Плащ и галстук (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 39

— И как так получилось? — риторически спросил я потолок, а затем, спихнув голую балдеющую извращенку на матрас, попробовал покинуть эту обитель порока, работающую на полставки моей спальней. Что получилось не слишком то успешно, потому как сзади в майку мне вцепились мертвой хваткой с просящим воплем «Давай по нормальному! Витя! Ну пожалуйста!»

Черт.

— Мы договаривались! — реакция от Палатенца поступила незамедлительно. Вмиг возникшая у кровати Юлька растопырила руки, проливая целые пучки миниатюрных молний на схватившую меня брюнетку. Та, едва не порвав мою любимую алкоголичку, отцепилась, принявшись вовсю дергаться на кровати, протестующе мыча под воздействием электричества. Вяло ругнувшись, я ушел на кухню пить чай.

Почему мне уже давно кажется, что я живу вторую жизнь не в великом ужасном могучем СССР, а в каком-то комедийно-трэшевом триллере с арт-хаусными порновставками?! Вон, куда уж артхауснее призрака, херачащего молниями счастливо пищащую малявку с отбитой жоп… стоп, жопа в порядке, это я руку отбил.

— Юль, ни в чем себе не отказывай! — донес я до мстительного духа свою точку зрения, — Она заманала меня на по*бушки разводить! Я знал, что Кладышевой нельзя доверять!

— …моооооожно! — умудрилась пропищать «жертва», извивающаяся от своего больного удовольствия в виде интенсивной электрической стимуляции. Окалина-младшая, в ответ на это, взмахом руки закрыла дверь и, судя по всему, утроила усилия по «наказанию» похотливицы. Видимо, снова придется новое постельное белье у бабы Цао просить, спалит же нафиг...

А знаете, что самое смешное во всей этой ситуации? То, что у меня нет женщины. Яйцами скоро можно будет груши эффективно околачивать… Тьфу!! И ведь даже нельзя спросить небеса о том, когда моя жизнь свернула не туда!

Кто там пищит «трахни уже кого-нибудь»? Нафиг иди, да? И мозг включи! Никого нельзя! Даже Сидоровой поблизости нет!

— Шипоголовый! — ожил динамик интеркома знакомым старческим скрипучим голосом, — Поднимайся. Нужно встретить новых жильцов. И захвати с собой соседку.

— Которую? — из вредности поинтересовался я, пребывая не в восторге от властной бабки.

— Ту, которая может стоять на ногах! И оденься, наконец!

Ох, бедная баба Цао, чего только она в этой жизни через камеры и не повидала-то…

— В этой хате я единственный, кто твердо стоит на ногах…, — с оттенком гордости пробормотал я, отправляясь облачаться в комнату, полную греха, стонов и валяющегося на моей обугленной кровати порока.

Мда, думаю, вы теперь куда как лучше понимаете мою нездоровую симпатию к Вольфгангу? Точнее, учитывая все обстоятельства, здоровую?

То-то и оно.

Против произвола старой китаянки я возражать даже не думал. Отношения важны, а значок за отворотом моих рубашек и курток обязывает на определенные действия. «Ноблесс облайж», так сказать. Вскоре мы с Юлькой стояли у крыльца рядом с Цао Сюин, наблюдая, как к «Жасминной тени» неспешно подкатывает автобус.

— Не понял? — пытаясь удержать челюсть на месте, вопросил я.

Ответом был лишь старческий смешок.

Их было ровно двенадцать. Шесть юношей, шесть девушек, выстроившихся в ряд. Совершенно одинаковые позы, выражения лиц, стрижки. Одеты? Совершенно одинаковые наряды мужского и женского кроя, настолько гражданские и новые, что хотелось заорать «не верю!». Особенно на фоне крупных таких вещмешков! Совершенно одинаковых! Разный цвет волос взгляд вообще не цеплял, слишком уж во всем остальном были эти подтянутые и атлетичные молодые люди похожи друг на друга.

— Захар Петляев! — четко сделал шаг вперед первый в линии, — Оренбуржский сиротский дом номер 12/3, выпускник!

— Виктор Лазутин! — тут же рванул вперед следующий, называя тот же адрес.

И так все. Четко, синхронно, одинаково… жутко. Что это за оловянные солдатики?

Петляев тем временем делает вперед еще пять шагов, а затем, задрав голову, смотрит прямо на Юльку. В его взгляде безразличие двух пингвинов, меланхолично совокупляющихся возле флагштока, стоящего в центре Северного Полюса.

— Товарищ Цао Сюин? — умудряется он придать своему голосу слабые оттенки вопроса, — Разрешите доло…

— Я — Цао Сюин! — не выдерживает бабка.

— Товарищ Цао Сюин! Разрешите доложить! — ноль эмоций, ноль сомнений, ноль изменений в интонации, но затем начинает дико тормозить и дергаться, — Отряд… команд… груп…

— Добро пожаловать! — не выдерживаю я всей этой профанации. Ну просто устал уже прикусывать себе язык, чтобы не издать вопль «Нет, это я — Цао Сюин!», — Доклад закончите позже, внутри. Пока прошу именно туда проследовать всему… всем приехавшим! Кстати да, лейтенант Изотов, Виктор Изотов.

Молодцы, странные ребенки. Пока китаянка не шевельнула рукой, «мол, заметайтесь», ни один из них даже не шевельнулся. Только рявкнули «Здравия желаем, товарищ лейтенант!» так, что Юлька, ойкнув, спряталась мне за спину, шокировано бормоча «они меня не знают…».

— Если это не регулярное военное формирование, то я — утка, — задумчиво обратился я к хмурой китаянке, наблюдающей за синхронным всасыванием молодых людей в «Жасминную тень», — …а они, как мне всегда казалось, запрещены наглухо, если речь идёт о неосапиантах…

— Это особые дети, шипоголовый, — китаянка ответила, только когда последний из команды военизированных неогенов заскочил внутрь, а автобус снялся с места, — С ними всё иначе…

Пока Цао-старшая распределяла новое пополнение по верхним этажам основного здания, я задумчиво курил на крыльце с притихшей Юлькой под боком. Еще одна деталь от этого прекрасного Советского Союза со скрипом, скрежетом, искрами и высекаемой стружкой вставало на место.

Никогда не задумывался — а как живут неосапианты-преступники? «Злыдни», «доброхоты», либо просто безыдейные, наворотившие дел? Молва ходила о трудовых лагерях, о командах анонимных «копух» и «ксюх», о оперативных группах, патрулирующих Дремучий и никогда не снимающих шлемы, закрывающие лица. Это — да. Но в остальном? Неа. С глаз долой и из сердца вон. Своих проблем хватает.

Как оказалось, никто не собирался делать такую глупость, как запрещать неосапиантам-преступникам дружить телами в сексуальных контактах. Даже более, в «переопылении» участвовали и простые заключенные, не просто так, конечно, а за весомые послабления. И, конечно же, у подобной практики были свои «плоды». Большая часть таких плодов попадали во вполне обычные детские дома, а вот меньшая, самая особенная, в очень специальные детские дома. Способности, психические отклонения у доноров, все возможные нюансы и отклонения родителей подобных детей, способные передаться по наследству, были учтены.

И вот, нам прислали партию специально обученных детишек. Они нам охрану, мы им социальную адаптацию. Клево, да?

— Какую охрану? Куда охрану? — охренел, какой уже раз за день, я, — Мы в самом защищенном месте Стакомска!