с Морковкой. Мне стало ясно: она перешла черту. Министерша держалась спокойно:

— Вам придется искать новое место работы.

— Нашла, чем пугать! — огрызнулась Дина.

Министерша тут же позвонила в Москву и попросила найти Дине работу. И работа быстро нашлась. Директором театра в Урюпинске.

— Сегодня же сдадите дела, — сказала министерша. — И первым самолетом в Урюпинск. Или хотите куда севернее?

— Завтра я буду в Урюпинске, — холодно ответила Дина. — Мне будет удобно везде, где нет вас.

Нет, определенно она все предусмотрела.

Министр вызвала свою машину и ушла.

— Урюпинск, где это? — спросила простодушная Ада.

Ответил Григорий:

— Приедет, разберется на месте, потом позвонит.

Дина осмотрела нас всех и медленно отчеканила:

— Народу много, а прощаться не с кем.

Я подумал, а не воспользоваться ли мне положением, и спросил ее:

— Вашему театру не нужны первые любовники?

— Директору театра, особенно если это женщина, всегда нужны первые любовники.

— Как с зарплатой?

— Как везде. Невысокая.

— А жилье?

— На первое время остановитесь у меня.

— Подойдет. Я могу приступить к работе хоть сегодня.

— Я догадалась.

Вбежала Вильма. По ее испуганному лицу я понял: что-то случилось.

— Лимона там… Лежит. Ее убили. Вроде бы тоже шпагой.

Шекспир кончился. Начался Хичкок.

Дина отвезла меня в гостиницу, оплатила номер за три дня и уехала. Больше я ее не видел.

Я подождал два дня и поехал в Министерство культуры. Вильма познакомила меня с начальником военного стола. Тот сказал, что решение о моей демобилизации уже есть, но новые документы придется ждать несколько дней, а может быть, и неделю.

Вильма и Леонард помогали мне. Вильма переехала в номер к Леонарду, а я поселился в ее однокомнатной квартире. Деньгами меня снабдила Ада. Хватило на пару дней. Потом меня кормил Леонард.

Я не знал, что мне дальше делать, и на случай позвонил своей старой знакомой по театру Юлечке Недобитовой.

— Немедленно приезжай. У нас Тузенбаха пятый день не могут вывести из запоя. Вчера вообще играли без Тузенбаха. Следующий спектакль завтра. Я не могла тебя найти. Хорошо, что ты объявился.

На следующий день я уже играл Тузенбаха, а через день — Беркутова в «Волках и овцах».

Юля была счастлива и, вопреки воле автора, в третьем акте перешла на ты. Вместо «Надолго вы к нам?» спросила: «Ты к нам навсегда?»

Я удивился, но ответил по тексту:

— Нет. К несчастию, на короткое время; я приехал по делу.

Дальше мы продолжали по Островскому, но Юля настойчиво звала меня на ты и некстати подмигивала.

— А в этом что-то есть, — сказал главреж. — Вот в Москве в Ленкоме Глумов Мамаеву прямо на сцене трахает.

Будучи интеллигентом старой гвардии, вместо относительно молодого «трахают» он употребил известное русское слово того же значения.

— Трахает, — согласился я, употребив то же слово.

Юля выразила готовность не отставать от столицы, а главреж сказал:

— Публика у нас очень отсталая, не поймет. Провинция!

Фамилию мне вернули только через два месяца. Но в афишах уже написали Робинзонов. И мы с главрежем решили, что Робинзонов — прекрасный псевдоним.

— Публике надо что-нибудь запоминающееся, — сказал главреж.

Потом Юлю пригласили сниматься в сериале о бандитах.

Она предложила продюсеру:

— Возьмите Робинзонова.

— Фамилия подходит, — одобрила режиссер по кастингу.

И началось.

Я быстро выдвинулся в первые любовники, начались сериалы. Я прыгал, стрелял, в один день убивал больше людей, чем во всех трагедиях Шекспира. Работа была адская. Приходилось сниматься в трех сериалах сразу. И не забывал театр. Меня стали узнавать на улицах. Просили автограф.

Однажды ко мне за кулисы пришел Григорий. Мы играли «На всякого мудреца». Я пригласил его после спектакля в кафе. Он согласился.

В кафе меня знали:

— Кузьма Платонович, вам как всегда, у окна?

— А ты что, так и по жизни остался Робинзоновым? — удивился Григорий.

— Да нет. Сохранил для театра.

— И правильно. Аристовых много, а Робинзонов один.

Заказали по бокалу коньяка.

— Давай за те годы, — предложил Григорий.

Я согласился. Выпили.

Григорий вздохнул:

— Плохо тогда все кончилось. Вспоминаешь?

— Да нет. Театр, кино.

— Больше никого из тех не встречал?

— Не встречал. А вы?

— Встречал. Профессия такая.